– Она ж на фотоэлементах! – удивилась Надя. – Как ею прищемить-то?
– Да не знаю я, чего пристала! – рявкнула Милославская и тут же осеклась: – Ой, Надюшка, ты? А я думала, Ленка липнет. Привет!
– Привет, – протянула Надя, подивившись столь резкой смене тона. – А что сегодня вообще случилось? Чего на меня все пялятся, как будто я на бегемоте въехала или у меня третий глаз проклюнулся?
– Типа того, – хихикнула Ляля. – Да ладно тебе прибедняться, все уже знают.
– Откуда? – свирепо поинтересовалась Надежда, уже представляя, как она сейчас будет орать на Красовскую.
– А почему ты не спрашиваешь, «что знают»? – откровенно веселилась Милославская. – На самом деле – не обижайся. Ты молодец, правильной дорогой идешь.
– Я. Никуда. Не иду, – прошипела Надя. – Какого черта? Кто тебе сказал?
– По радио объявляли, – отмахнулась Ляля и с сожалением посмотрела, как объект ее симпатии ушел, взяв под руку щуплого мужичонку с явными замашками гея. – И ничего в этом такого нет, чтобы так уж переживать. Нормальный мужчинка, не хуже других, в чем-то даже лучше. Пойдешь в гору, сделаешь карьеру, только не зазнавайся особо. У нас этого не любят.
– У меня с ним ничего нет! – в отчаянии выкрикнула Надя. Это было ужасно. Такое унижение, такая дикость. Самое смешное, что она сама подумала бы так про любую девицу в ее положении.
– Да ладно, – махнула рукой Милославская. – Я же не спрашиваю тебя, как он в постели. Каждый устраивается, как может.
– Я сейчас вернусь, – сумрачно буркнула Надя.
– Тошнит? – Милославская подняла красивые брови и уставилась на нее с осторожным осуждением.
– Не то слово! – кивнула Надя и рванула убивать Красовскую.
– Это не я! – первое, что крикнула Вика, увидев несущуюся на нее по коридору Надежду. – Я тебе клянусь! Мне это рассказывали на завтраке все кому не лень, ожидая подробностей. Но я была баба-кремень, поэтому ничего не сказала. Хотя, если честно, мне и рассказывать-то было нечего, я ж ничего не знаю. Пришлось довольствоваться чужими версиями. Кстати, чтобы ты не очень расстраивалась и удивлялась, тут народ из-за недостатка информации уже такого понагородил, что, по-моему, лучше им сказать правду.
– Какую правду? – взвыла Надя. – Ничего не было! Ни-че-го!
– Ну, не расстраивайся, – погладила ее по плечу Красовская. – Все еще будет.
– Ты что, издеваешься? – Надя даже подпрыгнула от возмущения. – То есть, по-твоему, меня может расстроить только это?
– Не знаю, что тебя может расстроить, – рассердилась Вика. – С жиру бесишься. Что тебе не так? Объясни мне, что? Спать он с тобой хочет – плохо! Не переспал – тоже не угодил! Ты уж разберись в себе, матушка. Что в результате было? Ну, хоть что-нибудь?
– Да. Он меня покормил, а объедки и опивки собрал в пакет и вручил на прощание. Ни интима, ни поцелуев, ни даже намеков или обещаний продолжения банкета не случилось. Еще что-нибудь рассказать?
– Надька, да тут все серьезно. – Вика задумалась. – Даже серьезнее, чем я думала. Это тебе не цветочки и подарки в обмен на пару ночей, это долговременная программа инвестиций.
– Я не пустырь в промзоне, чтобы в меня инвестировать! – Надежда уперла руки в бока и пошла в наступление на веселящуюся подругу: – И не желаю, чтобы мою личную жизнь обсуждали все, начиная с телефонисток и заканчивая охранником на входе. Хмырь, который вечно сумки потрошит, со мной сегодня разве что не раскланялся! Меня с этим Борманом уже практически расписали, а он вообще, может, сотрудницу из жалости подкормить решил! Да у меня комплексы после такого свидания! Мужик, тоже мне!
– Стриги купоны, пользуйся привилегиями, пока не отобрали. – Красовская ржала уже в голос. – Он тебя, как гуся, к Рождеству откармливает!
– Нет, ну, правда, глупо себя чувствую, – горько вздохнула Надя.
– А ты расслабься и посмотри, что он будет делать, – предложила Красовская.
– Я бы расслабилась, если бы на меня все не пялились. Такое ощущение, что я брожу по гостинице голая и с пером в одном месте.
– Отвлекись, Надь. Кстати, у меня к тебе есть дело. Пошли-ка в одно место. Нет, не в то, где у тебя воображаемое перо, а туда, где нас кофейком угостят.
– Мне работать надо, – заупиралась Надя.
– Ой, все, забудь. Ты у нас теперь лицо привилегированное, слова никто не скажет.
– Ага. И заработать теперь не дадут. Да и вообще – говорить не о чем. Я ж русским языком тебе объясняю: не спала я с ним.
– Не надо проецировать свой негатив на перспективу. – Красовская важно вздернула подбородок и тут же прыснула. – Вот если бы он тебя отвез к себе и осуществил твои самые несбыточные мечты, то это ерунда. А вот то, что наш «партайгеноссе» снабдил тебя продуктами и отправил баиньки к маме – это уже серьезная заявка.
– На что?
– Откуда я знаю. Это ты у него спрашивай. Но от мероприятия веет безысходной семейной стабильностью. Или он маньяк.
Местом, куда Красовская приволокла сопротивляющуюся, впрочем, без особого энтузиазма, Надежду, было кабинетом начальника службы безопасности.
– Мы к Потапову Сергею Сергеевичу. – Вика кивнула головой секретарю, та понимающе моргнула.
– Девочки! – Начальник службы безопасности вскочил и радушно расставил руки, словно вратарь, собирающийся словить сразу два мяча. – Ну, рассказывайте.
Надя, впервые видевшая вблизи столь высокое и загадочное начальство, про которое ходили таинственные слухи, оробела.
– Во-первых, мы по тебе соскучились. – Красовская плюхнулась на стол и выставила гладкую коленку.
– Обе? – заинтересовался Потапов.
– Обе две, – подтвердила Вика и подпихнула Надежду вперед. – Сейчас наша девушка расскажет тебе леденящую кровь историю.
– Я весь внимание. – Сергей Сергеевич приземлился в кресло и пробуравил Надюшу взглядом.
Ощутив себя жуком на булавке, Надя оторопела, после чего пнула Красовскую и проблеяла:
– Мне, пожалуй, пора. А вообще-то, моя личная жизнь и отношения с Ивальдом никого не касаются.
– О как! – развеселилась Вика. – Он уже, оказывается, Ивальд. Широко шагаешь, дорогуша. А говорила, что на брудершафт не пили!
– Пили – не пили, – пробурчал Потапов. – Не об этом речь. Что вы мне мозг ненужными подробностями нагружаете, девушки?
– Здесь одна девушка – это я! – выпятила бюст Красовская и заржала.
– Да я помню, – сыто заулыбался Потапов, и Надя немедленно почувствовала себя лишней.
– Но сначала о делах наших скорбных, – оборвал ее попытку продвинуться к выходу Сергей Сергеевич. – У сотрудников отеля не должно быть проблем, связанных с криминалом.
– Рассказывай про свой долг! – скомандовала Вика.
– Настучала! – ахнула Надя.
– Еще нет, – невозмутимо парировала Красовская. – Но если ты сейчас этого не сделаешь сама, то настучу.
– Нет у меня проблем, – уперлась Надежда.
– Иванцова! – рыкнула Вика.
– Нету!
– Ума у тебя нету, и это твоя проблема! – грохнула по столу кулаком Красовская. – Ну-ка быстро вываливай!
Надя поджала губы. Потапов сложил руки в замок и благожелательно заулыбался:
– То, что кажется вам невозможным, вполне возможно при определенных возможностях.
– Тебе бы книжки писать, начальник! – хохотнула Вика.
– Книжками на жизнь не заработаешь, – философски протянул Потапов.
– Ну, ты-то точно не заработаешь. – Вика покосилась на пышущую яростью подругу. – Иванцова, перестань кипятиться, сейчас пар из ушей попрет. Давай уже, колись, не тяни время. Пока не расскажешь, все равно не выпустим.
– Да, действительно. – Сергей Сергеевич подвинул к себе бумагу, ручку и призывно уставился на Надежду. – Ну-с, кратко, внятно и с сохранением хронологии событий.
«Двадцать пять лет, если по сто долларов откладывать, плюс девятьсот каждый месяц…» – промелькнуло в мозгу Надежды, и была эта мысль такой удручающе тупиковой, такой безнадежной, что она вдруг поняла, что если бежать по этому тоннелю прямо, не пытаясь свернуть, то в конце не обязательно будет свет. Там может быть или яма, или глухая стена, или вообще – новый тоннель. И она рассказала. Все. Начиная с детства и заканчивая звонком Немицкого.
– Ясненько. – Потапов задумчиво посопел и окинул Надю цепким взглядом. – Это мошенничество чистой воды. Игрушки закончились. Папаша в свидетельство о рождении вписан?
– Нет, у меня там прочерк, – прошелестела Надежда, с удивлением отметив, что ей все еще стыдно за этот «прочерк». Комплексы, вбитые в сознание в детстве, насмерть въедаются в душу, как угольная пыль в кожу шахтера.
– Тогда бегом звони маме и спрашивай данные.
– Я и так знаю, Иван Иванович его зовут. Он сам сказал. – Надежде было тягостно это разбирательство, напоминавшее о предательстве и унижении.
– Какая прелесть, – восхитился Потапов. – А фамилия?
– Не знаю я фамилию, – раздраженно отвернулась Надя. – А имя он мне сам назвал. Я, кстати, Ивановна.
– Ну, вот что, Ивановна, не надо так по-глупому тратить мое время, – рыкнул Сергей Сергеевич. – Тебе тут не детский сад и не институт благородных девиц. Быстро взяла телефон, отзвонилась мамаше и все мне записала по буквам.
Красовская одобрительно кивала, стараясь не встречаться с Надюшей взглядом.
– Скажи, что для анкеты нужно, – шепнула она, когда Надя набрала номер.
– Мам, срочно скажи, как звали моего отца, – скороговоркой выпалила Надюша, холодея от предчувствия, что неминуемо придется оправдываться. – Имя, фамилию, год рождения, место жительства.
– К корням потянуло или надеешься, что он помер, завещав тебе виллу во Флориде и миллион в швейцарском банке? – холодно поинтересовалась Татьяна Павловна.
– На работе проверка. Ну, мам, пожалуйста. Я могу место потерять, – умоляюще прошептала Надюша. – У меня такого шанса никогда больше не будет. Меня повысить собираются, зарплата будет нормальная, я квартиру сниму, уеду от вас, мешать не буду.
– У тебя по документам нет никакого отца. Пусть подавятся копией свидетельства о рождении и не лезут с глупостями.
– Мама, тут все очень серьезно, – обозлилась Надя. – Без участия отцов дети на свет не появляются. Может, они хотят убедиться, что у меня хорошая наследственность.
– Тогда у тебя ноль шансов, – обрадовалась мама, оседлав любимого конька. – Папаша твой алкаш и ханурик, так что наследственность у тебя, милая моя, оставляет желать лучшего. Поэтому я с тобой так и мучаюсь!
– Мама, я в курсе собственной ущербности. Ничего нового ты мне не сказала. А теперь ты уже можешь озвучить его данные? Без этой анкеты мне ни повышение, ни зарплата не светят.
То ли маму вдохновила перспектива спокойного проживания вдвоем с Анатолием Викторовичем, то ли впечатлили перспективы карьерного роста доселе практически безнадежной дочурки, но данные она продиктовала. Заодно и выяснилось, почему Татьяна Павловна всячески пыталась увильнуть от этой процедуры: кроме имени, фамилии и отчества, она больше ничего не знала. Даже год рождения ей был известен приблизительно. Такая неосмотрительность не теряла значимости за давностью лет и характеризовала маму не с лучшей стороны.
– А особые приметы? – безнадежно спросила Надя, чтобы получить хоть какую-то еще зацепку.
– Шрам от аппендицита. Это что, у вас в анкете пункты такие? С ума сойти, до чего капиталисты докатились. А мне анализы сдать не нужно?
– Не нужно. – Надежда вежливо успокоила возбужденную вынужденным признанием родительницу и повесила трубку.
– Иван Иванович Горобец, предположительно 1956 года рождения. Не густо, – подытожил Потапов. – Не Иванов, конечно, но, к сожалению, и не Шнобельбобельский. Будем вычислять. Иди, красотка, работай. Если позвонит кредитор, бегом ко мне. И на всякий случай вот тебе моя визитка.
– Спасибо вам, – неискренне заулыбалась Надя, радуясь, что хотя бы эта бессмысленная экзекуция закончена. Вряд ли папашу найдут, а если найдут, то какой с него спрос? Расписку подписала она. Сама дура, сама и выплывай.
– Да не за что. – Сергей Сергеевич, в отличие от нее, улыбнулся искренне. – Штука баксов за труды, если все выгорит. Это не мне – люди будут работать. Штука – не тридцать, правда? По рукам?
– По рукам, – бессмысленно моргнула Надежда и вдруг обрадовалась. По неизвестной причине то, что услуга оказалась платной, вдруг вселило в нее веру в благополучный исход. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а этот сыр был очень даже дорогим.
– Надь, ну ты не злишься? – Вика виновато семенила сзади и пыталась заглянуть в лицо подруге.
– Знаешь, Красовская, ты, конечно, все сделала правильно, но я злюсь! – огрызнулась Надя. – Это моя жизнь. И даже если тебе кажется, что ее надо подретушировать, постирать или, наоборот, выкинуть, ты не лезь. Потому что мое – это мое, оно неприкасаемо, его нельзя лапать чужими руками. Пусть косое, кривое, дурацкое, но мое! Запомни это раз и навсегда.
– Свинья неблагодарная, – облегченно вздохнула Вика и ткнула Надежду в спину. – Я к тебе со всей душой, а ты вместо «спасибо» хамишь доброй тете.
– Если добрая тетя еще раз вот так мне в душу влезет, пусть даже с добрыми намерениями, я ей отомщу. – Голос Нади был на удивление тверд.
– Добрыми намерениями вымощена дорога в ад. А как ты отомстишь? Просто интересно, чтобы подготовиться и занять круговую оборону.
– А что, ангел ты мой хранитель, ты еще планируешь что-нибудь учудить? – Надя резко затормозила, схватив подругу за рукав. – Я вот тогда позвоню твоему супругу и буду вас мирить. Потому что я лично считаю: вы замечательная пара и лучше воссоединиться, чем прозябать в одиночестве. Особенно тебе. По физиологическим причинам.
– Я тебя убью тогда, – абсолютно серьезно сообщила Красовская.
– Зато побудешь в моей шкуре. А то больно активная стала.
– Ну, ладно, не ворчи, – просюсюкала Вика. – Давай целоваться.
Бегущий мимо официант скользнул по ним ополоумевшим взглядом и чуть не снес пожарный ящик, торчавший из стены.
– Чеши по своим делам, вьюноша, – снисходительно махнула дланью Красовская. – Нам свидетели не нужны.
Тот послушно побежал, пару раз оглянувшись. Вероятно, надеялся подсмотреть еще что-нибудь.
– Да я так местной звездой стану, – мрачно констатировала Надя, неприязненно глядя вслед любопытному парню.
– А ты звезди поменьше, и никаких проблем не будет. Спасибо будешь говорить?
– Я авансы больше не раздаю, – серьезно сказала бывшая девочка-ромашка. – Сначала надо посмотреть, что из этого получится. Если выгорит, с меня бутылка.
– Ну, ты мне еще дров наколоть и воды принести пообещай, – развеселилась Вика. – Нет уж. Ведешь меня на мужской стриптиз.
– Спятить можно, – ахнула Надя. Ромашка, конечно, бывшая, но еще, видимо, не до такой степени. – Ну и замашки у вас, барышня.
– Иди работай, звезда, – хлопнула младшую подругу по спине Красовская. – А то твой «месяц» небось уже все очочки проглядел, тебя искавши.
Никакой особой радости при виде Нади шеф не проявил. Сдержанно кивнув через стекло «аквариума», он углубился в бумаги.
«Ишь ты!» – Надюша с обидой отвернулась. Ей вдруг до слез стало горько и жалко себя. Весь день она, ненавидя собственную навязчивость, полдня старательно попадалась Рельке под ноги: курсировала мимо кабинета, выскакивала в общий коридор одновременно с ним, в общем, вела себя безобразно с точки зрения соблюдения женской чести и достоинства.
«Просто мне надо понять, что это такое вчера было», – оправдывалась Надежда сама перед собой. Впрочем, без особого успеха. К концу дня шеф в ее глазах оброс достоинствами, как медведь гризли – шерстью. Надя уже жалела, что не проявила к Рельке должного внимания, не сделала накануне в его сторону ни одного реверанса и не поняла сразу, какое счастье было в ее руках. Просто старуха, зажарившая золотую рыбку!
Оказалось, что улыбается шеф обаятельно, пахнет удивительно приятной туалетной водой и лицо у него милое, интеллигентное и усталое. А какой у него голос! Мужественный, глубокий, уверенный…
К вечеру душевное томление переполнило Надю настолько, что Рельке казался уже лучшим мужчиной на свете и все мысли текли только в его сторону.