– Я не уверен, что меня уже можно допрашивать, – заявил Станислав. – Волнение. Давление. Совершенно непредсказуемые последствия.
Орлов довольно кивал.
– Абсолютно согласен, поэтому допрашивать вас не буду, вы лежите, слушаете и молчите. Наконец-то я смогу высказать вам все, что о вас думаю, не выслушивая возражений одного и плоских шуток другого. Молчите? Очень хорошо! – Орлов сцепил толстые пальцы на животе, улыбался.
– Я не комментирую ситуацию, когда два ведущих сыщика Главка одновременно подставили свои головы и оказались в нокауте. Никому об этом не скажу, ни один разумный человек такому не поверит. Поговорим об ином. Судя по отношениям между родственниками, дело это чисто семейное, однако резонанс на всю Россию, и даже интересует определенные финансовые круги в Европе. Обычное положение, когда мы имеем много вопросов и крайне мало ответов. Правительственный кризис – перманентное состояние нашего общества. Финансовые корпорации Турова, как любит выражаться Президент, являлись системой сдержек и противовесов для финансистов иной ориентации. Потеряв ключи, коды и прочие заморочки, в которых я ничего не понимаю, Туров практически парализован и не способен защищать свой участок фронта.
– Наша задача – разыскать Бестаева, а не заниматься анализом чуждых нам проблем, – сказал Станислав.
– В отношении Бестаева идея свежая. Насколько мне известно, его разыскивают несколько человек, наших позиций в данной работе я не вижу.
– Пусть Гриша Котов поговорит со своей женой, у нее были выходы на валютных девочек, – сказал Станислав.
– Знаю, она работала в буфете Шереметьева. Уже два года не работает, контингент сменился. Твою Катю там давно забыли, – сердито ответил Орлов. – Методы работы у нас допотопные.
– Каков кучер, такова и кобыла, – огрызнулся Станислав. – Вы бы, господин генерал-лейтенант, распорядились, чтобы нас выписали. Ведь держат из чистой перестраховки.
– Сколько надо, столько и будешь лежать. Взгляни на Льва Ивановича, лежит и глупости не бормочет. Знает, толку от него в кабинете, что в койке – одинаково.
– От бессилия чего не скажешь. Прощаю, – произнес глухо Гуров. – Нужен нестандартный агентурный подход. Если бы Бестаева могли найти, его бы давно зарезали. Все, что мы знаем, авторитеты знают не хуже, во многом лучше. Быть надо там, где они считают броню непробиваемой. Взять информацию там, где они считают, что никакой информации нет.
– И ты знаешь? – настороженно спросил Орлов.
– Господь знает, я лишь предполагаю. Я должен выписаться сегодня, и завтра часиков в пять быть уже на месте.
– А я? – Станислав сел.
– Как себя вести будешь. А сейчас мы должны спать. И чтобы врачи накачали нас химией, которую они вкалывают мертвым слонам.
– А если еще денька два обождать?
– Генерал, когда ты был капитаном, то однажды сказал: «Запомни, малявка, кто не успел, тот опоздал».
– Я пошел договариваться с врачами, вам дадут снотворное, будете спать четырнадцать часов. Ночью я за вами вернусь.
* * *
В три утра врачи начали обследовать и колдовать над оперативниками. Орлов сидел в коридоре и думал, насколько легче самому идти на дело, чем посылать людей. Он мял платок, хлюпал носом, насморк всегда появлялся не ко времени.
Оперативники наконец вышли, провожавший их врач сказал:
– Бегать, прыгать, падать категорически не рекомендую, – пожимая руку Орлову, спросил: – Ну, Петр, мы с тобой в расчете?
Орлов сплюнул через левое плечо, опустив голову, тяжело зашагал к дверям.
– Сдает старик, – прошептал Станислав.
– Сам ты… не умывался. Скажи Петру, что лезть должны не мы, а он… – ответил Гуров. – Вот ты сейчас попрощаешься с ним, сядешь за руль, замолчишь и будешь молчать до тех пор, пока я к тебе не обращусь.
Станислав кивнул, они вышли во двор, где стоял «Пежо» Гурова. Станислав чуть было не сорвался и не спросил, почему они едут не на его «Мерседесе». Гуров мельком глянул на друга, и тот промолчал.
Прощались молча, сухо обменялись рукопожатиями, генерал сел в служебную «Волгу» и укатил первым. Машину лучше водил Станислав, он и сейчас сел по-хозяйски за руль, поправил сиденье. Гуров сел сзади, машина мягко покатила на улицу.
В Хлебном переулке, что неподалеку от Поварской, то есть в самом центре, в прошлом престижном районе Москвы, располагался нужный им дом, но Станислав не затормозил, свернул в сторону Скатертного. Недалеко стояла «канарейка», экипаж завтракал, свидетели оперативникам были не нужны, они отъехали в сторону, выждали, пока менты уедут, подъехали чуть ближе, остаток пути проделали пешком. В подъезд вошли с интервалом в пару минут, но переулки были пусты, даже дворники, если они тут существовали, еще не взялись за свои метлы.
Гуров не позвонил, а поскреб ногтем дверь, примерно через минуту в квартире зашаркали, «глазок» затуманился. Гуров приложил к глазку свое удостоверение, убрал, дал возможность хозяину осмотреть себя, затем снова приложил удостоверение.
Замки были серьезные, хозяин открывал их долго, когда осталась одна цепочка, дверь приоткрылась, но мужчина в проеме не показался, тихо сказал:
– Ну-ка, давай сюда свою ксиву.
Гуров молча отдал удостоверение. Дверь вновь захлопнулась, через секунду бесшумно распахнулась. Дмитрий Судин опирался на костыль, был одет в исподнее, босиком, лохмат, имел выражение лица недоброжелательное.
– Сам полковник Гуров, кому скажи – не поверят. Я полагал, в такую пору только бомжи шастают, – хозяин прошел в комнату, походя отряхнул скатерть. – Располагайтесь, в доме курят.
– Здравствуйте, Дмитрий Степанович, надеюсь, не слишком рано? – Гуров подошел к окну, шторку задернул, а форточку открыл.
Хозяин оделся быстро, в хорошем костюме и свежей рубашке он выглядел отнюдь не как мастеровой из подвала, даже морщины на его задубелом лице, казалось, разгладились. Он поставил на стол самовар, бутылку «Смирновской», тарелку с хорошей колбасой, чашки, стопки, вилки, в общем, все, что положено.
– Значит, болтает братва, не добили вас, оно и к лучшему. Тебя, – он ткнул пальцем в Крячко, – я тогда сразу расколол.
– А я не темнил, Митя не тот человек, чтобы ему лапшу на уши вешать, – ответил Станислав.
– Мыслишь правильно, а в каких чинах будешь? – хозяин наполнил стопки.
– Полковник, – ответил Станислав.
– Ну, со свиданьицем, дорогие гости. Два полковника ко мне еще не захаживали. Так понимаю, нужен вам Серега. Он, грешный, сейчас всем нужен. Только зазря в такую рань поднялись, не знаю я, где он ошивается. Так что извиняйте, пустые у вас хлопоты.
– Случается, Дмитрий Степанович, – Гуров чокнулся со стопкой хозяина. – Случается, карта не всегда в масть, другой раз и в разрез прикупишь.
– Тот случай, – сказал хозяин и выпил, но сказал он лишние слова. Гуров понял: знает мастер, где его подмастерье обитает. Знает, но ворам не отдает, в таком случае сам жизнью рискует, потому как он «вор в законе».
Хозяин больше пить не стал, начал разливать чай.
– Лев Иванович, положа руку на сердце, признайся, надоело тебе воров ловить? – спросил Судин. – Это столько лет одно и то же, с ума сойдешь!
– Надоело – не то слово, Дмитрий Степанович! – Гуров провел пальцем по горлу. – Но я мастер в этом деле, другого ничего делать не умею. Опять же праздники случаются, не часто, однако случаются. Они мне душу согревают, человеком делают.
Митрич глянул настороженно, после паузы спросил:
– Какие праздники? Это когда ты живого человека в железную клетку упрячешь?
– В прошлом году я парня одного от смерти спас. Запутали парня, засадили невиновного, а я его на волю вытащил. Так его дед, около века проживший, плакал. У него и слезы давно кончились, а текут по щекам и текут. – Гуров выпил чая, продолжал: – Такое в моей жизни один раз было. Но вот тебе рядовой случай. У бабки золотишко украли, опись составили, оценили все, громадная сумма получилась… – он запнулся, вспоминая.
– Семьсот тридцать четыре рубля сорок копеек, – подсказал Станислав.
– Крохоборы, – хозяин нахмурился.
– Так крестик был, муж в Отечественную погиб, женщине переслали. Она памяти о муже другой не имела. Убивалась. Станислав вора разыскал, ты его знаешь, солидный, в законе… И крестик у него отобрал.
– Брось, Лев Иванович, неловко, словно хвастаемся, – сказал Станислав.
– Так женщина Стасу руки целовала, – закончил Гуров. – В газетах и по телевидению обсуждают, отменить смертную казнь или не отменить?
– Человеку жизнь дал Бог, человек, особо государственный, не может жизнь отнять, грешно, – убежденно сказал вор.
– Я тоже так считаю, хотя видел в жизни такое, что тебе не приснится. Так знаешь, что я придумал? Нелюдей, которые детишек терзают, к смерти не приговаривать. Но когда следователь мать растерзанного ребенка допрашивает, такого убийцу в кабинете к стулу приковывать, чтобы он мать видел. И так до конца жизни.
– То не воры, не люди, – сказал хозяин, отер лицо ладонью.
– Среди законников мы с тобой, Дмитрий Степанович, знаем, кого можно на то кресло усадить, – возразил Гуров. – Или нет?
Хозяин молчал, смотрел в пол.
– Ты мужик, Митя, насколько я знаю, рук в крови не мочил. Ты мне только скажи, да или нет? Вот сегодня семь человек в городе «в законе». Вот среди них есть один-два кандидата на то кресло? Я же имен не спрашиваю, без тебя знаю. Так да или нет?
Судин хотел подняться, пот заливал его лицо.
– Сиди, – совсем немиролюбиво сказал Гуров. – А ты знаешь, что Весло, которого ты пером в восемьдесят третьем на Казанском ткнул, помер? За давностью и не доказывалось. Я с тобой на казенном суде говорю. Ты дом построил? Дерево посадил? Сына вырастил? Тебе женщины руки целовали?
Рубашка на Гурове тоже промокла. Он снял пиджак, стянул галстук, пошел в ванную, умылся, позвал:
– Станислав, помоги.
Станислав пересек комнату, они вернулись, не очень было понятно, кто кого ведет. Гуров достал из кармана пробирку, дал две таблетки Станиславу, две выпил сам, подумал и дал две хозяину.
– Пей, не кочевряжься.
Вор выпил и только сейчас заметил, что затылки у оперативников заклеены марлей, она побурела, походила на клеенку.
– А вы у меня тут не завалитесь, а то потом мне вас на шею повесят, – он выпил рюмку водки. – Черти вас принесли. Не знаю я, где Серега.
– Врешь! Скажи прямо: знаю, да не скажу. А ведь Сережка хороший парень был, дурак только. Но тут его вины нет, таким мать родила, – сказал Гуров. – И кровь его будет на тебе, Дмитрий Степанович.
– А если я тебе его отдам, так на мне будет венок, как он называется? – усмехнулся Судин.
– Лавровый, – подсказал Станислав. – Нет, Степанович, на тебе никогда лаврового венка не будет. Но одну жизнь на своем грешном пути ты спасешь. И когда помирать будешь, вспомнишь, грешен, но и я к жизни разок прикоснулся.
Гуров качнулся, чуть не ткнулся лбом в стол, удержался.
В дверь осторожно постучали. Судин вытянул из-под стола обрез, Крячко, который увереннее стоял на ногах, достал пистолет, глянул в глазок, снял запоры.
В дверях стоял Орлов. Он переступил порог, закрыл за собой дверь, быстро посмотрел на Гурова, поздоровался с хозяином.
– Ты еще живой? – он сел, выпил рюмку. – Он назвал адрес? – спросил Орлов, продолжая смотреть на Гурова.
Вор назвал адрес, выпил еще рюмку, сказал:
– У вас времени до десяти утра. Уходите.
Орлов взглядом указал на Гурова, хотел забрать обрез, который хозяин бросил на кровать.
– Оставь, не твое! – твердо сказал вор. Орлов на секунду замешкался, выждал, пока оперативники выйдут из квартиры, взглядом прикинул расстояние от хозяина до обреза, свое до двери, быстро шагнул за порог, закрыл за собой дверь.
* * *
Котов, Нестеренко и, несмотря на протесты генерала, Крячко подъехали к солидному дому на проспекте Мира. Станислав посмотрел на часы, на сопровождавшую их «Волгу», вышел. Из сопровождавшей машины вышел мужчина в штатском, подполковник, начальник отдела МУРа.
– Стас, ты никаких сюрпризов не ждешь? – спросил он.
– В квартире исключено, извне всего можно ожидать, как говорится, улица полна неожиданностей. Судин адрес знал, могут быть еще люди. Но если дело будут ставить авторитеты, а не черные, то в десять утра никто не полезет. Машины отгоните, идем вдвоем, сутолока ни к чему. Пусть твои ребята перекроют подъезд, мужчин, входящих после нас, не пропускать, найдите ящик, хотя бы мусорный, создайте естественную преграду. Мои парни пройдут на этаж выше, давай свою почтальоншу.
Первой к двери подошла почтальон, настоящая, женщину пригласили из отделения связи, она действительно обслуживала данный подъезд, ее все знали.
– Главное, ничего не бояться, случайности исключены, скажите, что перевод, если откроют на цепочку, суньте «перевод» в щель, скажите, пусть идут сами, так как необходимо заполнить и расписаться. Если дверь захлопнется, спокойно уходите в лифт.
Почтальонша позвонила, взглянули в глазок и неуверенно спросили:
– Вам кого?
– Ася, ты? – спросила естественно почтальонша. – Тут тебе какой-то хахель из Сочи триста тысяч рублей прислал.
– У кого это лишние деньги? – удивилась Ася, дверь приоткрылась.
Станислав, стоявший у стены, сделал знак рукой, чтобы девушка дверь не дергала.
– Слушай, тебе интересно, взгляни сама, – почтальонша сунула бланк в щель. – Но деньги я тебе дать не могу, подпись требуется и номер паспорта, сходи к нам на почту.
Все разыграно было, как по нотам. Ася прикрыла дверь, сняла цепочку, Станислав оттолкнул почтальоншу и вошел в квартиру. Первый, кого он увидел, был Сергей. Он замер, Станислав шагнул вперед и влепил парню пощечину. Не ударил кулаком, а именно хлестанул ладонью по щеке.
– Ты что выделываешься, сука? Ты знаешь, что из-за тебя чуть было замечательный человек не умер?
В квартиру влетели оперативники, но никого, кроме хозяйки и Сергея, в квартире не было.
Бестаев протянул обреченно руки, Станислав сказал:
– Ну, если тебе так хочется, – и защелкнул на нем наручники.
* * *
Тур расхаживал по своему загородному, огромному и совершенно пустому дому. Прислуга, чуя, что хозяин не в настроении, затаилась по своим закуткам. Лишь шеф-повар колдовал у плиты, готовя на всякий случай легкую закуску, хотя чувствовал, что Тур ничего есть не будет. Шеф пользовался особым расположением хозяина, но боялся выйти из кухни и спросить об обеде. Пустой дом своей неживой чистотой походил на музей.
Лишь дворецкий в галунах и с вычерченным пробором маялся у парадных дверей, хотя никого в гости не ждали.
В непомерно большой гостиной у круглого инкрустированного столика в креслах сидели младшие брат и сестра. Олег перебирал четки черного блестящего дерева, Елена тасовала колоду карт, изредка вынимала одну, смотрела на нее с отвращением, убирала в колоду.
Тур, прогуливаясь по дому, гостиную обходил и на младших не смотрел. Наконец, Елена не выдержала, встала, открыла бар, задумчиво провела пальцем по бутылкам, из одной плеснула в хрустальный бокал и с отвращением выпила.
– Илья! – крикнула она. – Хватит театра, иди и расскажи простым русским языком, что произошло. – Голос ее разносился по залу, казалось, позвякивает хрусталь огромной розовой люстры.
Тур появился в одной из дверей, картинно остановился на пороге. Он был в смокинге с вишневой бабочкой, такого же цвета бутоньеркой в петлице.
Елена была права, все происходящее походило на театр, в котором среди очень дорогих декораций болтаются, не зная, чем себя занять, провинциальные фальшивые актеры.
– Ну, хорошо, мы разорились, хотя я в это абсолютно не верю. У тебя есть и всегда был тайный ото всех нас, только твой капитал. У меня тоже есть личный капитал, небольшой, но мне на жизнь хватает. Поэтому лично мне наплевать и на тебя, и на твои гнусные тайны. Черт с тобой, как говорится!