Когда Николая Ивановича Голубева хоронили, то съехались жители всех деревень. Хоронили его и как героя, и просто как родного человека. Съехались в последний раз поклониться ему низким земным поклоном дважды, и трижды, и четырежды судимые, которым он когда-то поверил, судьбы которых он созидал — камушек к камушку, кирпичик к кирпичику — с тем же тщанием и терпением, с каким строил свой дом, ставил печь.
Вдова капитана Голубева, Зинаида Николаевна, говорит: «Если бы мой Николай, а ведь их обоих звали Николаями, остался жив, он бы все равно не возненавидел Капунова и делал бы все, чтобы его спасти». Она плачет: «А если бы можно было повторить сначала нашу жизнь и ему заранее было известно, что его убьет бандит, то он все равно не стал бы относиться к людям злее. Николай говорил: ведь мы живем ради людей».
Дом его был открыт для людей и днем и ночью. Он советовал, требовал, утешал, укреплял веру в себя. Совсем незадолго до трагедии в этот дом вошел и Капунов. «И надо же, — сожалеет с непередаваемой горечью Зинаида Николаевна, — не застал Николая Ивановича... Может, поговорили бы, ничего бы и не было».
...Сейчас этот дом осиротел, пуст без хозяина. На столе лежит любимая книга Голубева «Жизнь растений», раскрытая на той странице, которую он не дочитал...
В. РУБАН,
капитан милиции
Газеты писали потом: «Восемьсот метров были для Анатолия Тульнова метрами мужества, дорогой к подвигу». Высокопарно? Нет. Все было именно так.
Кульминация истории, о которой пойдет речь, произошла здесь, у подножия древнего Сихотэ-Алиня, в таежной деревушке Извилинке. Для лейтенанта милиции Анатолия Тульнова она один из пяти населенных пунктов на обслуживаемом им участке. Далеко друг от друга разбросаны пункты по тайге. Работать здесь участковому инспектору, конечно, трудновато. Иногда говорят про его район: край света. И все потому, что тут кончается железная дорога. По «чугунке», особенно осенью, народу прибывает в несколько раз больше, чем живет здесь коренного населения. Попробуй угадай, кто из них приехал с добрыми намерениями, по делу, а кто с недобрыми.
В общем, что и говорить, район сложный. И когда в 1972 году назначали сюда Тульнова участковым, то начальство Чугуевского РОВД долго сомневалось. Стаж-то небольшой был в ту пору у молодого офицера — всего три года проработал в милиции в должности помощника дежурного райотдела.
Однако Анатолий Тульнов отлично проявил себя в новой должности. Ему присвоили почетное звание «Лучший участковый инспектор Приморского края», наградили знаком «Отличник милиции».
Начал Тульнов с создания добровольной народной дружины в своей деревне Булыге-Фадееве. Подобрал людей, на которых можно было положиться. Потом сформировал оперативный комсомольский отряд. И что поразило Тульнова — люди откликнулись на его призыв сразу же. Помогали своему участковому на совесть. Вовремя и регулярно выходили на дежурства. Патрулировали улицы, охраняли порядок в общественных местах. А вскоре на участке Тульнова был открыт первый в Приморском крае сельский опорный пункт правопорядка. Руководство совхоза «Красный Октябрь» выделило для него просторную избу. Активисты-общественники под началом участкового оформили ее соответствующим образом, развесили плакаты.
...В тот вечер Анатолий пришел домой поздно. Затянулось заседание товарищеского суда. Перед односельчанами предстал известный, изрядно всем надоевший пьяница и прогульщик. Жил он почти на самом краю деревни. Приезжему человеку, если ему надо было пройти в ту сторону, объясняли дорогу так:
— Дойдете до избы Ваньки-пьяницы, а там уж недалеко будет...
Пройти, не заметив ее, было просто невозможно: полуразвалившаяся, почерневшая от времени, с пошатнувшимся забором.
Односельчане, собравшись на опорном пункте, посмеивались:
— Ну кино! Ваньку-пьяницу на путь истинный ставить будем. Чё придумал Тульнов. Да Ваньку-то жена родная всю жизнь пилила. А толку... Как пил, так и пьет.
Теснота. Надымили мужики «Прибоем» — не продохнуть. И вдруг оживление. За стол чинно садятся члены товарищеского суда. Свои же, деревенские! Проходят, двигая стульями, солидные и строгие. При галстуках. Прямо не узнать! Шепот среди присутствующих:
— Гляди-ка, Ваньки-пьяницы сын среди них. Выходит, судить отца будет. А батька-то сидит как ни в чем не бывало. Даже не побрился.
Все шло обычным порядком. Выступали совхозные передовики. Стыдили, ругали. А затем встал из-за стола сын.
— Ну вот что, отец, расскажи народу, как детство у меня украл, как жизнь моей матери каторгой сделал. Давай, что ж ты сидишь помалкиваешь...
Горячо и гневно говорил сын. Люди замерли. Перед ними вставал грязный и страшный облик человека, которого все знали в деревне как тихого и «безобидного» пьяницу.
Да, такой тишины в зале не было даже когда заезжий фокусник а сельском клубе вытащил из разрисованного ящика без дна Стешкиного петуха с помеченным синей краской правым крылом. Только тут было не до смеха. Совершенно трезвый Ванька-пьяница плакал, взвизгивая по-щенячьи.
«Вот тебе и «яблоко от яблони недалеко падает». Петр-то не в отца пошел. Лучший шофер в совхозе, активный общественник», — думал Тульнов, возвращаясь с собрания.
Не успел он дома лечь, как послышался скрип снега под окном, а затем в него постучали.
— Иваныч, подымайся. Твой дружинник расхулиганился.
На ходу застегивая полушубок, Тульнов поспешил на другой конец деревни. Там жила в небольшой чистой избенке набожная старушка. За ней водился грешок — тайком гнала самогон и продавала подгулявшим мужикам.
В этот вечер к старушке пришел дружинник. Показал удостоверение и... потребовал четверть самогону. Без всяких актов и свидетелей. Старушка смекнула: «Видать, сердечному на дармовщинку выпить захотелось». И так раскричалась, что ее можно было услышать на другом конце деревни. Сбежались люди. В общем, большой скандал вышел.
На следующий день на общем собрании Тульнов поставил вопрос об исключении провинившегося из дружины...
После этого случая в райотделе ему намекнули, что, мол, нехорошо он с парнем обошелся. Все же общественность... И посоветовали впредь ограничиваться порицаниями. Но обычно спокойный Тульнов взорвался:
— Партийная совесть, долг коммуниста не позволяют мне этого сделать. Что ж, думаете, чем больше в дружину запишу, тем крепче будет связь с общественностью? Нет, такие «добровольные помощники» мне не нужны.
Как-то на совещании во Владивостоке один из коллег Тульнова попросил его поделиться секретами успешной работы.
— Какие секреты! Да если бы не помогали люди, что бы я один сделал на такой здоровенной территории? — искренне удивился Анатолий.
...Притормозив у райотдела, участковый неторопливо выбрался из кабины «газика».
— Скорее к начальнику, — сказал вместо обычного приветствия дежурный.
В кабинете шло совещание. Случилось то, что принято называть коротко и многозначительно — ЧП. Двое вооруженных преступников, остановив в тайге лесовоз, в упор застрелили шофера и завладели машиной. Ворвавшись в первую встретившуюся им на пути деревню, ограбили магазин. Вскоре их появления следовало ожидать на участке Тульнова. Где именно? Об этом, наверное, не знали и сами преступники.
Срочно были созданы оперативные группы. Старшим одной из них назначили лейтенанта Тульнова. Приехав в Булыгу-Фадеево, участковый инспектор с волнением и радостью увидел, что оперативный комсомольский отряд и добровольная народная дружина почти в полном составе ждут его у опорного пункта. По лицам парней понял: они уже все знают.
Дружинники и члены опергруппы перекрыли основные дороги. Одну группу Тульнов оставил у Березовки, что в семидесяти километрах от Булыги-Фадеева, а сам поехал в сторону Извилинки.
Сгущались осенние сумерки. Свет фар выхватывал из темноты стволы огромных кедров, каменных берез, опутанных лианами. Не обращая внимания на натужные завывания мотора, Анатолий выжимал из «газика» всю его мощность.
Подъезжая к деревне, увидел на обочине группу дружинников. Оказывается, не дожидаясь команды, они сами выставили пост. Не зная примет преступников, не зная, какую машину те угнали, на всякий случай записывали номера всех проходящих автомобилей. Просматривая список, Анатолий чуть не ахнул: в нем значился и тот самый лесовоз!
— Куда поехал он, не заметили?
— К магазину, кажется, — неуверенно ответил кто-то.
— Дайте плащ, — попросил участковый.
Надев его поверх милицейской формы, он вместе с командиром дружинников Волковым направился к магазину по деревенской улице. Так начались те самые восемьсот метров участкового инспектора Тульнова на пути к главному экзамену в его жизни.
— Вот что, запомни: мы с тобой пьяны, — давал последние инструкции Волкову Анатолий. — Будем идти пошатываясь. Понял?
В этот момент Тульнов чувствовал что-то похожее на то состояние, которое он испытывал перед решающим боем с известным боксером Приморского края. Имея первый разряд за плечами и опыт, Анатолий волновался, но страха перед именитым соперником у него не было.
Дождь давно перестал, однако ветер не унимался. Прикрытая жестяным колпаком лампочка отчаянно болталась на столбе. Круг света метался по земле, выхватывая из темноты магазин и стоящий невдалеке лесовоз. Сквозь шум ветра доносился скрежет металла. «Ах, сволочи, взламывают замок», — догадался Тульнов. И тут же, обращаясь к Волкову, приказал ему возвращаться назад.
Все ближе и ближе магазин. Уже хорошо видны те двое. Возятся с замком. Слышен их разговор:
— Пьяного черт принес. Возьми в кабине свое оружие. Надо проучить этого алкаша. Будет знать, как по ночам шляться.
Анатолий, сделав вид, будто поскользнулся, упал на землю. «Да это же настоящие звери», — подумал он и тут же, сделав предупредительный выстрел вверх, крикнул: — Стой! Стрелять буду!
В ответ над головой засвистели пули. Не обращая на них внимания, инспектор выстрелил в бежавшего к машине. Тот упал.
«Неплохо, — отметил про себя Тульнов, — второй не рискнет бежать к машине. Для этого надо будет пересечь круг света».
И точно, второй, беспрерывно стреляя, отступил в темноту. Судя по звуку, пули пролетали где-то в стороне. Наконец преступник прекратил огонь, видимо, экономил патроны.
Анатолий, немного переждав, пополз к первому. Тот оказался раненым. Разорвав рубаху, Тульнов сделал перевязку, а потом расспросил преступника. Узнал, что у второго патронов осталось немного. Затем с помощью подоспевших дружинников доставил раненого в больницу.
В ту ночь было не до сна. С нетерпением ждал утра. Чуть свет отправился в тайгу. За околицей его догнал на взмыленной лошади подросток.
— Дядя Толя, я только что видел бандита. Он в распадке, у реки.
«Удивительный народ у меня на участке, — думал, шагая по тайге, Тульнов. — Ведь сколько добровольцев сейчас вызвалось идти со мной. Еле отговорил. Кстати, чей это был паренек? Кажется, сын Дойниковых».
Неожиданно раздался выстрел. Чиркнув по ближайшей лиственнице, пуля с воем пронеслась над головой. Анатолий решил прижать бандита к сопкам и, забирая вправо, повел огонь по мелькавшей среди деревьев фигуре.
Расчет оказался верным.
Несколько раз пули впивались в стволы деревьев, за которыми прятался Анатолий. Преступник не мог взобраться на сопку, иначе он оказался бы на виду. Именно на это и рассчитывал Тульнов. Перебегая от дерева к дереву, он приближался к скале, за которой укрывался правонарушитель. Наконец пули стали пролетать высоко над ним. Он попал в так называемую «мертвую зону». Теперь выстрелы для Анатолия были не страшны. Оставалось ждать, когда у преступника кончатся патроны.
И он наступил, этот момент. Сначала из-за скалы показались поднятые вверх руки, а затем вышел и скрывавшийся за ней бандит.
Родина высоко оценила подвиг коммуниста Анатолия Тульнова, наградив его орденом Красной Звезды.
Р. АВРАМЕНКО,
капитан милиции
Подобно многим милицейским историям, эта тоже началась с тревожного сообщения:
— Хулиганы избивают человека. Приезжайте скорее к хлебному магазину на улице Розы Люксембург...
Оперативная группа выехала почти тотчас же, однако по прибытии на место происшествия обнаружить там уже никого не удалось, кроме самого пострадавшего: бедняга, по всей видимости, был без сознания и только тихо стонал.
— «Скорую помощь» немедленно! — распорядился дежурный. — А вы, — он посмотрел в сторону проводника служебно-розыскной собаки, — искать!
— След! — негромко скомандовал старшина Олешкевич своему четвероногому помощнику Шторму. Тот, пошарив носом по земле, уверенно потащил проводника за собой.
Была ночь, и на пути бегущего человека с собакой не попадалось ни машин, ни прохожих. Это значительно облегчало поиск, хотя и делало его более опасным: преступники, зная о погоне, могли затаиться в любом темном месте и напасть на преследователей.
Однако все было тихо. Пробежав по неосвещенным дворам и закоулкам, собака вывела к автобусной остановке. Побегав, тыкаясь носом, по небольшому, вытоптанному ногами людей пятачку, она подняла голову и виновато посмотрела на хозяина.
— Уехали, говоришь? — понял Олешкевич. Он снял шапку, вытер ею взмокший лоб. — Ничего, они от нас не уйдут.
Здесь проходил маршрут только одного автобуса. Направление его движения тоже было известно, так что теряться в догадках не приходилось.
Остановив проходящее мимо такси, Олешкевич попросил водителя догнать автобус. Уже через две или три остановки им удалось это сделать. Они ехали за автобусом, держась от него на приличном расстоянии и наблюдая за выходящими из него людьми. Никого подозрительного вроде не было. Вышли парень с девушкой, женщина, мужчина с авоськой — вероятно, с работы возвращается...
Но вот на остановке «ДСК-1» из автобуса вышли трое парней. Воровато оглянувшись по сторонам, они перешли дорогу и торопливо зашагали вдоль забора, окружавшего завод сборного железобетона.
— Остановите, пожалуйста! — попросил таксиста Олешкевич и, выйдя из машины, крикнул: — Стойте!
Последний из троих оглянулся и, увидев милиционера, что-то сказал своим. Все трое, как по команде, исчезли за двухметровым забором.
Старшина отстегнул поводок собаки.
— Фас!
Огромными прыжками Шторм понесся вперед. Достигнув забора, он на мгновение замер, собираясь в пружину, и, сильно оттолкнувшись, взлетел вверх. Острые когти зацарапали холодную грудь бетона. Не удержавшись на ней, животное с досадливым и беспомощным визгом сползло вниз.
Первой мыслью Олешкевича было помочь собаке, однако он боялся потерять время и упустить преступников, А пока они были близко.
Ухватившись за верхний край забора, старшина ловко перебросил через него свое тело.
— С прибытием! — произнес кто-то с издевкой за его спиной. Чья-то сильная рука обхватила шею милиционера.
— Или ты сам отсюда уйдешь, или тебя унесут! — обжигал затылок горячий и злобный шепот. Перед самым лицом сверкнуло узкое длинное лезвие. Олешкевич перехватил руку с ножом и, выворачивая ее наружу, резко рванул вперед. Перегнувшись, он бросил преступника через себя.
— Сюда, ребята! На помощь... — прохрипел тот.
Из-за выставленных неподалеку строительных панелей вынырнули два человека. Под градом посыпавшихся на него ударов Евгений вынужден был отпустить лежавшего под ним противника. Освободившись, тот поднял с земли оброненный нож, замахнулся и... завопил от боли и ужаса: запястье его правой руки намертво схватили собачьи челюсти. Даже и в темноте было видно, как побелели лица остальных преступников: так подействовало на них внезапное появление здоровенной овчарки. И когда Олешкевич скомандовал: «Руки вверх!» — никто и не думал противиться...
Худощавый, среднего роста, с аккуратными пшеничными усиками на молодом сероглазом лице, Евгений Олешкевич совсем непохож на того богатыря, которого рисовало мне воображение.