Маккенна бросил взгляд на старую каргу. Та мощно подмигнула в ответ. Шотландец кивнул и тоже моргнул, почувствовав себя намного лучше. Теперь он был уверен в том, что им удастся дожить до рассвета.
– Буэнос ночес, мадре, – крикнул он матери Пелона Лопеса. – Хаста маньяна.
– Хаста маньяна, – проворчала старуха. – Шел бы ты к чертям.
ПАМЯТЬ МИМБРЕНЬО
Маккенна страшно удивился, увидев, что в скором времени Пелон и Микки, которые начали пить кофе с ним вместе, заклевали носами. А через полчаса заснули. От костра отделилась тощая фигура Мальипай, которая подошла к брезентовой накидке. Старуха плюнула на Микки, а Пелона укутала одеялом.
– Он вообщето хороший мальчик, – извиняясь, проговорила она. – Мне не слишком хотелось подсыпать ему в кофе снотворное, но он не оставил мне другого выхода. Пелон хоть наполовину, а все же апач.
– Мы твои должники, мамаша. Ты спасла нам жизнь, и, надеюсь, если нам удастся выбраться отсюда живыми, я найду способ тебя отблагодарить.
– Или я! – пропищала Фрэнчи.
Маккенна удивленно воззрился на девушку.
– Ты понимаешь? – спросил он. – Тогда зачем раньше скрывала, что знаешь испанский?
– А я ничего и не скрывала. Поработаешь с Мальипай и в школу ходить не надо. Вот и все.
– Ничего себе! – восхищенно пробормотал Маккенна.
– Времени почти нет, – энергично проговорила девушка. – Давай собираться.
Она поднялась, но Маккенна не двинулся с места.
– Куда это еще? – спросил он.
– Подальше отсюда. Золото поделили. Эти спят. Утром им Мальипай объяснит, что мы сделали ноги. Давай двигать.
– И как же ты хочешь поднять наверх «наше» золото, а? – язвительно осведомился Маккенна. – Две доли весят не меньше взрослого мужчины – и довольно здорового. То есть коням придется тянуть наверх лишнего человека. Пелон и Микки поймают нас до того, как мы доберемся до фургонной дороги. К этому времени завтра мы будем с тобой так же мертвы, как эти скалы.
– Если верить Мальипай, мы и так погибнем.
– Это да, но можно постараться чтонибудь придумать. У нас впереди целая ночь.
Фрэнчи Стэнтон прожгла его своими горящими глазами.
– Глен, это ты говорил еще в самую первую ночь, тогда, на «Нежданном Привале». С того времени ты только и делал, что сидел и думал.
– В этом моя беда, – признал Маккенна.
– Но не моя!
– Ты чертовски права, – нахмурился старатель. – Мы сможем остаться в живых и выбраться отсюда, если только Мальипай с вьючной лошадью поедет с нами: повезет груз, тогда и нам повезет. И кроме того, необходимо, чтобы Хачита прикрывал наши тылы. Если ты сможешь это организовать, я с тобой поеду.
Девушка нахмурилась в ответ.
– Половину по крайней мере я уже организовала, – сказала она. – Мальипай с нами поедет. Я ей пообещала, что мы будем жить все вместе.
– Как это «вместе»?
– У нас ведь будет дом, не так ли?
– Фрэнчи, ты с ума сошла!..
– Вполне возможно. Но свою часть дела я выполнила. Теперь твой черед.
– Ты имеешь в виду Хачиту?
– Ты ведь сам предложил его в провожатые.
Маккенна с подозрением кинул взгляд через засыпанную золотом парусину. Потомок Мангас Колорадас кофе не пил. Он сидел, совершенно неподвижно и наблюдал за белой парочкой.
Маккенна прокашлялся.
– Амиго, – улыбнулся он, – мы бы хотели убраться отсюда, пока Пелон и Микки дрыхнут. Может, пойдешь с нами?
Огромный апач угрюмо покачал головой.
– Не могу, белый друг, – сказал он. – Я должен вспомнить то, что мне приказывал помнить мой погибший товарищ. Пока не вспомню, с места не тронусь.
Нахмурившись, Маккенна взглянул на Фрэнчи. Девушка ждала, как он поведет себя дальше. Внезапно шотландец понял, что настала пора действовать: сидя на заднице, эту работу не выполнишь. Он снова повернулся к Хачите и в нескольких словах обрисовал картинку: они с Мальипай и Фрэнчи должны уйти, уведя вьючную лошадь и забрав свое золото, и им будет очень обидно оставлять его, верного индейского друга один на один с Пелоном и Микки. Но великан в ответ лишь печально покачал головой.
– Это невозможно, белый друг, – сказал он.
И с этими словами вытащил томагавк изза пояса.
– Пока не вспомню, что должен вспомнить, – из каньона никто не выйдет.
– Но ты ведь можешь совсем не вспомнить! – вскричал Маккенна, пораженный тем, какой сюрприз преподнесла им капризная судьба. – И мы останемся здесь, пока не состаримся, как Мальипай!
Хачита сурово кивнул. Он взвесил топорик в руке, поворачивая топорище в ладони. Пламя от костра сверкало, словно кровь на бритвеннозаточенном лезвии. Хачита взглянул на него, а затем искоса на Глена Маккенну.
– Правильно, – согласился он. – Вполне можем.
ТОМАГАВК ХАЧИТЫ
Наутро от дружелюбия и духа товарищества, которым вчера была пропитана сама атмосфера, не осталось и следа. Если Пелон с Микки и поняли, что были опоены какимто зельем, то не подали вида. Вожак банды казался подозрительно жизнерадостным.
– Дружище, Боже мой! – приветствовал он Маккенну. – Какой денек предстоит! А какое утро! Ты только понюхай этот воздух. Слышишь? Растет трава. Айе, де ми, как приятно быть живым.
Фрэнчи с Мальипай сворачивали лагерь. Птичьи трели и ласковое пение ручейка наполняли каньон счастливыми звуками. Глядя на воодушевленного Пелона, Маккенна не мог поверить в то, что сонорский полукровка может затаить какиенибудь черные мысли. Когда ему было выгодно, приземистый бандюга умел становиться очаровательным хозяином.
Сегодня как раз был подходящий денек.
– Старый товарищ, – с нескрываемым дружелюбием говорил Пелон Маккенне, – не хочешь ли пробежаться наверх и заглянуть воон за те уступы? Думаю тебе, как человеку, знающему толк в этом деле, наверное, интересно, что же там такое…
– Верно, – согласился Маккенна.
Он поднялся. Пелон пошел впереди. Микки поплелся сзади: ему не хотелось упускать их из вида. Бандит сразу же остановился. Рука его скользнула под серапе.
– Ктото должен остаться с женщинами, – сказал он.
– Только не я, – ответил Микки.
Под серапе произошло наводящее на неприятные размышления движение.
– А мне вот кажется, что именно ты.
Снова Пелон застал Микки с опущенным винчестером. Поэтому паренек кивнул и молча повернул обратно.
– Двинемся же, – сказал Пелон, улыбаясь и делая приглашающий жест рукой. – Деспуэс де устед, сеньор.
Маккенна ответно улыбнулся, радуясь тому, что непостоянная натура бандита дала ему возможность перевести дух, и, повинуясь приказу, пошел впереди.
Водопад и пороги были такими, какими их описывал Эдамс: футов четырех в высоту. Сразу за ним ручей сворачивал на запад, выводя на «верхний этаж». Именно здесь разбил когдато лагерь Нана, и здесь же должны были находиться Залежи Индюшачьих Яиц. Как только Маккенна свернул по ручью, его наметанный глаз разом охватил открывшуюся картину, и он восторженно воскликнул:
– Алли! Пор Диос, ты только взгляни на это сияние! Даже отсюда глаза слепит!
Они двинулись к земляной насыпи. Стоянка и эдамсова хижина скрылись из вида. Да, подобного месторождения Маккенна не видел ни разу в жизни. Ни «Лагерь Кондона», ни «Рыбий Ручей», ни «Верде»– ему в подметки не годились, как и остальные аризонские рудники. Наверное, подумал Маккенна, такого белый человек не видел со времен первых завоевателей. На всем Юговостоке такого не сыскать. Ему оставалось только стоять и любоваться.
А вот Пелон почемуто был странно спокоен. Открывшееся великолепие оставило его равнодушным; в его мозгу не роились грандиозные планы насчет возвращения и дальнейшей разработки месторождения.
– Знаешь, – сказал бандит, оборачиваясь, чтобы убедиться, что за ними никто не приплелся, – я ведь сюда не на золото смотреть пришел. Мне нужно только то, что лежит на нашей парусине. Я не собираюсь в грязи рыться. Ведь я разбойник – бандидо – я ворую золото, а не добываю его потом и кровью, ковыряясь в земле. Чертто с ним, где бы оно ни находилось. Я привел тебя сюда, чтобы поговорить.
Эта насыпь, если ее разработать, подумал Маккенна, может принести не меньше миллиона. И это лишь видимая часть разработки, а если углубиться, то там не один: два, пять, десять, сколько – неизвестно. Вода для гидравлической обработки шлиха – в ручье. Этот рудник может стать еще одной «Маминой Жилой», как в калифорнийской сьерре. А если жила чистой уходит глубоко в землю, тогда даже «Комстоком» или «Ольховым Ущельем». Судя по внешнему выходу золота на поверхность, нет ничего невозможного. Это все, о чем мог думать горный инженер Маккенна, глядя на Залежь Индюшачьих Яиц на Руднике Погибшего Эдамса.
– Ты меня слышишь? – спросил Пелон. – Надо прикинуть, что делать с Микки. Он всех нас хочет отправить к праотцам. Ты ведь знаешь, что парень того, чокнутый. Поэтому я хотел тебя предупредить и заключить сделку. Очень простую: ты только положись на старину Пелона и оставь ему заботу о пареньке. Ну, что скажешь? Ты со мной?
– Предположим, – выдавил Маккенна, с трудом отрываясь от созерцания россыпей. – Во всяком случае уж никак не с юным Тиббсом.
– Отлично, тогда пошли обратно. Мне не терпится показать, что наше старинное знакомство для меня чтонибудь да значит. Куидадо. Все беру на себя, ибо прекрасно знаю, что нужно делать в таких случаях.
– В чем я никогда не сомневался, – брякнул шотландец, – так это в этом… Веди меня, хефе.
Подойдя к лагерю, им показалось, что на первый взгляд все в порядке. Вьючную конягу нагрузили нехитрым апачским скарбом, оставалось лишь распределить главную тяжесть – золото. Пелон уже хотел было отдать распоряжение начать погрузку, когда его посетил первый из двух приступов вдохновения.
– Подожди! – крикнул он старой скво, ведущей мустанга в развалины к парусине с золотом. – У меня идея: давайте на вьючного коня погрузим половину добычи – ему все равно всего не вывезти. А оставшуюся половину разделим поровну между четырьмя партнерами. Таким образом, будет побудительная причина оставаться вместе. Так что если ктонибудь отколется и ускользнет, то несмотря на часть, которую он оставляет во вьюке, у него будет доля, которой он сполна вознаградит себя за перенесенные трудности. Возражения есть?
Возражений не было. Предложение было очень жестким и практичным, оно согласовывалось с бандитской природой Пелона.
Золото разделили.
– А теперь, – провозгласил Пелон, оглядывая выстроившуюся на берегу ручья кавалькаду, – мне в голову пришла еще одна идейка: пусть наш друг, Маккенна, вырвет из своей записной книжки лист бумаги и нарисует карту пути до Снотаэй. Скопирует то, что нарисовал ему старый Эн, понятно? Маккенна карту помнит; он человек ученый, его накачали всякими знаниями в школе. Но остальныето бедные дурни – побрекитос – и колледжей не заканчивали. Как же мы отыщем дорогу в Снотаэй? Боюсь, нам даже из него не выбраться, верно? Может, я не прав?
И снова предложение показалось логичным. Ни одному живому человеку, видевшему Залежи Индюшачьих Яиц, было не устоять против соблазна вернуться в Снотаэй. Не споря, Маккенна вытащил карандаш и бумагу и набросал подробную карту пути к каньону Дело Оро, включающую Потайную Дверь, Тыквенное Поле и дорогу к форту Мингейт. После того, как он передал ее Пелону, бандит с минуту ее поизучал, а потом приподнял покрытые шрамами уголки губ вверх, демонстрируя волчью улыбку.
– Великолепная работа, друг мой, – ответил он радостно. – С такой картой можно до Снотаэй с закрытыми глазами добраться. Миль Грасиас.
– Ну хватит! – нервно рявкнул Микки Тиббс. – Пора с этим завязывать, Пелон?
– С «этим»? – повторил Маккенна, чувствуя, как скальп съеживается на макушке.
– А, да, – извиняясь, проговорил бандит. – Я совсем забыл упомянуть, что заключил договор с Микки: убить тебя и девчонку.
Все увидели, как под серапе зашевелился длинноствольный кольт. У Маккенны вырвался сдавленный крик:
– Боже мой, Пелон, – неет!!! Не надо, прошу тебя! Только не девушку!
– Тут я бессилен, патрон. Приготовься, пожалуйста.
Он немного развернул голову, смотря на стоящего чуть поодаль от остальных Микки.
– Ты тоже, сукин сынок.
– Что «тоже»? – нахмурился узкогрудый кавалерийский разведчик.
– Тоже приготовься, – ответил Пелон. – Просто с Маккенной мы договорились убить тебя.
Маккенна увидел, как – словно змея – Микки свернулся в кольцо, собираясь нанести контрудар – и постарался его предотвратить.
– Пелон! – крикнул он, надеясь в последнюю секунду остановить стрельбу, – пожалуйста, отпусти девушку! Не дай ей умереть изза того, что я в тебе ошибся. Это – пундонор – Пелон. Заклинаю честью твоего отца!
Казалось, жестокого сонорца проняло. Боль принимаемого решения исказила угрюмый рот, но, прищелкнув языком, он покачал головой.
– Конечно, извини, Маккенна, – сказал бандит, – но мой отец бы меня понял. Тебе придется умереть с неверным представлением о моей чести. И обо мне. Ты ошибался: нет во мне слабины. Грустно конечно, что приходится разрушать сложившийся образ, но жизнь жестока, полна паршивых неожиданностей и хрупка, как кости новорожденного птенчика. Прощай, амиго.
– Пелон, сынок, не убивай их!
Все позабыли о существовании Мальипай. И вот теперь вспомнили. Она стояла рядом с вьючной лошадью и дуло «спенсера» было направлено прямо в живот ее уродливому сыну.
– Будь паймальчиком, – сказала она, – и вынь изпод серапе свой револьвер. Делай, как мамочка велит.
Пелон не пошевелился
– Мать, – спросил он, – неужели ты сможешь меня пристрелить?
– Пока не знаю.
– А я смогу пристрелить тебя?
– Разумеется.
– Ну, так не гони волну. Будь благоразумной. Убери ружьецо. Да, и кстати, скажи этому глухому ослу, Хачите, чтобы прекратил на меня пялиться и пробовать пальцем лезвие топора. Ни тебе, мамачита, ни ему – ничего не будет. Вы оба апачи.
– Но белых, – не сдавалась старуха, – ты всетаки убьешь?
И тогда Пелон впервые за все время потерял самообладание.
– Мать, черт тебя побери, выслушай меня! – заорал он. – Я ведь о твоем народе пекусь, твой народ защищаю. Закон апачей гласит, что ни белый, ни черный, ни серобуромалиновый не должен остаться в живых, если он увидел Золотой Каньон. Ведь так говорит идиотский закон твоего собственного племени? Так почему же, черт возьми, ты не хочешь поступать сообразно ему?
В то же мгновение Хачита, стоявший до тех пор со своим обычным отсутствующим выражением лица, выпрямился и звонко хлопнул себя по лбу.
– Точно! Точно! – взревел он. – Я все вспомнил!.. Теперь я знаю, знаю!!!..
Он протанцевал и заключил остолбеневшего Маккенну в объятия.
– Ну разве не чудесно, что я все вспомнил, мой белый друг? Как ты и обещал. О, я так рад, так рад. Спасибо тебе, спасибо!
Маккенна молча благословил столь приятную отсрочку казни, ощущая, как пересохло у него во рту.
– Ты хочешь сказать, – осторожно высвободился он из костедробильных объятий индейца, – что должен был помнить о том, что всех пришельцев в Снотаэй, не принадлежащих к твоему племени, следует уничтожать? Чтобы они не разболтали тайну Золотого Каньона?
– Да, да, добрый мой друг. Разве это не чудесно?
Бородач не мог поверить собственным ушам. Он попытался приструнить задрожавший голос, надеясь достучаться до непрошибаемого апача.
– Но мы с белой девушкой тоже пришельцы, Хачита, – сказал он тихо, – и не принадлежим к твоему племени. Нас ты тоже убьешь?
– Это очень, очень печально, но придется. Вот зачем мы приезжали с Бешем на ранчерию старого Эна. Нас послали охранять и сберечь сокровище для нашего племени.
– Но, Хачита, подумай! Ведь мы твои друзья!
Казалось, апач его не слышит.
– Правильно, мы должны были спасти сокровище от Пелона и ему подобных, – бормотал он. – «Хачитаубей всех!» приказал мой верный друг. «Смотри, чтобы ни один, в ком есть хоть мельчайшая примесь белой или мексиканской крови, не ушел». О, как радостно! Какое счастье!
– Дьявольщина! Ах, ты, вонючий апачский ублюдок! – заорал, внезапно встревожившись, Пелон. – Да во мне самом мексиканская кровь. А что ты скажешь по поводу Микки? В нем вообще намешано черт знает чего, черт знает с чем!