Волны ярости накатывали одна за другой на мисс Беллами и сотрясали ее, как электрические разряды. Едва у нее мелькнула мысль, что сейчас она закатит истерику и что для нее это очень плохо, как она тут же взорвалась.
Взрыв вызвал сам Берти, вприпрыжку влетевший в комнату и увитый гирляндой тубероз. Увидев Рози, он остановился как вкопанный, перевел взгляд с нее на мисс Беллами и побледнел.
— Берти, — сказала Рози, — я проговорилась.
— Что ты наделала! — произнес он. — Как ты могла!
Рози разрыдалась.
— Я сама не знаю, — заикаясь, пробормотала она. — Я не хотела, Берти, дорогой. Прости меня. Это потому, что я выпила.
— Променяла меня на бутылку, — вполголоса сказал Берти.
Мисс Беллами выпрямилась во весь рост, что было одним из ее наиболее внушительных театральных приемов, подошла к Берти и, приблизив к нему вплотную лицо, тихо проговорила:
— Ты гадина, Берти. Вероломный, двуличный, подлый гаденыш.
Схватив и разорвав гирлянду, она швырнула ее ему в лицо.
Глава 2
Приготовления к приёму
1
Подобные приступы ярости случались с Мэри Беллами не часто, но их необузданность вселяла в окружающих ужас. Это были не те традиционные для театрального мира истерики, которые, казалось, доставляли удовольствие и зрителям и исполнителю. Напротив, она страдала от них, как от сильнейшей мигрени, а после чувствовала себя совершенно истерзанной и обессиленной. Они начинались внезапно, продолжались долго, а последствия их были непредсказуемы.
Берти и Рози, не раз испытавшие это, обменялись отчаянными взглядами. Хотя мисс Беллами не повышала голоса, в доме все замерло, и сами они перешли на шепот. Оба в порыве беспомощного единодушия одновременно воскликнули:
— Мэри! Послушай! Не надо!
Они при этом понимали, что лучше бы им помолчать. Их слабая попытка успокоить Мэри была последней искрой, приведшей к взрыву. С притворным спокойствием, которое было куда страшнее самой безудержной истерики, она принялась за них, поначалу сосредоточившись на Берти.
— Хотела бы я знать, — начала она, — что ты чувствуешь? Интересно, ты получаешь удовольствие от собственной хитрости? Полагаю, Берти, что получаешь. Полагаю, что просто от гордости лопаешься, как ловко тебе удается наживаться за счет великодушия других. Например, за счет моего великодушия.
— Мэри, дорогая! Не надо, пожалуйста!
— Давай-ка, — ее уже трясло, — взглянем на эту историю спокойно и беспристрастно, ладно? Боюсь, удовольствия это нам не доставит, но придется потерпеть.
Вошел Грейсфилд и, посмотрев на хозяйку, тут же вышел. В этой семье он работал уже довольно давно.
— Я никогда не напоминаю людям, чем они мне обязаны, — заявила Мэри. — Никогда. Но…
Она принялась вспоминать, чем обязан ей Берти, кем он был, когда она его раскопала. К его огромному облегчению она умолчала, сколько лет назад это случилось. Она говорила о том, что дала ему возможность добиться первого успеха, о том, что с тех пор ему не пришлось вспоминать о прошлом, о том, что между ними было соглашение — джентльменское, добавила она с горечью, — что он никогда не будет делать костюмы ни для какой другой ведущей актрисы в их театре, не обсудив все с ней. Берти открыл было рот, но был вынужден тут же закрыть его. Он ведь, говорила мисс Беллами, взлетел на теперешнюю высоту лишь благодаря ее покровительству. А она, несмотря на то что ее назойливо осаждают столько знаменитых модельеров, всегда оставалась верной ему. И вот теперь…
Сделав рукой жест, достойный великой Сары Сиддонс в трагедии Шекспира, Мэри начала вышагивать по комнате. Рози и Берти поспешно отошли, освобождая ей место. Бросив мгновенный взор на приятельницу, она принялась за Рози. Начала она издалека:
— Полагаю, — произнесла мисс Беллами, все еще обращаясь к Берти, — что никто не сможет упрекнуть меня в недостатке великодушия. Мне кажется, что всем известно, какой я хороший друг. Верный и справедливый, — добавила она, очевидно смутно припоминая Марка Антония. — Раз за разом неустанно просила я Правление давать роли актрисам, которые просто неспособны были стать моими достойными партнершами.
— Послушай… — по-дружески начала Рози.
— Вновь и вновь просила. Только на днях Тимми сказал: «Дорогая, ты приносишь себя в жертву на алтарь привязанностей!» Он без устали повторяет, что ни для кого другого в мире он не согласился бы на такое распределение ролей. Только для меня…
— Каких ролей? — спросила Рози.
Но мисс Беллами продолжала, обращаясь исключительно к Берти:
— Тимоти сказал, что только ради меня он берет в свои спектакли актеров, чье место в любительских постановках среди прочих бездарей.
— Тимми, — неосторожно проговорила Рози, — будет ставить мою пьесу. Только от него и от автора зависело, получу я роль или нет. Они заявили в Правлении, что играть должна именно я.
— Я знаю, что это совершеннейшая правда, — добавил Берти.
— Сговорились! — закричала мисс Беллами так громко и неожиданно, что оба буквально подпрыгнули. Она была сокрушена ужасной картиной, в которой Берти, Рози и Тимми тайно договариваются с Правлением не посвящать ее в свои планы и замыслы. С неистовостью дельфийского оракула она прорицала картину предательства. Угрюмо освобождающийся от остатков гирлянды Берти всем видом выражал желание ринуться в бой. Он только ждал удобного случая, чтобы вмешаться.
— Хотя и говорят, что я вероломный, двуличный и подлый гаденыш, но Бог свидетель — это не так. Я позволю себе заверить тебя, дорогая Мэри, что ты терзаешься совершенно напрасно. Я делаю костюмы для Рози из дружбы, мое имя не появится в афишах и должен сказать, что я думал…
Договорить ему не дали.
— Отвратительно не то, что вы сделали, а то,
Мисс Беллами открыла дверь. Прежде чем она вышла и захлопнула ее за собой, Берти и Рози увидели в холле стоящих в нерешительности Чарльза, Уорэндера и Ричарда.
После ее ухода в комнате стало необыкновенно тихо.
— Берти, — сказала наконец Рози, — если я тебе очень повредила, умоляю, прости меня. Я была пьяна. Никогда себе этого не прощу. Никогда, никогда.
— Ничего, дорогая.
— Ты так добр, Берти. А думаешь, она… думаешь, она может…
— Она постарается, дорогая. Она постарается.
— Чтобы дать ей это сражение, мне потребовалось собрать все свои силы. Честно, Берти, она меня напугала. Как будто она хотела убить.
— Ужасно, правда?
Рози рассеянно смотрела на флакон духов, которые так удачно назвали «Великолепие». Луч солнца упал на него, и он засветился изнутри золотистым светом.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
Берти подобрал с ковра и сжал в руке горсть тубероз.
— Продолжу заниматься этими проклятыми цветами, дорогая, — ответил он. — Этими проклятыми цветами.
2
Удалившись со сцены и как ураган промчавшись мимо Ричарда, Уорэндера и собственного супруга, мисс Беллами направилась наверх. В спальне она столкнулась с Флоренс.
— Что у вас произошло? — поинтересовалась та.
— Заткнись! — закричала мисс Беллами и хлопнула дверью.
— Что бы ни случилось, вам это на пользу не пошло. Ну-ну, душа моя, в чем дело?
— Дело в низком предательстве. Отстань! Я не собираюсь тебе ничего рассказывать! Господи! Какие же у меня друзья! О господи!
Мисс Беллами в гневе шагала по комнате, круша попадающиеся на пути предметы. Наконец она бросилась на кровать и принялась колотить по ней руками.
Флоренс заметила:
— Вы ведь знаете, чем это кончится — прием, гости и прочее.
Мисс Беллами разразилась слезами:
— У меня нет ни единого друга, — рыдала она. — Ни одного друга на свете. Только Дикки.
Губы Флоренс укоризненно скривились:
— Только он, — прошептала она тихо.
Мисс Беллами обливалась потоками слез. Флоренс вошла в ванную и вернулась оттуда с флаконом нюхательной соли.
— Вот, — сказала она. — Попробуйте и успокойтесь, дорогая.
— Не хочу я это дерьмо. Дай мне мою таблетку.
— Не сейчас.
— Сейчас же!
— Вы так же, как и я, прекрасно знаете, что доктор велел принимать только на ночь.
— Плевала я на то, что он велел. Дай сейчас. — Она повернула голову и посмотрела на Флоренс: — Ты слышишь, что я сказала?
— Таблетки кончились. Я как раз собиралась послать за ними.
Сквозь зубы мисс Беллами проговорила:
— Все. Хватит. Ты думаешь, что можешь здесь всем распоряжаться? Считаешь себя незаменимой? Очень ошибаешься! Нет ничего проще, чем заменить тебя. Чем скорее ты это поймешь, тем будет для тебя лучше. А теперь убирайся!
— Вы шутите! Это несерьезно!
— Убирайся!
Несколько секунд Флоренс стояла неподвижно, а потом вышла из комнаты. Мисс Беллами осталась одна.
Без зрителей она быстро пришла в себя. Вскоре, подойдя к туалетному столику, привела в порядок лицо и, с силой нажимая на пульверизатор, три раза обрызгала себя духами. На четвертом нажатии духи кончились. Флакон был пуст. Раздраженно фыркнув, она посмотрела на себя в зеркало и первый раз после начала истерики принялась сосредоточенно размышлять.
В половине первого мисс Беллами вышла из дома, чтобы зайти к Октавиусу и Анелиде Ли.
Она решила это сделать по разным причинам. Во-первых, ее ярость, которая, следуя классическому принципу, с каждым приступом становилась все слабее и слабее, заронила в ней беспокойство. Она просто не могла сидеть дома. Во-вторых, ей ужасно хотелось показать себе самой, насколько несправедливы были упреки Рози и Берти, а легче всего это было проделать, проявив великодушную любезность по отношению к Ричарду. В-третьих, она просто сгорала от любопытства, так ей хотелось посмотреть на Анелиду Ли.
Направляясь к выходу, она заглянула в гостиную. Берти, очевидно кончив с цветами, ушел. Рози оставила записку, в которой высказала сожаление, что доставила столько огорчений. Было видно, что она решила не сдаваться. Окончательно мисс Беллами разрядилась, набросившись на Ричарда, Уорэндера и Чарльза, после чего удалилась, так и не поинтересовавшись их реакцией. В смятении те скрылись в кабинете Чарльза, откуда послышались звуки приглушенного, то и дело прерывающегося разговора. Великолепно одетая, в перчатках, она вышла из дома и, картинно замерев на мгновение на ярко освещенном солнцем пороге, направилась к «Пегасу».
Октавиуса в магазине не было. Анелида только что закончила уборку. Ее руки были испачканы, на лице — грязное пятно. Когда Ричард, обидевшись, ушел, она немного поплакала, а привести себя в порядок времени не было. Так что выглядела она не лучшим образом.
Мисс Беллами почувствовала невыразимое облегчение. Она повела себя с Анелидой чрезвычайно мило, рассказала, что много слышала об их магазине от мужа и Ричарда Дейкерса, от этих чудаков, этих книжных червей, которым так удобно иметь их лавку под боком. Она знает о желании Анелиды попасть на сцену. Та подтвердила, что работает в театре «Бонавентур». Мисс Беллами великодушно заявила, что в отличие от многих своих друзей, считает, что такие маленькие театральные студии приносят много пользы хотя бы тем, что ставят пьесы, которые в других театрах никогда бы не увидели свет рампы… Анелида держалась скромно, у нее были хорошие манеры, и она, предположила мисс Беллами, была ошеломлена оказанной ей честью. Такое объяснение свидетельствовало о возникшем расположении мисс Беллами.
«Весьма уравновешенная особа», — подумала она с облегчением, становясь все приветливее: уравновешенность никогда не казалась ей привлекательным качеством.
Вернулся с покупками Октавиус и имел полный успех. Мисс Беллами должна была признать, что Анелида представила его очень мило. А он, сняв со своей взъерошенной головы шляпу, улыбнулся так широко, что лицо его вдруг напомнило комедийную маску.
— Как я счастлив! — воскликнул он, с изысканной четкостью выговаривая слова. — Что говорить, когда сама Богиня Весны явилась к нам в дом?
Мисс Беллами поняла общий смысл фразы, и ее настроение улучшилось. Она тепло поблагодарила его за телеграмму, и он немедленно преисполнился чувством удовлетворения самим собой.
— Ваш супруг и ваш подопечный, — сказал Октавиус, — говорили нам о грядущем событии и, знаете, я подумал, что хлопанье в ладоши — это ничтожно малая плата за то удовольствие, которое вы нам всегда доставляли, — он взглянул на нее уголками глаз. — Это был порыв старомодного чудака, — добавил он, слегка поклонившись. А Анелида подумала, что уж лучше бы он этого не делал.
— Это так мило с вашей стороны, — мисс Беллами никак не могла успокоиться. — Вы и представить себе не можете, какое доставили мне удовольствие! Да, я еще не поблагодарила вас за ту божественную картину, которую вы разыскали для меня по просьбе Дикки и… — она начала импровизировать под влиянием момента, — за чудесное издание… — тут к собственной досаде она забыла и автора, которого купил Чарльз, и цитату из телеграммы. Она несколько раз взмахнула рукой, выражая неописуемый восторг, и вспомнив, к счастью, фамилию, воскликнула: — Издание Спенсера.
— Вы любите Спенсера? Я рад это слышать.
— Ужасно люблю. А теперь, — продолжала она с очаровательно застенчивым видом, — я хочу вас кое о чем попросить. Не сочтите только это неуместным, но я пришла пригласить вас. Я знаю, вы близкие друзья моего подопечного — Дикки. Я тоже, как и вы, человек импульсивный и мне хочется, чтобы вы оба пришли сегодня вечером на мой скромный прием. Только коктейли и несколько занятных друзей в половине седьмого. Пожалуйста, не отказывайте мне в мой день рождения, приходите! Скажите да.
Октавиус порозовел от удовольствия и не слышал, как подошедшая к нему поближе племянница поспешно сказала:
— Дядя, думаю, что не надо…