— Сегодня в столовой, когда вы с Дейменом не стали нежничать как обычно, я уже готов был восхититься, но ты, как вижу, нашла себе новое развлечение, еще похуже. Я серьезно, Эвер. Отвинти крышку и намажься уже, или отдавай!
Но я не отдаю тюбик, наоборот — сжимаю в руке, стараясь считать энергию. Нет, это действительно какой-то, дурацкий крем от прыщей. Причем действенный.
— Ну, ты закончила? — хмурится Майлз.
Пожав плечами, отдаю ему крем. Чувствую себя, мягко говоря, неловко. Майлз прячет тюбик в карман и делает шаг к двери, и тут я, не удержавшись, спрашиваю:
— Значит, ты заметил?
Он раздраженно останавливается.
— Что заметил?
— Отсутствие м-м… нежностей.
Майлз оглядывается и корчит выразительную гримасу.
— О да, я заметил! Я думал, вы просто приняли мою угрозу всерьез.
Я непонимающе смотрю на него.
— Сегодня утром, помнишь, я сказал, что мы с Хейвен устроим забастовку, если вы не прекратите… — Он встряхивает головой. — Ладно, проехали. Можно, я вернусь в класс?
Я киваю.
— Прости… Извини, что так получилось… Закончить я не успеваю — за Майлзом уже захлопнулась дверь.
Глава 6
Придя на шестой урок — изобразительное искусство — я с облегчением вижу, что Деймен уже на месте. На литературе мистер Робинс завалил нас заданиями, и в столовой поговорить не удалось, так что я мечтаю наконец остаться с Дейменом наедине. Ну насколько можно быть наедине, находясь в классе, где сидит еще тридцать учеников.
Накидываю халат, собираю рисовальные принадлежности, выхожу из подсобки, и сердце болезненно сжимается: на моем месте снова сидит Роман.
— А, Эвер, привет!
Он кивает, устанавливая чистый холст на моем мольберте, а я стою с кистями и красками в руках и беспомощно смотрю на Деймена — он так погружен в рисование, что меня в упор не видит.
Я уже готова шугануть Романа, как вдруг вспоминаю слова Хейвен: что я, мол, не терплю новых людей. Неужели она права? Испугавшись, я натягиваю на лицо улыбку и пристраиваю свой холст на свободный мольберт по другую сторону от Деймена. Завтра обязательно приду пораньше и займу свое законное место!
— Что же, излага-айте, чем мы тут будем занима-аться? — тянет Роман, зажав кисточку в зубах и вопросительно глядя на нас с Дейменом.
Вот еще что жутко раздражает: обычно британский акцент мне даже нравится, а у этого типа просто царапает слух. Может быть, потому что насквозь фальшивый. Видно же — он так говорит только тогда, когда хочет выпендриться.
Не успела я так подумать, как опять становится совестно. Все знают: если человек изо всех сил старается выглядеть крутым, это признак неуверенности в себе. Да и кто не будет чувствовать себя неуверенно в первый день в новой школе?
Я решаю, что надо быть с ним приветливее, хотя неприятное ощущение под ложечкой остается.
— Мы сейчас проходим всякие «-измы». В том месяце каждый выбирал себе направление по вкусу, а сей час всем велено изучать фотореализм, потому что в прошлый раз никто его не выбрал.
Роман осматривает меня — начиная с отросшей челки и заканчивая золотыми пляжными шлепанцами, Рассматривает неторопливо, с ленцой, так что у меня в животе все скручивает не по-хорошему.
— Понятно. Значит, нужно рисовать очень реалистично, как на фотографии? — спрашивает Роман, глядя мне в глаза.
Я не отворачиваюсь, а он задерживает взгляд на несколько секунд дольше, чем нужно. Все равно, ни за что не стану ежиться и отводить глаза! Вытерплю, сколько придется. И хоть вид у Романа вполне дружелюбный, что-то в нем чувствуется темное, угрожающее. Словно вызов.
А может, и нет.
Потому что не успела я об этом подумать, как он произносит:
— Какие у вас в Америке замечательные школы; А у нас, в дождливом старом Лондоне, вечно теория преобладала над практикой.
И подмигивает.
Мне сразу становится стыдно за дурацкие домыслы. Во-первых, раз он из Лондона, значит, акцент не поддельный, как я вообразила, а самый настоящий и потом — у Деймена парапсихические способности куда как посильнее моих, а ведь он совершенно спокоен.
Кажется, Роман ему даже нравится. Что ж, тем хуже для меня — выходит, Хейвен в самом деле была права.
Я действительно ревнивая.
Собственница.
И страдаю паранойей.
И к тому же ненавижу новых людей.
Сделав глубокий вдох, начинаю еще раз, преодолевая комок в горле и тугой узел в животе, заставлять себя говорить доброжелательно, пусть поначалу это и явное притворство.
— Можно рисовать все, что захочешь, — произношу я лучшим своим приветливым голоском из прошлой жизни, до того, как вся моя семья погибла в автомобильной аварии, а меня Деймен спас и сделал бессмертной.
В те далекие времена я только так и разговаривала.
— Главное, чтобы на рисунке все выглядело настоящим, будто на фотографии. Собственно говоря, оценку будут ставить после того, как сравнят рисунок с фотографией. Ну, понимаешь, чтобы было видно, насколько качественно получилось.
Я оглядываюсь на Деймена — слышит ли он? Мне досадно, что он с головой ушел в рисование и даже слова мне не скажет.
— А он что рисует? — спрашивает Роман, кивая на мольберт Деймена.
Там на холсте возникает идеально точное изображение Летней страны. Каждая травинка, каждая капля воды каждый лепесток — все сияет, все словно можно потрогать Я как будто снова оказалась там. Роман кивает:
— Похоже на рай!
— Это и есть рай, — шепчу я, замирая от восторга и не успев подумать над своим ответом.
Летняя страна — не просто священное место, это еще и наша тайна. Одна из многих тайн, которые я обещала беречь.
Роман выгибает бровь:
— Так это место существует на самом деле?
Я не успеваю ответить. Деймен качает головой и говорит:
— Ей бы хотелось, чтобы так было, но на самом деле я его придумал, оно существует только у меня в голове.
Затем Деймен бросает на меня быстрый взгляд, прибавив мысленное послание: «Осторожней!»
— А как же ты будешь сдавать задание, если у тебя нет к нему фотографии? — спрашивает Роман.
Деймен молча пожимает плечами и снова углубляется в работу.
Роман все еще смотрит на нас, вопросительно прищурив глаза, и я понимаю, что так заканчивать разговор нельзя. Поэтому говорю:
— Деймен не слишком любит соблюдать правила. Предпочитает устанавливать их сам. Сколько раз он подбивал меня прогуливать школу, играть на бегах и еще того похлеще!
Роман, кивнув, возвращается к своему мольберту, а Деймен мысленно посылает мне букет алых тюльпанов. Я понимаю, что это значит — все получилось, наша тайна в безопасности. Обмакиваю кисть в краску и берусь за дело. Скорей бы звонок! Мы наконец сможем вернуться ко мне домой, и вот тогда-то начнутся настоящие уроки.
После звонка мы убираем рисовальные принадлежности в подсобку и направляемся на автостоянку. Хоть я и решила быть доброжелательной к новичку, все-таки не могу сдержать усмешку, увидев, что его машина стоит в дальнем конце площадки.
— До завтра! — радостно кричу я ему вслед.
Пусть все от Романа без ума, я ничего хорошего в нем не вижу, как ни стараюсь.
Отпираю машину, швыряю на пол рюкзак и, залезая на сиденье, говорю Деймену:
— У Майлза репетиция, так что я сразу к себе. Поедешь со мной?
Оглядываюсь и замираю от удивления: Деймен стоит прямо против меня, чуть покачиваясь, лицо напряженное.
— Что с тобой?
Протягиваю руку, дотрагиваюсь до его щеки — не горячая ли, хоть на самом деле я не думаю, что он заболел. Деймен качает головой, и на какой-то миг вся кровь отливает у него от лица, оно становится совсем белым. В следующую секунду это проходит.
— Извини, я просто… Как-то странно в голове.
Он сжимает пальцами переносицу и зажмуривается.
— А я думала, ты никогда не болеешь… Мы никогда не болеем?
Я не могу скрыть тревогу. Хватаю рюкзак — может, если глотнуть сока бессмертия, ему станет лучше? Деймену этого напитка всегда требуется гораздо больше, чем мне. Толком не известно, почему — Деймен предполагает, что за шесть веков у него возникло своего рода привыкание, и теперь с каждым годом приходится употреблять все больше и больше. Наверное, и со мной будет то же самое. Наверное, не скоро, но все-таки я надеюсь, к тому времени Деймен меня научит готовить бессмертное зелье, чтобы мне не клянчить без конца у него добавки.
Пока я копаюсь, Деймен выхватывает свою собственную бутылку и делает большой глоток. Потом притягивает меня к себе и шепчет, задевая губами щеку:
— Все в норме. Честно! Давай наперегонки?
Глава 7
Деймен едет быстро. Гонит, как сумасшедший. Я что хочу сказать — пускай у нас с ним имеется особый парапсихический радар, очень полезный для того, чтобы вовремя замечать полицейских, встречный транспорт пешеходов, бездомных собак и прочее, что может попасться на пути, это еще не значит, что нужно такой способностью злоупотреблять.
А Деймен считает иначе — и потому ждет меня у крыльца, когда я подъезжаю к дому.
— Я думал, ты сегодня не доедешь! — смеется он, поднимаясь за мной в мою комнату.
С размаху плюхается на кровать, потянув меня следом, и склоняется надо мной, целует долго-долго… Будь моя воля, этот поцелуй никогда бы не закончился. Я готова всю оставшуюся вечность провести вот так, в его объятиях. Сознавать, что впереди бесконечное множество дней, которые мы можем провести вместе, — это почти невыносимое счастье.
Хотя я не всегда так чувствовала. Сначала, узнав правду, я ужасно расстроилась. Так расстроилась, что даже не хотела с ним встречаться, пока все не уляжется у меня в голове. Сами подумайте — не каждый день услышишь такое: «Между прочим, я бессмертный, и тебя тоже сделал бессмертной».
Сперва я вообще не хотела ему верить. Потом он заставил меня вспомнить, шаг за шагом, как я разбилась вместе с семьей в аварии и как увидела прямо перед собой его глаза, когда он вернул меня к жизни, и как я узнала эти глаза, как только встретила его в школе. В общем, деться некуда — все правда.
Это не значит, что я готова такую правду принять. Мало было мне кошмарных экстрасенсорных способностей, которые свалились на мою голову после клинической смерти (врачи упорно зовут ее клинической, хотя на самом-то деле я умерла по-настоящему). Я начала слышать чужие мысли, узнавать историю всей жизни человека по одному прикосновению, общаться с покойниками и так далее. Быть бессмертной, конечно, очень круто, но я никогда не смогу перейти через мост. Я не смогу попасть на другую сторону и никогда не увижу родных — а это, если вдуматься, не такая уж маленькая цена.
Нехотя отрываюсь от его губ и заглядываю в глаза — те самые глаза, в которые я смотрю уже четыреста лет. И все же, как ни стараюсь, не могу вспомнить наше общее прошлое. Ключ к нему у Деймена: он-то за прошедшие шесть сотен лет не умирал и не перевоплощался.
— О чем ты думаешь? — спрашивает он, дотрагиваясь до моей щеки.
Пальцы Деймена оставляют после себя ощущение тепла.
Я делаю глубокий вдох. Знаю, Деймену хочется быть в настоящем, но я намерена получше узнать свое прошлое… наше с ним прошлое.
— О том, как мы с тобой познакомились.
Он выгибает бровь и качает головой.
— Да ну? И что ты об этом помнишь?
Пожимаю плечами.
— Ничего, Абсолютно ничего. Поэтому и надеюсь, что ты меня просветишь. Не обязательно рассказывать в подробностях — я же знаю, ты терпеть не можешь возвращаться в прошлое. Просто мне ужасно интересно, как все началось. Как мы с тобой встретились?
Он перекатывается на спину и застывает неподвижно, даже губы не шевелятся. Боюсь, иного ответа я не получу.
— Ну пожалуйста… — шепчу я, осторожно придвигаясь ближе и приникая к нему. — Так нечестно! Ты знаешь все до мелочей, а я в стороне. Хоть что-нибудь расскажи! Какая я была тогда? Как мы познакомились? Это была любовь с первого взгляда?
Чуть заметно поерзав, Деймен поворачивается набок и запускает руку мне в волосы.
— Это случилось в тысяча шестьсот восьмом году во Франции.
Я судорожно сглатываю и задерживаю дыхание. Что будет дальше?
— Если быть точным — в Париже.
В Париже! Мне сразу представляются пышные платья, поцелуи украдкой на Новом мосту, милая болтовня с Марией-Антуанеттой…
— Я был на обеде у друзей… — Он умолкает, глядя мимо меня, вглубь веков. — Ты работала в их доме служанкой.
Служанкой?!
— Одной из. Они были очень богаты, и слуг держали много.
Я лежу неподвижно, совершенно ошарашенная. Вот уж чего не ожидала!
— Ты была не похожа на других, — продолжает он почти шепотом. — Ты была прекрасна. Невероятно прекрасна. Примерно такая, как сейчас. — Он улыбается, подцепляет прядь моих волос и задумчиво перебирает их. — Как и сейчас, ты была сиротой. Твоя семья погибла при пожаре. А ты осталась без гроша, совсем одна на белом свете, и тебя наняли мои друзья.
Проглатываю комок в горле. Сама не пойму, как к этому всему относиться. Нет, правда, какой смысл рождаться заново, если надо снова и снова переживать одни и те же несчастья?
— И, раз уж тебе так хочется знать — да, это была любовь с первого взгляда. Я влюбился окончательно и бесповоротно. В ту минуту, как тебя увидел, я понял, что моя жизнь никогда уже не будет прежней.
Деймен прижимает пальцы к моим вискам, я проваливаюсь в его взгляд, и у меня перед глазами разворачивается сцена из прошлого.
Мои белокурые волосы спрятаны под чепчиком, я робею и не решаюсь поднять глаза. На мне какие-то поношенные тряпки, пальцы огрубели от работы, и красота моя пропадает зря, никем не замеченная.
Но Деймен ее увидел. Как только я вхожу в комнату, он встречается со мной взглядом. Сквозь внешнюю жалкую оболочку он видит душу, которая не желает прятаться. А сам Деймен так хорош собой, такой статный, черноволосый, изысканный… Я отворачиваюсь, понимая, что одни только пуговицы на его камзоле стоят больше, чем я заработаю за год. Сразу видно, что я ему не ровня.
— Все же приходилось быть осторожным, потому что…
— Потому что ты уже был женат на Трине! — шепчу я, а прошлое продолжает оживать у меня в голове: кто-то из гостей справляется о ее здоровье, а Деймен отвечает:
— Трина сейчас в Венгрии. Мы расстались.
Он понимает, что вызовет страшный скандал, и идет на это — неважно, что о нем подумают, главное, чтобы я услышала…
— Не в этом дело. Мы с ней уже к тому времени жили раздельно. Осторожничать приходилось потому, что в то время сближаться с людьми не своего круга считалось предосудительным. А ты была такой невинной, такой беззащитной — я не хотел навлечь на тебя беду, особенно если ты не чувствовала того же, что и я.
— Нет, я чувствовала!
Я вижу, как прошлое течет дальше: каждый раз, выходя из дому, я нечаянно сталкиваюсь с Дейменом.
— Если честно, я пускался на хитрости, караулил тебя на улице… — Он виновато смотрит на меня. — Мы встречались так часто, что в конце концов ты начала мне доверять. И тогда…
И тогда мы начали встречаться тайно. Поцелуи украдкой у черного входа в особняк, страстные объятия в темном переулке или в карете Деймена…
— Как я знаю сейчас, не такими уж тайными были наши встречи, — вздыхает он. — Трина никуда не уезжала, она следила за мной, строила разные замыслы, мечтала меня вернуть любой ценой.
Он переводит дух. Четырехсотлетние сожаления написаны у него на лице.
— Я хотел заботиться о тебе, Эвер. Хотел дать тебе все, чего только душа пожелает. Я обращался бы с тобой как с принцессой, ведь ты была рождена, чтобы царствовать. Наконец я уговорил тебя бежать со мной. Никогда еще я не чувствовал себя таким счастливым, таким живым! Мы должны были встретиться в полночь…
— Но я не пришла, — заканчиваю фразу.
Мысленно я вижу, как Деймен расхаживает взад-вперед, изнывая от беспокойства, уверенный, что я передумала…
— Только на другой день я узнал, что ты погибла. Несчастный случай. По дороге к месту нашей встречи тебя сбила карета. — Он смотрит на меня, и я вижу его горе — огромное, нестерпимое, убивающее душу горе. — Мне тогда и в голову не пришло, что во всем виновата Трина. Я ни о чем не подозревал, пока она не призналась тебе. Все выглядело как случайность, нелепая, чудовищная случайность. Я отупел от горя и ничего вокруг не замечал…