И тут, как по мановению волшебной палочки, явился сказочный принц, а согласно паспорту – Бестаев Сергей Николаевич, одетый не модно, но вполне достойно, с благородной синевой под глазами и культурной речью. Он назвал хозяев по имени-отчеству, сказал, что фильмы, в которых они снимались, оказали на его формирование как гражданина огромное влияние. А когда Серега увидел ветхие афиши, то замер. Он не мог уразуметь, как подобная ветхость сохранилась, старался не смотреть на стариков, дабы не сравнивать их с афишами 50 – 60-летней давности.
Серега был актер от Бога, иначе бы не нравился так женщинам. Ошибся старый профессор из театрального.
– Да вы шутите, – сказал он с придыханием. – Среди такого богатства жить страшно, зарежут ненароком.
– Не преувеличивайте, молодой человек, – сказала актриса. – Сейчас это уже никого не интересует.
Позже пили чай из бабушкиного сервиза, который, в отличие от людей, с годами неизмеримо подорожал.
Сергей коротко рассказал о своей несложившейся жизни. С супругой пришлось расстаться, так как он материально не соответствовал. Весной закончат строительство его дома, точнее, квартиры, а до того времени ему необходимо жилье.
– У нас только пенсия, – голосом комбрига произнес хозяин.
– Я за счастье почту, какие деньги.
В конце концов народные артисты уехали. Серега достал из рюкзака маленький телевизор, не подыхать же здесь со скуки, напилил и наколол дров, вынул припасенную бутылку и стал думать, как жить дальше.
Об авторитетах и ворье он ничего не знал, а ментам с их штатом и «усердием» не разыскать его, Бестаева, до конца жизни. Но ведь и это не жизнь, подождем, пока пена осядет, а там посмотрим, решил он и начал трудовую жизнь. Она на даче была действительно трудовой: то вода закончится, то дрова.
Однажды он сунул руку в карман, где по его подсчетам должно было лежать около миллиона, и выяснил, что там пара полтинников, еще мелочь, не годящаяся даже на семечки.
Он решил, что деньги оставил в другом пиджаке, но ехать домой и проверять нельзя. Слава Богу, сберегательная книжка, на которую он сразу перевел десять тысяч баксов, и паспорт были при нем. И сберкасса находилась не около дома, а в самом конце Суворовского, можно поехать и взять. При мыслях о Москве на душе стало муторно, не только ментов, вообще черт знает кого можно встретить. С одной стороны, одних приезжих в городе не считано, с другой – как ни повернись, ненужный человек стоит.
Сам Бестаев в розыске служил, знает, такие дурацкие задержания случаются, кому расскажешь – не поверят. Он открыл шкаф и достал боевую шинель «комбрига». Хороша вещичка, да не по сезону. Одежонку он решил оставить свою – джинсы, кроссовки, рубашка и ветровка. А вот с мордой надо чего-то придумать, заметный сильно. И тут на глаза Бестаеву попался старинный трельяж с почерневшим зеркалом. У актрисы разных красок должно быть – не счесть. Но и тут его ждало разочарование – несколько окаменевших от времени тюбиков. Он от безысходности выбрал самое правильное решение. Два дня не брился, испачкал руки, затем потер ими лицо.
Глянув в зеркало, он довольно присвистнул: от щеголеватого Сережки Бестаева остался какой-то подозрительный тип, даже глаза куда-то девались. Так можно в ментяру угодить, и на паспорт не посмотрят. На него могли объявить розыск, правда, за всю службу в ментовке он не помнил, чтобы по ориентировке кого-либо задержали. Если при человеке случайно ствол, в крайнем случае, нож окажется, сержант паспорт глянет, и гуляй. Сколько их в розыске, только компьютер знает.
Бестаев сосредоточился, вспомнил, на что обращает внимание милиция. Человек должен идти по какому-то делу, такое сразу чувствуется, потому не оглядываться, встретился с ментом взглядом – плохо, но если быстро отвернулся, да еще шарахнулся, так значительно хуже.
В общем, глупости, на электричке до Москвы, метро до Арбатской, там и сберкасса. Хорошо, все деньги не в одно лукошко положил, а то бы увидели двести миллионов, при такой внешности, обязательно звоночек нажали бы.
Он налил себе остатки коньяка, получилось солидно, выпил, запер гнездо «народных» и уверенно зашагал на платформу.
Удивительно, но, оказавшись среди людей, он почувствовал себя уверенно, даже весело. Найти человека в этом муравейнике невозможно.
Наметанным глазом он засек в метро щипача, нефирму, мелкого, но на всякий случай встал подальше.
Арбатская площадь встретила его как родного, а когда в Сбербанке крашеная операторша спросила:
– Картошку убираете?
– Куркульные замашки тещи, – ответил Бестаев, – чтобы эта дача сгорела.
Он забрал свой расходный ордер, переписал сумму с пятидесяти на сто тысяч:
– Я не мальчик, копай да за деньгами бегай.
– Верно, и проценты плевые, кому это нужно? – согласилась блондинка, передавая его бумажки в кассу. Через пять минут он уже выходил на улицу с деньгами, небольшими по сегодняшним дням, но в переводе на коньяк значительными.
И тут его кто-то дернул за рукав и тихо сказал:
– Сергей, а тебя и не узнать.
Он глянул, не признал в роскошной девчонке знакомую и облегченно вздохнул.
– Обознались, девушка.
Но незнакомка крепко вцепилась в тонкую ткань ветровки.
– Ты, парень, умом съехал – по Москве разгуливаешь. Я такой собаки не знаю, что бы тебя не разыскивала. – Она затащила Сергея в подъезд. – Как ты ухитрился всем ноги отдавить? Ладно менты, у них служба, им ведено искать, они ищут. Все авторитеты против тебя поднялись, награду объявили. Шпане твои карточке выдали, а ты разгуливаешь. Я, честно, решила, что тебя и в городе давно нет, – быстро говорила она.
Только сейчас Сергей узнал Катю.
– Врешь все, – у него похолодело внутри, но он понял – правду говорила. Не по словам судил, а по красным пятнам, которые расползлись у нее на щеках. – Откуда ты-то знаешь?
– Я с одним ментом сплю, который и вашим и нашим, мразь такая. Все собираюсь кинуть его, да на улицу не хочется идти, а больше некуда.
Он осмотрел ее с ног до головы, прищурился, сказал:
– По виду не скажешь.
– Все свое ношу с собой, ну, еще сумочка небольшая, да сто баксов. Меня Гуров в фирму Тура устроил, да попросили вчера.
Катя говорила правду, и он ту правду чувствовал.
– Гуров – волкодав, чего он к тебе проникся?
– Ты обо мне меньше думай, Черт, – он вздрогнул, как от оплеухи. – Обними, не стой, словно колода.
– Мне уехать надо, – прошептал Сергей.
– Через всю Москву и вокзал?
– Я же сюда добрался, значит, можно и выбраться.
– Еще опером служил, – презрительно сказала Катя. – Когда поезд приходит, с него двигает толпа, а садятся все поодиночке. И смотрят отъезжающих, а не приезжающих.
– Куда же мне деваться, Катюша? Не век же в этом подъезде стоять?
– Катюшей стала? – она скривила накрашенные губы. – Ты хоть при деньгах?
– Куда же они делись? – Сергей решил врать до конца, пусть она верит в миллионы.
– Эта хреновина, которую они ищут, она в надежном месте?
– Не сомневайся.
– Да я ни одному твоему слову не верю, – ответила Катя и обняла Сергея, так как у подъезда остановился милицейский патруль.
– В центре его искать – дохлое дело, – сказал сержант. – Вокзалы, рынки.
– Нам участок выделили, – ответил рядовой.
– Скажем, заметили подозрительного, потянулись за ним к Киевскому. Там возьмем любого рослого москвича и в комнату милиции для проверки, – патруль ушел.
– Покажи деньги, – потребовала Катя.
Сергей вынул пачку стосотенных, полученных в сберкассе. Катя глянула презрительно:
– Это деньги?
– У меня в этой кассе осталось пол-лимона и в банке, что на той стороне проспекта, в начале Гоголевского, полтора, – ответил Сергей.
– Надо забрать все и здесь и там. Молись Богу, Черт, меня встретил, я твое прикрытие. Ищут одиночку, я тебя обниму, словно поддатая. В этой кассе тебя видели, привыкли, а там я сцену разыграю, они на тебя и не взглянут.
* * *
Встреча Екатерины с Бестаевым не была случайной. Накануне, поздно вечером, оперативники держали совет.
– Только не молчать, несите любую чушь, – сказал Гуров. – Порой именно в дерьме зарыта истина.
– Дачи отпадают, я взглянул на карту, дохлое дело, – сказал Станислав. – Мы его можем взять только в городе. Он выходит в город за хлебом…
– Не магистраль, не большой универсам, – сказал Нестеренко.
– За продуктами, водкой идти рано, – возразил Котов. – Уж этим-то он запасся.
– Деньги, – Станислав взглянул вызывающе. – У него должны быть деньги. Он получил с бизнесмена аванс в долларах, часть спрятал, часть поменял. Пока он не понял, что засветился, гулял, потратился. Носить крупную сумму с собой опасно.
– ОМОН и отберет, палкой по голове, ногой по почкам, обдерут, как перезрелый банан, – флегматично заметил Котов.
– Денег должно быть с собой ни много ни мало около миллиона, – сказал Нестеренко. – Остальные я бы положил в Сбербанк, но не в один, в несколько.
– Глупости, сейчас деньгами никого не удивишь, – категорически заявил Станислав. – Но положить в банк может. Он же не думает, что его хотят убить. Уверен, если поймают, отлупят, деньги отнимут наверняка.
– Деньги, продукты, о чем только не говорят, но с первого дня никто слова не сказал о пистолете, – сказал Гуров. – Где пистолет?
– Ну, Лев Иванович, – Станислав развел руками. – Это таблица умножения, пистолет выбросил.
– Возможно. Где? Когда? Человек бежит по парку, в руке у него пистолет. Бросить в кусты? Собака найдет. Стереть пальцевые отпечатки? Пистолет номерной и зарегистрирован.
– Почему ты уверен? – спросил Станислав.
– Здесь не Чечня, где сотни пистолетов передают из рук в руки. Здесь один пистолет, и он зарегистрирован. Байки об утере, устном заявлении покойному участковому – для дебилов. Пистолет не брошка, ах, потерял, не знаю где.
– Значит, пистолет взял кто-то из мужчин.
– Или женщин, – как бы между прочим заметил Гуров. – Семейка та еще, но ненавидели они все только старшего. Он знал да посмеивался. Все банковские счета были открыты только на него, хочу – дам деньги, хочу – не дам, собственник, а куда денешься. Считаешь, нормальный человек такое терпеть станет?
– По вашему рассуждать, так убить должны были старшего, а не младшего, – заметил Нестеренко.
– Я спрашиваю, где пистолет? – повторил Гуров. – И его не выбросили, так как желают, чтобы он выстрелил вторично. А в какую сберкассу, тьфу, банк, в первую очередь понесет деньги Сергей?
– Знаешь, Лев Иванович, мы не дети, ты не ведущий игры «Что? Где? Когда?» – рассердился Нестеренко.
– Ты думай, Валентин, а не заводись. Окраины города для Бестаева не годятся, Тверская тоже. Так куда пойдет человек, коли ему все равно? Я высказываю только догадку, человек интуитивно пойдет в Сбербанк, который увидел в первый раз в жизни. А родился Бестаев в роддоме имени Грауэрмана. Сегодня он во что-то переоборудован. И первые пять лет Сергей жил на Арбатской площади.
– И что, прикажешь дежурить по твоему наитию? – спросил Станислав.
– Дежурить не надо, пошли туда Катерину, пусть погуляет днем, не утром, не вечером, именно днем.
* * *
Сергей снял деньги с обоих счетов, закрыл их, удивляясь, какую уверенность придает ему Катерина. Она держалась свободно, шутила с девушками, придумала байку, мол, отговорила друга детства покупать дом в деревне, а приобретут они на эти деньги тачку, поедут к ее родне, несла еще какую-то чепуху. Они прошли Гоголевским бульваром, свернули в арбатские переулки. Сколько раз Бестаев здесь бывал, все равно путался.
Катя шмыгнула в подъезд трехэтажного дома, прижалась к стенке. Страх, который было отпустил Сергея, вновь появился, кожа стала «гусиной», ноги пьяными.
– Проверим, не притащили мы с тобой кого. – Катерина старалась говорить спокойно, но, когда закуривала, руки у девушки заметно дрожали. Сергей собрался выглянуть из подъезда, оглядеть переулок, но Катя дернула его за ветровку, зашипела, словно змея:
– Стой, придурок!
Затем она повела его внутрь парадного, они перелезли через какие-то бочки с краской и оказались в другом переулке, прошли два дома, вошли в другой подъезд. Этот дом был покрепче, на каменной лестнице кое-где сохранились медные прутья с шариками по краям, в незапамятные времена на лестнице лежал ковер. На дверях виднелся черный облезлый лак, а номера квартир были медные, с виньеточками.
Катя остановилась на втором этаже, достала ключи, вошла в темную квартиру и крикнула:
– Тетя Нина! Ты жива еще?
Дверь одной из комнат открылась, в квадрате света появилась женщина неопределенного возраста и неожиданно низким голосом ответила:
– Мне-то еще жить и жить, а вот что ты, девонька, еще по белу свету шастаешь, то чудо великое. Никак с мужиком? В первый раз я тебя, беспутница, с мужиком вижу.
– Сережка не мужик, тетя Нина, школьный дружочек.
Неожиданно для себя Сергей поклонился:
– Сергей Бестаев, рад познакомиться.
– Ну, это мы еще поглядим. Я Катерине в этот дом не только мужиков, девок водить не разрешаю. Предупреждаю, сегодня же участковому Мишке позвоню.
– Непременно, тетя Нина, порядок должен быть непременно, – Катя отперла дверь второй комнаты, кивнула Сергею, он быстро прошел в большую светлую комнату с лепными высоченными потолками. И окна были тоже огромные, вверху полукруглые.
– Так тетка-то в ментовку настучит, – зашептал Сергей.
– Непременно, только против этого средство верное имеется, – Катя провела Бестаева на кухню, указала на ведра и тряпки. – Я в магазин, а ты пол вымой да пыль протри, с теткой в разговоры не вступай, она сама болтлива, твоего молчания и не заметит.
– А комната чья? – спросил Сергей.
– Моя, от покойной матери осталась. Я живу у отца, он плохой совсем, уход нужен.
– Так и крутишься? А клиенты?
– Устраиваюсь. Заткнись. Деньги давай.
Сергей протянул Кате пачку стотысячных, не считая, – она взяла, криво усмехнулась, хотела что-то сказать, лишь тряхнула кудрями и пошла к соседке, спросила:
– Я в магазин, надо чего?
– Всего. В холодильнике дохлая мышь валяется, с голоду померла. Видно, тебя Бог послал, я второй день не евши, и продать уже нечего. Мужик-то денежный?
– Перебьемся, тетя Нина. Он тут убираться будет, может, прольет чего, ты его не обижай. Он из Чечни, всех дружков там оставил, молчаливый стал, я его встретила, еле признала.
– Иди-иди, бутылочку красненького мне не забудь, – тетя Нина перекрестила Катю, подтолкнула к дверям.
Через час с небольшим они сидели за столом, еды было вдоволь, но без лишнего, ни икры, ни рыбы, простая закуска, бутылка красного и бутылка водки.
– Вот за что я тебя люблю, бесовку. Вот стол накрыла – истинно русский стол. Ни шампанского, ни коньяка, ни этих заморских раков. Хорошая русская ты баба, Катерина. И все при тебе, а мужика нет.
Катя соглашалась, сама думала, надо звонить Стасу или Гурову. Сереге не спастись, если ментовка возьмет, так следствие, суд, адвокаты, присяжные, а если ворье накопает, так в лучшем случае сразу голову отрежут, а то еще пытать вздумают, где эти миллионы долларов. Она понимала, у Сережки миллионов нет, и авторитетам до них не добраться. Может, Туру позвонить? Так он, сучий потрох, ее как грязную тряпку за порог вышвырнул, слова сказать не захотел, а она ему такие подарки делать будет? Заткнется. Стас с Гуровым люди, если что можно сделать, сделают. А чего они могут? За решетку посадить. А там уже другая власть.
Тетя Нина выпила еще рюмку, перекрестилась.
– Благодарствую, Катюша, проводи, ноги совсем не держат.
Катя взяла ее под руку, забрала со стола бутылку, прошла к соседке. Та лукавила, спать, конечно, хотелось, но ноги держали.
Усевшись на тахту, тетя Нина спросила:
– Чего мы с твоим будем делать?
– А чего с ним делать? – удивилась Катя. – Поживет два дня и уедет.