Так что история, рассказанная Марсией, отнюдь не показалась мне невероятной. Поразительно, как много нового я узнаю о Джейн в последнее время, мелькнуло у меня в мозгу. Я понятия не имела не только о том, что она способна скандалить с соседями, но и о том, что она состояла в попечительском совете сиротского приюта. В нашем городе есть только одно такое учреждение, с незапамятных времен его почему-то называют «Дом Мортимера».
— Надо сказать, в последние два года они неплохо ладили, — неспешно продолжала Марсия. — Я имею в виду, мой благоверный и Джейн. Я так думаю, она его простила… Ох, до чего клонит в сон… Прямо глаза слипаются…
— Мне очень жаль, что у вас были неприятности с Джейн, — пролепетала я.
Почему-то мне казалось, я несу ответственность за свою… благодетельницу.
— Я-то знала Джейн совсем с другой стороны. Она была на редкость интересной собеседницей… Ее эрудиция просто потрясала… И она никогда не отказывалась помочь. — Я поднялась, чтобы уйти.
— Стычка с Торренсом — это полная ерунда, — едва ворочая языком, пробормотала Марсия. Она, похоже, окончательно разомлела. — Вот с Кэри у нее разгорелась настоящая война.
— Неужели? — с нарочитым равнодушием спросила я.
Но Марсия Райдаут уже задремала, даже во сне не выпуская из рук стакана.
Солнце припекало немилосердно. Я никак не могла решить, стоит ли будить Марсию. Пожалуй, она сильно обгорит. Впрочем, ее кожа так густо смазана маслом, что солнечные ожоги ей не страшны. Оставив Марсию дремать в шезлонге, я вернулась в дом и опять принялась за разборку вещей. Время от времени я выглядывала из окна, чтобы удостовериться, что Марсия на месте.
Значит, благовоспитанная Джейн была способна прийти в ярость и угрожать своим врагам неведомыми карами. Диковатая картина, ничего не скажешь! Наверное, мне трудно понять ее чувства, потому что до сих пор у меня практически не было собственности. Возможно, теперь я тоже начну отстаивать свое имущество, как разъяренная тигрица.
Соседи, как известно, мастера затевать дрязги и склоки. Причем со стороны всегда кажется, что причины этих дрязг яйца выеденного не стоят. Что тут говорить, если даже моя мама, образец хороших манер и элегантности, собиралась купить винтовку и пристрелить соседскую собаку, которая мешала ей спать своим лаем. К счастью, на столь суровую меру она не решилась, ограничившись заявлением в полицию. Одному из полисменов пришлось явиться к ней домой и терпеливо ждать, когда тявканье четвероного злоумышленника нарушит ночную тишину. В результате хозяин собаки получил судебный ордер. Нетрудно догадаться, после этого он не разговаривал с мамой в течение нескольких лет — до тех пор, пока не переехал в другой город. Насколько я помню, их взаимная неприязнь надолго пережила злополучную собаку.
Интересно, по какому поводу вспыхнула война между Джейн и Кэри? Конечно, к моей насущной проблеме, то есть к черепу, эти боевые действия не имеют отношения, ведь череп никак не может принадлежать ни Кэри Осланд, ни Торренсу Райдауту. А вот насчет исчезнувшего жильца Райдаутов, Марка Как-Его-Там, подобной уверенности нет. Спору нет, вероятность того, что этого типа замочила Джейн, не особенно велика. Но так или иначе, у черепа есть уже два потенциальных владельца. Если только слово «владелец» подходит в данном случае.
Теперь, когда в спальне Джейн воцарился относительный порядок, я принялась рыться в ее бумагах. В том, что у нее, как и у всякого человека, есть шкатулка, где хранятся документы на машину, а также старые чеки, счета, рецепты и квитанции, я не сомневалась. У Джейн таких заветных шкатулок, точнее, разрисованных цветами коробок для открыток оказалось несколько штук. Отыскав их в спальне для гостей, я испустила тяжкий вздох и мысленно выругалась. Джейн хранила весь бумажный хлам, скопившийся как минимум за семь лет. Мне оставалось только запастись терпением и открыть первую коробку.
Глава пятая
Я включила телевизор в гостиной и, перебирая бумаги, краем уха прислушивалась к голосам дикторов, читавших новости. Выяснилось, что документы на машину уже переданы Парнеллу Инглу — во всяком случае, мне их обнаружить не удалось. Все прочие пребывали в полном беспорядке. И почему только Джейн не пыталась выработать хоть какую-то систему, мысленно посетовала я. В моих собственных бумагах — я храню их в коробке из-под обуви — царил безнадежный хаос, но об этом я старалась не думать.
По крайней мере, Джейн хотя бы давала себе труд проставлять на коробках даты. Я начала с самой ранней, с той, где, судя по надписи, лежали документы семилетней давности. Не понимаю, с какой целью Джейн хранила весь этот хлам: чеки на платья и туфли, которые она успела сносить, давным-давно оплаченные телефонные счета, квитанции, которые выписал ей дезинфектор, обрызгавший дом жидкостью от клопов. Гора бумаг, которые я намеревалась выбросить, росла с каждой минутой.
В отличие от Джейн, я без сожаления расстаюсь с ненужными вещами и даже получаю при этом некоторое удовольствие. Разборка бумаг так захватила меня, что я не сразу обратила внимание на странный звук, доносившийся с улицы. Наконец, сообразив, что кто-то скребется у кухонной двери, я замерла и превратилась в слух. Протянула дрожащую руку и выключила телевизор. Бояться нечего, твердила я себе. Преступники имеют обыкновение действовать украдкой. А тот, кто возился за дверью, и не думал таиться.
Дождавшись, когда мои руки и ноги перестали дрожать, я встала и отправилась на разведку. Царапающий звук не прекращался, напротив, стал громче. Я осторожно приоткрыла дверь и увидела, что на козырьке над дверью сидит, свесив голову, рыжая кошка. Прежде мне не доводилось видеть таких толстых и пушистых экземпляров.
— Маделин? — вопросила я.
Кошка надменно посмотрела на меня, что-то сердито проворчала, тяжело спрыгнула с козырька и, скользнув по моим ногам, вошла в дом.
— Для столь упитанной особы ты на редкость проворна, — улыбнулась я.
Маделин на этот раз не удостоила меня даже взглядом. Она деловито осматривала свой дом, терлась о мебель, проверяя, все ли в порядке.
Сказать, что я пребывала в растерянности, означало не сказать ничего. Кошку должны были забрать к себе Парнелл и Ли. Джейн прекрасно знала, что у меня нет ни малейшего опыта общения с домашними животными. Мама не питает нежных чувств к четвероногим и никогда не разрешала мне завести собаку или кошку. Постепенно мамино убеждение в том, что от так называемых домашних любимцев только грязь и хлопоты, передалось и мне.
Надо срочно позвонить Парнеллу, решила я. Пусть приезжает за своей кошкой. А если ему недосуг, я, так и быть, доставлю эту зверюгу к нему домой. Правда, поймать кошку будет нелегко. Она наверняка меня исцарапает. А если засунуть ее в багажник, она может задохнуться. Мало мне было черепа, тут еще новая морока! Я в изнеможении опустилась на кухонный стул и уронила голову на руки.
Маделин, завершившая свой обход и, по всей видимости, удовлетворенная результатами, вернулась в кухню. Усевшись напротив, она накрыла лапы хвостом и принялась выжидающе смотреть на меня. Глаза у кошки были круглые, золотистые, а взгляд почему-то напомнил мне взгляд Артура Смита. Взгляд этот говорил: «Если будешь мне перечить, узнаешь, как в таких случаях поступают крутые парни». То есть, конечно, в случае с кошкой речь шла о крутой девице. Я обнаружила, что заискивающе улыбаюсь, пытаясь изобразить приветливость. Похоже, я преждевременно вообразила себя хозяйкой этого дома, пронеслось у меня в голове. Кошка тем временем выгнула спину и одним грациозным движением вскочила на стол. Неужели Джейн позволяла своей любимице разгуливать там, где люди едят, с ужасом подумала я.
Теперь, когда Маделин не было необходимости смотреть на меня снизу вверх, взгляд ее стал еще более надменным. По всей видимости, моя непонятливость вывела кошку из терпения, потому что она подошла ко мне и потерлась о мою руку золотисто-рыжей головой. Я неуверенно погладила ее. В глазах кошки по-прежнему светилось ожидание. Я попыталась припомнить, как обращалась со своей любимицей Джейн. Вроде бы кошке нравилось, когда хозяйка почесывала ее за ушами. Я робко проделала подобную манипуляцию. Где-то в глубине пушистого рыжего кома возникло довольное урчание. Кошка прикрыла глаза от удовольствия. Так, значит, я действую в верном направлении. Ободренная успехом, я легонько почесала подбородок Маделин. Эта процедура тоже была принята одобрительно.
Через некоторое время у меня устали руки, и я решила, что ублажила кошку достаточно. Маделин потянулась, зевнула и мягко соскочила со стола. Подошла к одному из кухонных шкафов и уселась напротив, многозначительно поглядывая на меня через плечо. Чувствуя себя полной идиоткой, я гадала, чего она хочет на этот раз. Маделин требовательно мяукнула. Я открыла дверцу шкафа и не увидела ничего, кроме банок и коробок, которые вчера собственноручно опустошила. Маделин по-прежнему буравила меня глазами. Она наверняка убедилась, что я непроходимая тупица, и решила относиться ко мне снисходительно. Я открыла еще одну дверцу и обнаружила банку с кошачьим кормом.
— Ты хочешь есть? — обратилась я к Маделин.
Кошка снова мяукнула, на этот раз удовлетворенно, и принялась расхаживать туда-сюда, не сводя глаз с черно-зеленой жестянки. Я выдвинула несколько ящиков, пытаясь вспомнить, где видела электрический штопор. Наконец поиски мои увенчались успехом. Я открыла банку и поставила ее на пол. Маделин взглянула на меня с некоторым сомнением — она явно не привыкла есть из банки. Потом, как видно решив, что в обществе такой невежи можно пренебречь хорошими манерами, кошка принялась уничтожать содержимое банки. Я тем временем наполнила водой пластмассовую миску и предложила ее Маделин. Судя по одобрительному выражению кошачьей морды, мне удалось немного подняться во мнении хвостатой повелительницы.
Перспектива телефонной беседы с Парнеллом не вызывала у меня особого энтузиазма, но другого выхода не было. Дотащившись до телефона, я вспомнила, что он отключен. Завтра нужно будет непременно заехать на телефонную станцию, сказала я себе, и оглянулась на кошку, которая, утолив голод, принялась самозабвенно вылизывать пушистую шерстку.
— Ну и что мне с тобой делать? — пробормотала я.
Наверное, с кошкой ничего не произойдет, если на ночь оставить ее здесь, решила я. А Парнеллу я позвоню, как только вернусь домой. Утром он заедет и заберет доверенное его попечению животное. Уж конечно, ночью кошка никуда не уйдет из собственного дома. Джейн, если мне не изменяет память, постоянно твердила, что ее любимица — убежденная домоседка. Хотя, если говорить откровенно, большую часть того, что Джейн говорила о кошке, я попросту пропускала мимо ушей. Всем известно, любители домашних животных готовы рассказывать о своих идолах до бесконечности.
Так, но если Маделин останется здесь, ей необходим кошачий туалет. Раньше он стоял за холодильником, но теперь его здесь не было. Наверное, он остался у ветеринара, в кошачьем пансионе, куда кошке пришлось переселиться во время болезни Джейн. А может, перекочевал в дом к Парнеллу и Ли, где стоит сейчас без всякого употребления.
Так или иначе, необходимо подобрать лотку замену. Заглянув в несколько шкафов, я отыскала плоскую пластмассовую посудину подходящего размера и поставила ее рядом с холодильником, на привычное для Маделин место. Разочарованный взгляд кошки дал мне понять, что этого недостаточно. Я вновь предприняла поиски и обнаружила в одном из ящиков пакет с наполнителем для кошачьих туалетов.
Теперь у меня были все основания гордиться собой. Пожалуй, мама была права, внушая мне, что от животных одни хлопоты, подумала я, вытирая пот со лба. Хотела бы я понять, почему владельцы кошек считают себя их хозяевами. Ведь всякому ясно: им отведена скромная роль слуг при хвостатых господах.
Маделин вошла в дом, не спросив у меня разрешения, она без всяких церемоний приказала подать ей ужин и позаботиться об ее удобствах. Удостоверившись, что я справилась с поставленной задачей, рыжая диктаторша прошествовала в спальню Джейн, свернулась клубком в кресле и задремала. Я с завистью посмотрела на нее и, вздохнув, вновь принялась за разборку бумаг.
Счет, который я искала, обнаружился в четвертой коробке. Из даты следовало, что ковер был постелен три года назад. Значит, череп занял свое место в сундуке примерно в это время. А вот когда он стал черепом, то есть из живого человека превратился в бренные останки, по-прежнему не ясно. Уж конечно, Джейн не стала бы засовывать в сундук… скажем так, свеженький трофей. Как выяснилось в последнее время, в ее характере было много тайных сторон, о которых я не имела понятия. Но отрубить жертве голову и оставить ее гнить в сундуке… это уж слишком. На такое способен только монстр из кровавого триллера.
А то, что Джейн не была монстром, я знаю наверняка. Но почему я так уверена? Разве я не убедилась, что, когда речь идет об этой женщине-загадке, нужно быть готовой к любым сюрпризам? Я сжалась на полу, обхватив колени руками. В кресле зевнула и потянулась Маделин, единственное существо на свете, которое, возможно, хоть что-то знало о тайной жизни Джейн.
Итак, что мне известно о Джейн? Этой изящной пожилой леди было уже за семьдесят. Она неизменно собирала свои серебристо-седые волосы в аккуратный пучок и никогда не носила брюк, считая подобную форму одежды недопустимой вольностью. Несмотря на возраст, она обладала живым умом, чувством юмора и безупречными манерами. Да, она интересовалась громкими убийствами, но интересоваться преступлениями и совершать их — это далеко не одно и то же. К тому же предметом научных изысканий Джейн были убийства, давно ставшие историей. Викторианская эпоха, благопристойная и чинная, казалась ей наиболее притягательной.
Еще мне известно, что Джейн никогда не была замужем. Мать ее, насколько я помню, занимала в лоренсетонском обществе выдающееся положение, на которое Джейн никогда не претендовала. Более того, она всегда вела себя так, что никто не мог заподозрить в ней состоятельную женщину. Тем не менее к частной собственности она относилась как к святыне.
Джейн вообще была сторонницей традиций, не питала ни малейших симпатий к феминизму и придерживалась весьма анахроничных взглядов на положение женщины в обществе. По этому поводу у нас с ней даже возникали споры. Разумеется, в качестве работающей женщины Джейн считала, что представители обоих полов за одинаковую работу должны получать одинаковую плату, но все прочие лозунги женского движения не находили у нее сочувствия. «Раздувать вражду между женщинами и мужчинами просто глупо, детка, — заметила она однажды. — Для того чтобы одержать над мужчинами верх, женщинам вовсе ни к чему вступать с ними в конфликт».
При этом, назвав характер Джейн мягким и уступчивым, я, пожалуй, погрешила бы против истины. Незлобивость не относилась к числу ее добродетелей. Почувствовав себя задетой, она ожидала пылких извинений. Если же ожидания оказывались напрасными, Джейн могла затаить обиду на долгое время. Хотя, по моим наблюдениям, она вовсе не считала себя злопамятной. Осознай она только, что привержена этому греху, несовместимому с истинно христианским отношением к жизни, непременно попыталась бы его изжить. Что еще я могу сказать о Джейн? Она строго придерживалась правил общепринятой морали, была обязательна и пунктуальна. И как это ни парадоксально, обладала довольно едким чувством юмора.
Где бы ни была сейчас Джейн, наверняка она смотрит на меня и смеется. Уж конечно, она не откажет себе в удовольствии понаблюдать за метаниями новоиспеченной наследницы, получившей в придачу к деньгам и дому рыжую кошку и череп.
Покончив с разборкой бумаг — я имею обыкновение доводить до конца всякое начатое дело, — я встала, потянулась и выглянула в окно. Выяснилось, что на улице идет дождь. Я устроилась на злосчастном сундуке и в щелочку между шторами принялась наблюдать за дождевыми струями, которые барабанили по земле все сильнее и сильнее. Издалека долетали раскаты грома. На противоположной стороне улицы, в белом домике с желтыми ставнями, зажегся свет. Я видела, как Линн ходит по комнате, распаковывая вещи. Двигалась она очень медленно и неловко, что, учитывая ее положение, было более чем естественно.
Любопытно все-таки, что ощущает женщина, которая носит перед собой огромный, как шар, живот, вздохнула я. Еще неизвестно, удастся ли мне когда-нибудь узнать это на собственном опыте. А ведь на месте Линн могла бы быть я… Впрочем, пусть каждый остается на своем месте. Неожиданно для себя самой я обнаружила, что мысль о разрыве с Артуром уже не доставляет мне прежней боли.