— Каким же образом?
— В Колодищах Антошечкин достал мне велосипед, и с букетом цветов я направилась в Минск прямо по шоссе. Перед самым въездом в город лопнула камера. Что тут делать? Вдруг около меня остановилась легковая машина. Я глянула, и сердце захолонуло — в машине сидел офицер в форме гестапо. Не выходя из машины, он спросил меня на ломаном русском языке, не нужна ли мне помощь. Я ответила ему по-немецки, что, если он будет настолько любезен и попросит шофера помочь мне заклеить камеру, я подарю ему свой букет цветов. Он улыбнулся и приказал шоферу помочь моей беде. А когда камера была исправлена, офицер неожиданно предложил подвезти меня в Минск на своей легковой машине. Как я ни старалась отделаться от него, он был настойчив.
— Не бойтесь, ваш велосипед мы привяжем к машине так, что он будет цел и невредим, а в городе, где скажете, там и остановимся, — сказал он мне.
Волей-неволей пришлось согласиться. И вот сижу я рядом с ним в машине, а у самой душа в пятках. Но мой кавалер оказался, как это ни странно, вежливым человеком. Он высадил меня на Советской улице, взял с меня слово, что я обязательно встречусь с ним вечером у театра, и, простившись, поехал своей дорогой. Ну, на свидание с ним я, конечно, не пошла, а обратно выбиралась из Минска уже без посторонней помощи.
«Странный гестаповец», — подумал я. Но после своего похода в Борисов я уже знал, что бывают и еще более непонятные вещи, поэтому никаких вопросов Наде не задавал.
— Ну, а теперь рассказывайте, по существу дела, — попросил я, когда мы вошли в штабной шалаш, где уже был Лопатин.
— Связь с Мазаник установлена по-настоящему. Она согласилась уничтожить Кубе. Только попросила меня передать нашему командованию, что ей потребуется некоторое время для того, чтобы как следует подготовиться к этому делу. Кроме того, она спрашивает, заберем ли мы ее к себе в отряд вместе с сестрой Валентиной и ее детьми.
— Ну, это само собой разумеется, — пообещал Лопатин, — так вы ей и скажите в следующий раз. Кстати, узнайте хорошенько, в какой помощи нуждаются сестры Мазаник.
Надя вскоре ушла, а мы долго еще обсуждали трудную операцию по уничтожению Кубе.
— Похоже на то, что директиву Павла Антоновича мы выполним, — сказал в заключение Лопатин.
Уверенность в успехе этого дела была у нас в тот момент полной. Не знали мы тогда, да и не могли знать, что происходило в эти дни в резиденции Кубе. А события развивались совсем не так, как нам хотелось.
Глава шестнадцатая. Испытания Лены
Лена проводила Надю до ворот и некоторое время смотрела вслед удалявшейся в сторону площади Свободы стройной фигурке партизанской разведчицы.
«Смело шагает, — подумала она, — ни за что не скажешь, что это партизанка. А что, если все это провокация гестапо?».
Лена отогнала от себя эту мысль и, постояв еще немного, вернулась в комнату.
Ночь она провела в тревоге. Утром шла на работу с замирающим сердцем. Но ни в тот, ни в следующие дни не произошло ничего такого, что подтвердило бы ее опасения. Никто из окружения Кубе ничего, видимо, не знал о ее связи с партизанкой. «Значит, Надя действительно партизанская разведчица, а не гестаповка», — успокоилась Лена.
И когда Надя пришла к ней в следующий раз, Лена уже безбоязненно начала советоваться с разведчицей, как лучше выполнить задание.
— Ты понимаешь, Надя, в чем трудность, — объяснила она. — Кубе страшно осторожен. В свою спальню, например, он, кроме Аниты и личной горничной — особо доверенной немки, — никого не пускает. У двери спальни круглые сутки стоят дежурные офицеры СД. А положить мину в другом месте рискованно — взрыв может произойти в отсутствие Кубе, да еще, глядишь, убьет кого-нибудь из прислуги.
Надя пообещала Лене посоветоваться с нами. На этом они расстались.
Со слов Нади, мы узнали также, что пронести мину в дом Кубе не менее трудно, чем в его спальню. На улице у калитки всегда стоит часовой, рядом с ним дежурный офицер СД, который лично проверяет всех входящих во двор Кубе, а когда проходит прислуга, требует от часового, чтобы тот обыскивал прислугу на его глазах.
Как же быть? Долго мы с Рудаком ломали над этим головы и, наконец, решили рекомендовать Лене стараться своей добросовестной работой как можно полнее войти в доверие семьи Кубе, притупить этим бдительность охраны и уж потом приступить к осуществлению намеченной цели. Другого мы ничего придумать не могли.
Лена стала действовать по нашему совету, и вскоре ей удалось добиться не только благосклонного отношения к себе со стороны Аниты, но и заслужить несколько похвал за усердие от самого Кубе.
Казалось, дело идет на лад, и Лена даже заверила Надю, что скоро можно будет приступить к главному. Мы торжествовали. И вдруг развитие событий приняло совсем иное направление.
Началось с пустяка. Однажды, разговаривая с Леной, Надя полезла в свою сумочку за носовым платком, и Лена увидела несколько толстых пачек аккуратно сложенных немецких оккупационных марок.
— Откуда у тебя столько немецких денег? — удивилась Лена.
— А это мне дали партизаны, чтобы я купила им в Минске курева, мыла, батареек для карманных фонарей и другую мелочь. А что?
— Разве у партизан так много фашистских денег? Можно подумать, что они получают их прямо в немецком банке. Такие они новенькие и так сложены.
— Трофейные, — с гордостью пояснила Надя. — Партизаны разбили как-то немецкую автоколонну; в одной из разбитых машин оказалось несколько мешков вот с такими пачками. Деньги, кстати, нам очень пригодились. На них мы приобретаем необходимые вещи для партизан и особенно для разведчиков. Этими же деньгами поддерживаем некоторых наших связных. Хочешь, я могу дать их и тебе. Ведь я знаю, как вам с Валентиной тяжело перебиваться.
— Нет, нет, что ты! — запротестовала Лена.
— Ты что так испугалась? Ведь это же трофеи партизан. Пользуемся же мы трофейным оружием, например. Почему же не взять на свое вооружение вражеские деньги?
— Ну, оружие — совсем другое дело… Нет, нет, никаких денег мне не надо и очень прошу тебя не приходить ко мне с такими пачками. Мало ли что может случиться.
Надя передернула плечами, что значило «как хочешь», и вскоре ушла. Как только дверь за ней закрылась, Лена в волнении заходила по комнате. «Что, если она нарочно хотела всунуть, а то еще, чего доброго, подкинуть мне эти деньги для того, чтобы гестапо схватило меня с поличным?» — думала она. И ей представилось, что вот сейчас откроется дверь и гестаповцы, уверенные в том, что Надя оставила здесь деньги, ворвутся в комнату с обыском.
И как раз в этот момент дверь действительно отворилась. Лена чуть не вскрикнула.
— Что с тобой, Ленушка? — раздался встревоженный голос Валентины. — На тебе лица нет.
— Ох, как ты меня перепугала. Погоди. Ну вот теперь, кажется, ничего… У меня была Надя, и, знаешь, мне опять стало казаться, что она подослана из гестапо.
Лена рассказала сестре о том, что произошло перед ее приходом.
— Но ведь Надю порекомендовала тебе Татьяна, — старалась успокоить сестру Валентина. — Не думаю, чтобы она так легко отнеслась к этому делу.
— Да, но она все-таки советовала быть осторожней.
— Не знаю, как тебе, а мне кажется, что, если бы Надя действовала по заданию гестапо, тебя давно бы уже схватили.
— А где доказательства? Не для этого ли она и хотела всучить мне пачку фашистских денег?
— Знаешь, Ленушка, что я тебе скажу? Ты просто устала, издергалась, наслушалась рассказов о зверствах гестапо, вот тебе и мерещится шут знает что. Давай-ка лучше сходим сейчас в кино. Кстати, нас давно уже приглашает Коля Похлебаев.
— Это еще кто такой?
— Директор кино, из военнопленных, человек наш до мозга костей. Я тебя с ним познакомлю.
Лена согласилась. Вечер сестры провели в обществе Похлебаева и его друга — тоже военнопленного — Николая Фурса, работавшего шофером у Похлебаева.
— Зачем нам с тобой это знакомство? — спросила Лена Валю, когда они возвращались домой.
— Не обижайся, сестричка, я просто хотела тебя немного развеселить. Ребята они порядочные, оба ненавидят фашистов, и я думаю, ничего зазорного не будет, если они даже иногда заглянут к нам на часок-другой. Как ты считаешь?
Лена возражать не стала. В душе она была благодарна сестре за спокойно проведенный вечер, но ночь спала плохо: ей все мерещились гулкие шаги под окнами, стук в дверь.
И надо же было так случиться, что на следующий день, когда Лена пришла на работу, ее сразу же вызвал к себе адъютант Кубе Виленштайн.
— С кем ты вчера встречалась? — строго спросил он, и Лене послышалось в тоне его голоса что-то зловещее.
«Погибла, — подумала она, обомлев. — Надя его шпионка».
— Вы… кого имеете в виду, господин майор?
— Как кого? Разве ты встречалась со многими? Я спрашиваю о тех двух молодых людях, с которыми тебя видели вчера в кино.
У Лены отлегло от сердца.
— Д-а, вы спрашиваете о директоре немецкого кино, господине Похлебаеве? Да, меня с ним и его шофером познакомила вчера моя сестра Валентина. Но я не очень-то интересуюсь женихами, — ответила смущенная Лена, а сама подумала: «Ловко работают твои сыщики! Надо это учесть и быть поосторожнее».
— Гм…
Виленштайн нетерпеливо прошелся по комнате, как если бы он ожидал кого-то, потом вдруг круто повернулся и остановился перед Леной.
— А как бы ты поступила, если бы к тебе на дом пришли партизаны и, предложив большую сумму денег, заставили тебя убить генерала? — спросил он в упор.
Сердце у Лены похолодело. «Вот оно — главное. Сейчас спросит меня о Наде. Дома, наверное, уже обыск. Виленштайн ждет вещественных доказательств. Хорошо, что я не взяла этих денег».
— Я бы… Я бы сразу пришла к вам, господин Виленштайн, и обо всем вам рассказала, — взяв себя в руки, ответила Лена.
— Гм… в самом деле? — недоверчиво переспросил адъютант.
Лена поклялась, что поступила бы именно так. Виленштайн, испытующе глянул в глаза Лены, выждал еще некоторое время и, не сказав больше ни слова, отпустил ее на кухню.
Возвратившись с работы домой, Лена заметила, что в ее квартире кто-то побывал. Постель была убрана не так, как это делала она, и кое-какие предметы стояли не на своем месте.
«Так и есть — у меня был обыск. Хотели, очевидно, в мое отсутствие найти деньги, но ошиблись. Не такая уж я дура, чтобы пойти на вашу удочку», — с облегчением подумала Лена.
Последующие несколько дней она провела словно в бреду, а когда наступило время прихода Нади, не выдержала и после работы пошла на квартиру к Татьяне Калите. Лена рассказала подруге обо всем пережитом за эти дни и попросила у нее совета, как держать себя с Надей в дальнейшем.
— Видишь ли, Лена, Надю я знаю очень мало. Помню, что она была активной комсомолкой, хорошей девушкой, а теперь такое время, что порой бывает трудно сказать что-нибудь определенное даже о близком человеке. Лично я Наде верю и не думаю, чтобы она была фашистской шпионкой. Но ты смотри сама. Ты ведь рискуешь своей жизнью, — ответила Калита.
— Татьяна, дорогая, если бы только это! Ведь я не за себя боюсь, а за то, что отомстить не удастся, — вот что страшно. Посуди сама: вечером Надя предлагала мне большую пачку денег, а наутро Виленштайн стал допрашивать меня, как бы я поступила, если бы партизаны предложили мне деньги, потребовав взамен убить Кубе.
— Неужели сам адъютант спрашивал тебя о деньгах?
— В том-то и дело, что сам.
— Странно, конечно… И все-таки я скорее склонна думать, что это злополучное совпадение. Ты же знаешь, как боится Кубе партизанской мести, вот его телохранители и рыскают как волки, обыскивают, допрашивают. Словом, будь, Леночка, начеку. Они, конечно, могут придумать какую-нибудь провокацию.
Словно в подтверждение слов Татьяны, на следующий день произошел такой случай. Направляясь утром на работу, Лена заметила у своих ворот незнакомую пожилую женщину. Лена хотела было пройти мимо, но незнакомка остановила ее.
— Не ты ли, милая, будешь Лена Мазаник? — тихо спросила она.
— Я, а что такое? — насторожилась Лена.
— Ты ничего не слышала о своем муже?
— Нет, ничего… Вы о нем что-нибудь знаете? — в глазах Лены вспыхнула надежда.
— Кое-что знаю и хочу сказать тебе, милая, только так, чтобы нас никто не подслушал.
Сердце Лены затрепетало. Забыв обо всем на свете, она ухватила за руку незнакомку и, заглядывая ей в глаза, пыталась прочесть в них, что та знает о ее Шуре.
— Что же мы стоим здесь? — опомнилась она. — Пойдемте ко мне в дом, — и, не дожидаясь ответа, потащила женщину за собой.
Сколько бессонных ночей провела она в думах о своем любимом муже! Вот уже третий год она ничего не знает о нем. И вдруг эта женщина сейчас расскажет о его судьбе!
— Ну, говорите, говорите скорее, что вы знаете о моем Шуре, — торопила ее Лена. — Он жив? В плену? Где находится?
— Жив, жив, милая, твой муженек. Где он сейчас, я точно сказать тебе не могу, но у меня на квартире сидит один секретный человек. Он прилетел сюда с той стороны, от наших, и привез тебе письмо от мужа.
— Боже мой, письмо от Шуры! Давайте же его скорее, где оно?
— Письма, милая, со мной нет. Ты сама должна прийти за ним, потому что человек, который его привез, хочет поговорить с тобой лично. За этим он меня и послал к тебе.
— Но где же найти его? Где вы живете?
— А ты, милая, не волнуйся, вот тебе адресок. Как освободишься, так и приходи к нам после работы.
Но дождаться конца рабочего дня Лена не могла. Она прикинулась больной и получила разрешение пойти в поликлинику. На случай проверки Лена забежала к знакомому врачу, попросила у него порошков от головной боли и после этого сразу же направилась по указанному адресу.
На окраине Минска она с трудом отыскала затерявшийся среди развалин небольшой домик. У порога ее встретила та же пожилая женщина.
— Пришла, милая? Вот и хорошо. Заходи, не бойся, — и указала на дверь, ведущую в другую комнату.
Лена быстро прошла кухню и очутилась в чистенькой, скромно обставленной комнатке. В ней находился старик, видимо хозяин дома, и молодой светловолосый человек с военной выправкой, одетый в новенький штатский костюм. Он попросил хозяина оставить его вдвоем с Леной и, когда тот вышел, повернулся к Мазаник.
— Ради бога, говорите скорее, что вы знаете о моем муже? — не выдержала Лена.
— Никаких вестей от вашего мужа я не имею, — с расстановкой промолвил незнакомец.
Лена растерялась. Она не знала, что делать.
— Так, значит, все, что говорила мне ваша посыльная, — обман? Значит, вы не с той стороны? — спросила она упавшим голосом.
— Не совсем так. Я действительно прибыл из-за линии фронта. Нам известно, что вы работаете у Кубе. Вы должны убить его. Это задание Родины.
Говорил он сухо, резко.
«Дело рук гестапо», — подумала Лена, припомнив свой последний разговор с Татьяной. И она сразу же приняла решение и запричитала;
— Свят, свят, свят! Что вы такое говорите? Убить генерала — взять такой грех на душу?
Истово крестясь, Лена стала пятиться к выходу.
— Что, до конца продалась фашистам? А еще комсомолка! Ну, так знай: если не согласишься выполнить задания — от моей пули не уйдешь! Подумай хорошенько. Я знаю, где ты живешь, и сам приду к тебе на квартиру за ответом.
Не помня себя от страха, Лена выскочила из домика и, бросив злой взгляд на пожилую женщину, помчалась прочь.
Прошло несколько дней. Однажды, работая на кухне Кубе, Лена случайно выглянула в раскрытое окно на улицу и от неожиданности опешила: мимо окна медленно проходила Надя Троян.
— Приходи к шести на Ленинскую улицу. Я буду ждать тебя у Второй советской больницы, — быстро бросила она на ходу и, не останавливаясь, прошла дальше.
В назначенное время Лена вышла из дома Кубе, прошлась сперва по улице Энгельса, прогулялась по Советской, потом направилась на Ленинскую. Пройдя метров триста вдоль Ленинской улицы, она вдруг увидела впереди себя офицера СД из личной охраны Кубе и невольно замедлила шаг. Сразу же возникло подозрение: «Уж не хочет ли он поймать меня при встрече с Надей?». Лена, остановилась, немного постояла в нерешительности, потом круто повернула и быстро пошла обратно.