— Поручик Шергин говорил нам тогда, — вспоминал Бажанов, разливая по чашкам крепко заваренный ароматный чай, — что видел на руке у атамана Мефодия изумительной красоты золотой перстень с бриллиантом, каратов эдак на пятьдесят, необычной конфигурации. А под бриллиантом кроваво-красный крест. Атаман Мефодий хвастался, что перстень — ключ к раскрытию тайны, за которой гонялось множество людей и не одно столетие. Будто сам по себе перстень стоит ничтожно мало в сравнении с теми ценностями, к которым можно добраться с его помощью. Волковский собирался прихватить ценности и махнуть за границу. Обещал привлечь к этому делу Шергина, разумеется, за большое вознаграждение. Поручик заявил, что его приятель в то время больше думал не о реставрации монархического строя, а о том, как живым унести ноги за рубеж; он в последнее время не принимал участия в каких-либо преступных акциях.
Бажанов придвинул к майору чашку, взял свою и, подув на чай, неторопливо отхлебнул. Посмотрев на утомленного Стеклова, предложил:
— Знаешь, Петро, давай допьем чай и немного поспим. Сегодня воскресенье — сам бог велел. А потом я тебе дорасскажу про этого атамана, идет?
Стеклов согласился. Но спать он не мог. Дневной зной сильно донимал его.
Горячий ветер, суховей, после полудня начал слабеть, и уже часам к пяти подул прохладный влажный ветерок со стороны Каспия. Стеклов пришел в себя лишь вечером, когда в доме стало совсем прохладно.
— Слушай, Серега, как ты ежедневно переносишь такую баню? Я здесь второй день — и уже чуть концы не отдаю.
Тот лишь улыбнулся.
После ужина хозяин дома продолжил свой рассказ:
— Благодаря показаниям поручика Шергина, мы напали на след нашего старого знакомого атамана Мефодия. В этих краях он бегал уже под другим именем. На одной из явок в Астрахани, наконец, удалось его накрыть. Сдаваться атаман не пожелал и был убит в перестрелке. Его опознал Шергин. И хозяйка явочной квартиры подтвердила личность убитого — Волковского, атамана Мефодия. Вот, кажется, и все, что я знал об интересующей тебя истории.
— А этот загадочный перстень у атамана обнаружили?
— Ах да! Забыл сказать: перстня у убитого не нашли; обыскали его одежду, как говорится, до последней строчки, перевернули кверху дном явочную квартиру — и ничего.
— Может, хозяйка квартиры припрятала?
— Она категорически заявила, что такого перстня никогда не видела у атамана.
Оба помолчали. Бажанов включил свет и закрыл окна.
— Мошкара налетит, — пояснил он, — спать не даст.
Стеклов, немного подумав, спросил:
— А не удалось выяснить связи атамана, его ближайшее окружение?
— Ничего существенного в этом роде не узнали тогда... Только вот хозяйка той квартиры, где мы застукали атамана, сказала, что к нему приходил какой-то красивый молодой человек с женскими чертами лица, чем-то похожим на самого атамана. К этому молодому человеку атаман относился очень тепло.
— А этот тип не был пойман?
— Нет. И личность его так и не была установлена.
— Где учились Волковский с Шергиным?
— Подожди, подожди... — наморщил лоб бывший чекист, — не то в Костроме, не то в Ярославле. Помню, что где-то в Верхнем Поволжье... Он еще рассказывал про Ипатьевский монастырь... От Шергина узнал я тогда, что первый русский царь из династии Романовых был провозглашен в том самом монастыре... К своему стыду, не знаю, в каком из городов он находится...
— В Костроме, — о чем-то думая, подсказал Петр Прохорович. — Там был провозглашен боярин Михаил Романов царем Российского государства.
— Ну, выходит, учились они в Костроме, — заключил Бажанов.
— Этот молодой красавец не братом ли приходился атаману Мефодию?
— Не могу, Петя, тебе на сей счет ничего сказать. Упустил я тогда этот вопрос, — Бажанов пожал плечами, — а почему не выяснил его у Шергина, сам сейчас не пойму.
«Ну, если дети учились в гимназии, значит, и родители там же, в Костроме, находились. А поскольку родитель атамана был священником, то концы надо искать в церковных архивах города. Видимо, отец Викентий заправлял там каким-то приходом, — размышлял Стеклов. — Если этот молодой человек — брат атамана Мефодия, тогда в какой-то мере можно понять, почему ожила тень атамана и кто под этим именем скрывается сейчас. Придется покопаться в архивах и выяснить родословную отца Викентия».
До поздней ночи говорили друзья, вспоминая боевых товарищей и события, которые волновали обоих.
На следующий день Стеклов выехал в Светловолжск. По прибытии доложил руководству отдела о результатах командировки.
Галямов заявил, что эта командировка мало прибавила к тому, что было уже известно, и предложения откомандировать сотрудника в Кострому не поддержал.
— Эти сведения мы можем получить и в порядке отдельного поручения, — заявил он. — К тому же я очень сомневаюсь, что есть некая родственная преемственность между атаманом Мефодием и тем Мефодием, который фигурирует в шифровках иностранной разведки. В разведке не принято соблюдать подобную, если так можно выразиться, семейную традицию. Она чревата последствиями. А если враг идет на такое, то с единственной целью: запутать, пустить контрразведку по ложному следу.
— Все это так, Марс Ахметович, но нельзя не учесть пересечения событий и фактов: ключ от шифра связан с историей Костромы и там же, оказывается, жила семья Волковских. А внешнее сходство с атаманом одного из его подручных? По-видимому, это был брат, а раз так, нужно учесть психологический момент: желание продолжить «жизнь» брата, хотя бы символически...
— Но это уже из области домыслов, — перебил Галямов. — Хотя ваши доводы заставляют призадуматься. Я сейчас не берусь, Петр Прохорович, утверждать что-либо определенное. Пожалуй, действительно нужно сначала проверить, — начал сдавать позиции Галямов. — На днях должен выйти на работу Жуков, я его вчера навестил — вот его и пошлем. А пока отправьте отдельное поручение в Кострому с пометкой: «Весьма срочно».
Галямов посетовал на то, что отдел буквально задыхается от работы: не хватает сотрудников. Да еще, кажется, ЧП назревает. Стало известно, что при задержании работником милиции Герасимовым преступника там находился лейтенант Треньков, который, судя по всему, проявил трусость и исчез, не оказав соответствующей помощи.
Стеклов угрюмо покачал головой:
— Если подтвердится, ляжет темное пятно на отдел.
Доставили перехваченную радиограмму.
Мефодию.
Почему молчите? Используйте второй вариант связи. Место встречи: 3 — М, под куполом трех парашютов, по четвергам в 11-00, Дашкова.
Штольц.
— Полюбопытствуйте, Петр Прохорович. — Галямов передал шифровку майору.
Подождав, когда тот прочел, Галямов сказал:
— Сплошные загадки. Но, видимо, «3 — М» — это не что иное, как условное место встречи. А вот что обозначает «под куполом трех парашютов»?
Стеклов пожал плечами.
— Не думаю, что речь идет о прыжках с парашютом. Но тогда что это означает, ума не приложу.
— Этот текст уже некому передать на расшифровку. Главные специалисты — мы. — Галямов еще раз прочел шифровку. — Фамилия «Дашкова» может означать пароль. Неясно только, устно должны произнести это слово или... постой, — приложил ладонь ко лбу майор. — Кажется, была книжка, автор которой Дашкова. Она, если мне память не изменяет, была президентом Российской Академии наук при императрице Екатерине Второй. А вот названия книги не помню.
— А может, речь идет о другой Дашковой? — усомнился Стеклов. — Мало ли у нас в стране ученых и писателей Дашковых? Хотя это можно выяснить — надо покопаться в картотеке республиканской библиотеки.
— Верная мысль, — одобрил Галямов без особого, однако, энтузиазма, понимая, что при неизвестности места встречи агентов это почти ничего не дает.
Так, не придя ни к чему определенному, они разошлись.
Стеклов следующие дни посвятил розыску приходно-расходной книги по вкладу Волковского Викентия в архивах бывшего Волжско-Камского банка. Кингу удалось найти. Пожелтевшие листки бесстрастно свидетельствовали, что к августу 1914 г. вклад Волковского составлял два миллиона восемьсот пятьдесят тысяч рублей золотом.
Майора удивила эта огромная сумма, и он вспомнил рассказ Бажанова. «Не зря, значит, родитель поручика Шергина говорил о колоссальных богатствах отца Викентия. Но куда исчезли эти деньги? В графе расходов книги значилось, что вся сумма снята первого августа 1914 года, то есть в первый же день начала первой мировой войны. Отец Викентий не без оснований решил снять деньги; он понимал, что война с ее неожиданными поворотами могла лишить его состояния. Он боялся колоссальной инфляции и в связи с этим возможного решения правительства „заморозить“ вклад либо запретить производить расчеты золотом. А замена золота бумажными купюрами в военное время, он понимал, равносильна разорению».
«Да, хитрая была бестия, — подумал Стеклов. — Но куда такую сумму спрячешь? Только по весу золотые монеты потянут на несколько сот килограммов. Тайник нужен огромный. Одному ему не под силу было перенести такую ношу и спрятать где-то. Но кому он мог доверить тайну? Пожалуй, только детям. Не эти ли ценности имел в виду атаман Мефодий, когда рассказывал Шергину о тайне перстня? Но каким образом перстень связан с тайником? А может, отец Викентий успел переправить золото за границу?
Обирал безбожно прихожан этот поп Викентий, а то откуда ж такие громадные деньги? — размышлял Стеклов. — Это золото, что припрятано им, омыто слезами тысяч обманутых простых людей и принадлежит народу».
Тут он вспомнил, как дед его рассказывал о неслыханной жадности настоятеля монастыря, в то время еще молодого отца Викентия. Он обирал даже монахов, экономил на их питании. «А ворованную деньгу, — говорил дед, — прячет в божьем храме и греха не боится. Вот ведь окаянный какой».
«А не там ли спрятал этот поп присвоенные миллионы? — подумал Стеклов. — Вообще-то, более надежного места не придумаешь».
И снова на пути его мыслей, как непреодолимый горный перевал, встал Волжский монастырь. «Не монастырь, а гордиев узел. В конце-концов должен же быть найден путь к монастырю. Неужели мне не хватит жизни для этого? Взять бы экскаватор и перекопать там все. Ан нет, нельзя: памятник архитектуры. Стало быть, дорогой Петр Прохорович, — сказал он сам себе, — надо искать другой путь. Но какой?»
Глава XV
По прибытии в Святовск Закиров направился в поселковый Совет — там должен был встретиться с оперуполномоченными Денисовым и Измайловым, недавно перешедшим из милиции. Оба сотрудника НКВД несколько дней работали в поселке: просмотрели личные дела работников кирпичного завода, посетили местное пошивочное ателье, магазины, а также лиц, отбывавших наказание. Установили дежурство в магазинах — полагали: Фролов должен заявиться за продуктами, но тот упорно не появлялся.
Похоже было, что Фролов, как сурок, впал в дрему и на свет появляется крайне редко, только по необходимости. Возможно, продукты ему кто-то носит на дом. Но кто? Не сомневались в одном — он живет у какой-то женщины. По справке паспортного стола, в поселке проживало около двухсот одиноких женщин; из них в возрасте до сорока лет и имеющие свои комнаты или дома — около трех десятков человек.
В тот же день сотрудники НКВД под видом пожарных инспекторов вместе с председателем поссовета обошли интересующие дома. Но это ничего не дало.
— А может, — засомневался Измайлов, — он живет где-нибудь в другом месте и поплевывает в потолок?
Его поддержал и Денисов.
— Здесь он, ребята, здесь, — уверял их Закиров. — Автобусные билеты об этом говорят. Да и после убийства Севчука нырнул сюда. Не сомневаюсь, он вернулся в Святовск и после наскока на жилище Ахматова. И запомните оба: будем караулить этого мерзавца здесь до тех пор, пока не поймаем! — И уже раздраженно: — Думайте, думайте, шайтан задери!
На следующий день контрразведчики снова установили наблюдение за магазинами. Закиров курсировал между автобусной остановкой и пристанью.
К полудню небо заволокло тучами. Подул прохладный северный ветер, и волны чаще начали набегать на крутой, обрывистый берег, издавая почти непрерывный шум. Пристань чуть покачивало, словно люльку. Пошел мелкий дождик.
В пустом зале ожидания пристани Закиров остановился у окна. «С какого же конца искать теперь этого Фролова? — постоянно преследовала его мысль. — Остается один активный ход: показать фотографию преступника работникам магазинов и ателье». Но следователь понимал: шансов мало — на фотографии семилетней давности преступник изображен без волос, что сильно меняет внешность. Если же и это не поможет — остается только ждать, надеяться на случай.
«Неужели он живет один? Нет, это, пожалуй, исключается: иначе бы уже появился у магазина... Значит, замешана все-таки женщина... Одиноких вроде „просмотрели“. Неужели пригрелся у какой-нибудь замужней, муж которой длительно отсутствует? А что, идея! — встрепенулся Закиров, глядевший отсутствующим взглядом на поверхность воды, покрытую бесчисленными ровными дождевыми кругами. — Такие случаи редкость, но бывают».
Он торопливо зашагал в отделение милиции, решил выяснить: у кого из женщин муж отбывает наказание. По дороге завернул к магазину. Подошел к лейтенанту Денисову. Судя по его лицу, ничего нового.
— Товарищ старший лейтенант, — обратился он к Закирову, — а Космач курит?
— Курил. Сейчас не знаю.
— Вряд ли он бросил. У меня одна мыслишка возникла.
— Давай, Коля, — торопливо сказал Ильдар.
— Нужно у продавца выяснить: кто из женщин покупает папиросы.
— Так, — думая о чем-то своем, проговорил Закиров. — Что дальше?
— Ведь курящих женщин в таких маленьких населенных пунктах мало, в отличие от городов...
— Это верно, но зато курящих мужей, которым покупают курево любящие жены, предостаточно. А вообще-то... — Закиров очнулся от своих мыслей, полностью владевших им, — вообще-то, верная идея! Ведь местные жители хорошо знают друг друга. И если кто-то вдруг начинает регулярно покупать табак или водку — это не остается незамеченным. Тем более, когда речь идет о женщине одинокой или оставшейся на время без мужа.
Лейтенант обрадовался, что нашел единомышленника:
— Я об этом как раз и думал.
— В общем — действуйте с Измайловым, а я сейчас сбегаю в отделение, справочку одну надо навести.
Денисов торопливо направился было к магазину, но Закиров остановил его:
— Вот что еще. Если произойдет осечка, покажи продавцу фотографию Фролова. Понял?
— Да.
— Ну, давай.
Отделение милиции, насчитывающее четыре человека, находилось неподалеку от магазина. У пожилого седоусого сержанта, на котором форма висела как на палке, узнал, что год назад были осуждены за хулиганство двое с кирпичного завода. Один из них — Васька Топтыгин — женился за несколько месяцев до приключившейся с ним оказии. И сейчас пребывает в воркутинских краях. Брак их не расторгнут. Жена его проживает по Гражданской, 7. По словам сержанта, ей было не более двадцати пяти, а по внешнему виду очень хороша. Зовут ее Зинаидой.
Закирова заинтересовало: откуда он так хорошо ее знает.
— Она что, вам знакома?
— Ну, кто же ее не знает? Она продавцом в магазине работает.
— Вот как? — привстал со стула контрразведчик. — В каком?
— А вот он, магазин-то, — махнул сержант рукой в сторону окна, рядом с прудом.
Закиров стремглав бросился к выходу. Сержант с удивлением смотрел ему вслед, ничего не понимая.
Было ровно час дня. Закиров боялся опоздать: магазин закрывался на обед. Надо было во что бы то ни стало не упустить из поля зрения продавщицу Топтыгину. В том, что Денисов и Измайлов ушли от нее ни с чем, он не сомневался. По его расчету, Топтыгина сейчас же поспешит домой, если, конечно, Фролов прячется у нее. Фролов — прожженный преступник, сообразит что к чему, и тогда — ищи ветра в поле.
Закиров примчался к магазину. На двери висел замок. Он суетливо покрутился: не было ни продавца, ни ребят. Побежал к ближайшему переулку. «Где же эта чертова улица?» Рядом — ни души. Не у кого спросить, попрятались от дождя. Закиров постучал в окно ближайшего дома, выглянула рыжеволосая девочка. У нее узнал, где находится Гражданская улица.