— Можно! — говорит прокурор.
Из холла появляется Краюхин. У двери в бухгалтерию он останавливается. Из бухгалтерии появляется Уманов. В руках у него палка, имитирующая металлический прут. Краюхин отшатывается и хватает стоящий в коридоре стул. Уманов замахивается палкой, слегка ударяет ею по стулу. Краюхин, дрожа от волнения, опускает стул и говорит:
— Ну-ка встань вот в такую позу (показывает) и замахнись.
Уманов чуть сгибается и заносит палку.
— Он! — кричит Краюхин. — Это он, товарищ прокурор! Я его узнал! Он!
— Сволочь! — хрипит Уманов. — Надо было убить тебя!
Через десять минут прокурор звонит полковнику Азарных:
— Алексей Афанасьевич! Уманова выпускаем. Это не он.
Вот странность человеческой памяти и отчасти психологии в сочетании — пусть не покажется банальным или напыщенным — с роковым стечением обстоятельств.
Уманов в ночь на 12 апреля действительно спал в общежитии.
Трое парней, жившие с ним в одной комнате, все, как один, добросовестно заблуждались. Подчеркнем — добросовестно. Все они порядочные ребята — шоферы, передовики производства, комсомольцы, общественники, а двое вдобавок народные дружинники. Никто из них не имел личных счетов к Уманову. И все они ошиблись. Перепутали день. Уманов не спал в общежитии в предыдущую ночь.
Почему они ошиблись, сказать трудно. Возможно, на них подействовало известие о разбойном нападении на кассу, о котором по городу ползли самые разноречивые слухи. Возможно, то, что Уманов походил на преступника, изображенного на фотороботе, а фоторобот они видели на общественном пункте охраны порядка — ведь двое из них дружинники. Возможно, то, что у Уманова была куртка, похожая на ту, что была у преступника, и значившаяся в ориентировке: голубая, из болоньевой ткани, с продольными желтыми полосами на карманах, замасленная. Возможно, то, что Уманов весь день 12 апреля был сам не свой, и ребята, конечно, не знали, что он поссорился со своей девушкой...
Почему прокурор решил, что Уманов не принимал участия в разбойном нападении?
— Как только сторож попросил Уманова встать в определенную позу, в какой, по-видимому, находился преступник, и Уманов эту просьбу выполнил, я сразу понял, что преступления он не совершал. Настоящий преступник ни в коем случае не стал бы создавать свой достоверный образ в глазах потерпевшего. А то, что Уманов оказал: «Надо было убить тебя!» — вполне понятно. Представьте состояние человека, который, будучи невиновным, провел двое суток в КПЗ, и ему вновь грозит задержание на неопределенный срок...
Ошибся — тоже, разумеется, добросовестно — и сторож Краюхин. Уж очень походил Уманов на преступника.
Тем временем группа Доброшинского, нашедшая Уманова, продолжала работать среди водителей управления технологического транспорта № 1. Простые с виду, незамысловатые и всегда доброжелательные беседы позволили выявить еще одного «человека без алиби».
Этот человек был высокого роста, молод — 25 лет, в Нижневартовске недавно, судим два года назад за автодорожное происшествие, осужден условно. С кем не бывает, как заявил он сам, от аварии не застрахован ни один водитель. Однако если даже согласиться с тем, что любой водитель может «слегка» нарушить правила дорожного движения и это приведет к тяжелой катастрофе, то уж от участия в разбойном нападении застрахован каждый.
Фамилия «человека без алиби» — Байков. Окончил восемь классов, затем торговый техникум; кроме того, водитель 2-го класса. Работает на машине ГАЗ-66. Тщательный осмотр машины привел к категорическому заключению — не та!.. И резина смонтирована правильно, и колеса не переставлялись. Но главное — у машины-то в отличие от хозяина алиби было. В ночь кражи она находилась в гараже.
Где был сам Байков в ночь на 12 апреля? Путаные, нервные показания. Прокурор города Басацкий дает санкцию на обыск в квартире.
При обыске изымаются ботинки, подошва которых в точности совпадает с кровавыми следами, оставленными одним из преступников на месте происшествия.
Как может убедиться читатель, дело обошлось без сенсаций, без таинственных личностей, без погони и стрельбы. На преступника вышли путем планомерной, напряженной работы. В том, что Байков один из преступников, сомнений не осталось, когда эксперты Мысов и Майсаков.в течение сорока минут дали категорическое заключение, что обувь, изъятая при обыске, и следы на месте происшествия (помните вырезанные куски линолеума?) совпадают.
Может возникнуть вопрос: а если бы Байков выбросил обувь, как собирался это сделать? Или сжег бы ее, как поступил другой преступник (назовем его Базов)? Преступление осталось бы нераскрытым?
Нет. Почти одновременно уголовный розыск вышел на второго преступника, и не взяли бы сегодня Байкова — завтра взяли бы Базова.
Впрочем, сейфа пока нет. Байков сидит на стуле напротив Азарных и молчит. Пока молчит.
Между тем подполковник Каркашов устанавливает, что веревка — так называемый капроновый фал — идет в комплекте со специализированным автомобилем ГАЗ-66. Специализированных ГАЗ-66 уже не тысяча с лишним, их десяток-другой. Сразу отпадают те машины, где веревка цела. Отпадает машина, водитель которой использовал фал по назначению — для растяжек антенны. И та, шофер которой использовал веревку не по назначению — натянул во дворе для сушки белья...
Теперь выйти на преступников гораздо легче.
Однако раньше, чем приступили к этой работе, полковник Азарных сказал Байкову:
— Послушайте, молодой человек. Вам еще жить да жить. Вы совершили тяжкое преступление... погодите, не перебивайте меня! Повторяю: вы совершили тяжкое преступление — это доказано. Вот ознакомьтесь с заключением эксперта. Статья, по которой вы будете привлечены к уголовной ответственности, предусматривает в качестве наказания высшую меру...
Байков вздрогнул.
— Я вас не пугаю, нет. Напротив, думаю, что высшей меры вам не будет, хоть я и не судья, решать не мне. Люди, на которых вы напали, живы. Деньги, я надеюсь, мы возвратим государству. Дадут вам, разумеется, много. Дел вы натворили... Но суд учтет добровольное признание, раскаяние, а главное, учтет добровольную выдачу денег, Понимаете меня? Дело в том, что признание с вашей стороны — дело пока скользкое, поскольку не вы пришли к нам с повинной, а мы вас нашли. А вот деньги вы сейчас имеете возможность выдать добровольно.
Эти слова не были тактическим ходом старшего инспектора по особо важным делам. Какая уж тут тактика, когда есть железное доказательство — следы, когда достаточно протянуть руку к звонку — и второй преступник сядет на стул рядом с Байковым.
Азарных думал уже о другом: что нужно было этому двадцатипятилетнему парню, имевшему хорошую специальность, работу, жилье, получавшему четыреста рублей в месяц? Почему он запутался в жизни?
Азарных молчал, давая парню возможность прийти в себя.
Молчал и Битюцких.
— Закурить можно? — дрогнувшим голосом попросил Байков.
— Пожалуйста. — Азарных придвинул на край стола пачку «Родопи». Байков дрожащими пальцами зажег спичку и прикурил. Несколько раз подряд глубоко затянулся. Затем сказал:
— Дайте бумагу и ручку. Желаю собственноручно записать показания и добровольно выдать сейф.
— Сейф?
— Да.
— А деньги?
— Деньги в сейфе. Мы его не вскрывали.
— Почему?
— Как увидели, что милиция работает по всему городу... и побоялись... думали, может, попозже... Мы же на другой день пришли в УТТ, узнали, что сторожа живы и что денег в сейфе около восьмидесяти тысяч... И как-то страшно стало. Мы думали, там тысяч двадцать — двадцать пять...
— Было там и двадцать пять, — сказал Битюцких. — Ну да ладно... Пишите.
Байков взял ручку и склонился над столом.
У крыльца стоят два УАЗа. В первый садятся полковники, прокурор, старший лейтенант с магнитофоном, начальник ГОВД, старший инспектор оперативно-поисковой группы Ганиев и автор этих строк.
В этот же УАЗ сажают преступника.
Во второй машине инспектора УУР, два капитана милиции, кассирша УТТ-1, понятые и эксперт Майсаков с фотоаппаратом.
Старший лейтенант включает магнитофон.
— Гражданин Байков, — обращается прокурор к преступнику, — мы находимся у здания горотдела милиции. Вы изъявили желание добровольно выдать следственным органам сейф, похищенный вами 12 апреля из кассы управления технологического транспорта № 1. Подтверждаете это?
— Да, я желаю добровольно выдать сейф.
— Давайте команду водителю нашего автомобиля, куда нам ехать.
— Прошу водителя ехать к зданию конторы УТТ-1. Машины трогаются в путь.
— Гражданин Байков, мы подъезжаем к зданию конторы управления технологического транспорта № 1. Куда нам ехать дальше?
— Прошу ехать в сторону Самотлора.
И вот она, самотлорская дорога! Описанная в сотнях — нет, пожалуй, в тысячах журналистских репортажей, отечественных и зарубежных. Бетонка, проложенная по топям и торфу, по воде и просекам. Здесь не видно праздных машин — идут многотонные КрАЗы и «Татры», КамАЗы и «Уралы». Рабочая трасса, дорога к нефти уникального месторождения.
До недавнего времени ездил по ней и Байков. Ездил как честный, всеми уважаемый труженик, покоритель Сибири. И вот едет по ней, пожалуй, в последний раз. Может быть, проедет по ней когда-нибудь еще, но это будет не скоро.
Крутится лента магнитофона, лежащего на коленях старшего лейтенанта.
— Прошу водителя повернуть налево.
Машина сворачивает на старую лежневку. Шофер включает передний мост — дорога оставляет желать лучшего.
Прямо по курсу, куда идет машина, монтируется буровая. Вдоль лежневки тянутся к горизонту три параллельные трубы — по ним идет нефть Самотлора.
— Прошу остановиться, — говорит Байков. — Кажется, здесь.
Выходим из машины. Из УАЗа, который идет за нами, выскакивают капитаны и младшие инспектора.
— Где-то здесь... — говорит Байков. — Вот так же были три трубы и впереди буровая... Только... не могу понять...
Инспектора уже по ту сторону труб. Болото, по которому они проложены, уже подтаяло, инспектора проваливаются где по колено, а где и по пояс.
Прокурор вполголоса говорит:
— Не найдем, пошлем за вторым. Второй сидел за рулем, должен лучше запомнить.
— Второй еще не сознался, Евгений Моисеевич, — замечает Доброшинский.
— Ничего, теперь уж сознается.
Справа работает бульдозер. Разравнивает площадку.
— А что? — говорит один из младших инспекторов. — Вот так вполне сейф загребет в болото — и поминай как звали. Тут же до двадцати метров, говорят, глубина.
— Нет, — неуверенно говорит Байков. — Вроде проехали...
— Ну пошли обратно, — терпеливо говорит Битюцких. — Ничего страшного. Вы, главное, вспоминайте.
Идем обратно. Машины ползут следом. Здесь уже и не лежневка, а просто месиво из торфа, воды и снега.
— Товарищ полковник, садитесь в машину, — предлагает начальник милиции по очереди обоим полковникам. — Чего бродить по колено.
— Да нет, чего уж.
— Может, примета какая запомнилась в том месте, где сейф зарыли? — спрашивает Доброшинский.
— Да вроде... вроде березка была. Тут сосны кругом.
Битюцких ушел далеко вперед — метров на пятьдесят, потом еще дальше. Догоняю его, хлюпая полными уже ботинками по торфу.
Угол соснячка. Там берег болота. Слепит глаза снег. Битюцких вглядывается в лесок и вдруг говорит:
— Березка!
Теперь и я вижу изогнутый белый стволик среди сосенок. Никаких следов дороги нет. Неудивительно: прошло девять дней. Несколько раз за это время сыпал снег: апрель на Самотлоре еще не весна.
Тем временем подходит остальная группа во главе с Байковым. Он тоже видит уже березку, бросается вперед, за ним устремляются инспектора, Доброшинский, капитаны.
За трубами невысокий снежный бугорок. И оттуда, с бугорка, хорошо виден уголок белого ящика, выглядывающего из сугроба. Сейф зарыт на открытом месте и под ярким апрельским солнцем успел оттаять.
Старший инспектор оперативно-поисковой группы плюет, как заправский землекоп, на ладони и берется за черенок лопаты. Это уж работа легкая — откапывать сейф. Вторую лопату на части рвут младшие инспектора.
Мрачно наблюдает за этой суетой Байков. Но, кажется, какое-то напряжение уже прошло. Глядя на него, думаешь, что он, быть может, не то чтобы рад, но все-таки... что все наконец кончилось — страхи, сомнения, холодный пот по ночам, кошмары среди бела дня.
Сейф, как и предполагали, не такой уж тяжелый. С трудом, но его поднимают двое. Кассирша достает ключи. Ключ не входит — скважину забило снегом. Приходится ковырять палочкой. Наконец ключ поворачивается, открывается дверца. Все на месте: ведомости, корешки использованных чеков, мелочь и пачки пятирублевок в банковской упаковке.
Прокурор смотрит на часы. Конечно, положено пересчитать деньги на месте, составить протокол, но... кончается смена — выходят из проходной УТТ шоферы, слесари, обсуждая вопрос, скоро ли милиция найдет сейф. Так пусть увидят, что сейф найден, деньги на месте.
— Грузите! — говорит прокурор. — Товарищи понятые, посчитаем деньги в конторе. Не возражаете?
Начальник ГОВД Хохлов выходит на дорогу и останавливает ГАЗ-66.
— Далеко?
— В город.
— Как раз по пути, — говорит майор. — Подруливай задним бортом. Сейф тут надо подбросить...
— Нашли?! — изумляется водитель. О сейфе знает весь город. — Да, елки-палки, вот это да! А я вас видел, когда вы по телику выступали, товарищ майор! Ну, думаю, глухо дело...
Сейф в кузове.
— Ну все. Поехали, — дает команду Битюцких.
— Минуточку, товарищ полковник! — кричит Майсаков. — Товарищ полковник! — обращается и к Азарных. — Фотографию на память! Встали дружненько! Секунда, и готово!
Преступники задержаны. Кто же второй?
Помните того робкого, застенчивого парня, который приходил вечером в гостиницу «Строитель» и спрашивал Пал Палыча?
В романе или повести я бы не решился на такой поворот сюжета. Но в жизни это было. Я встретился с этим парнем за несколько часов до того, как он совершил разбой. Помните, на глазах у него появились слезы, когда Степан Астахов бил за измену жену?.. А между тем этот паренек уже знал, что ночью подъедет на своей машине к УТТ-1, возьмет в руку железный прут и вместе с Байковым пойдет за сейфом. Будет бить сторожа прутом по голове. Ночью отвезет сейф по самотлорской дороге, оттащит с Байковым в сугроб, затем, отъехав немного, отольет из бака бензина и сожжет обувь. То же самое прикажет сделать Байкову, но тот забудет. А утром 12 апреля, через два часа после возвращения с Самотлора, снова придет в гостиницу «Строитель», вежливо постучится к нам в номер и спросит, не приходил ли Пал Палыч?..
В конце допроса он поинтересовался:
— Вы все там же живете, в «Строителе»?
Я кивнул.
— Ну так вы Пал Палычу от меня привет передайте. Долго я мотался с места на место, а с ним мы как то сработались. Жаль, недолго пришлось.
Эксперты, как и фотожурналисты, не любят отдавать снимков. Или отдают через год. Зная эту особенность, я сказал Майсакову:
— Ну а снимки, конечно, после дождичка в четверг?
— Ха! За кого ты меня принимаешь? У нас все-таки не фотоателье. — И вынул объемистую пачку.
Вот она, эта фотография: посреди широкого заснеженного болота группа людей. Слева тянутся за горизонт три блестящие черные нитки — трубопроводы, по которым идет нефть. Еще левее несколько чахлых сосенок: там начинается берег.
От этого места, где находится группа, пятнадцать километров до Нижневартовска (расстояние замерено по спидометру автомобиля), а само это место — Самотлор. Да, тот самый знаменитый Самотлор, нефтяная жемчужина Западной Сибири.
Одиннадцать человек, застывших на снимке (семеро во втором ряду встали полукругом, четверо в первом присели на корточки), не имеют отношения к добыче нефти. В то же время они приехали сюда отнюдь не из праздного любопытства — они здесь работали, и этот снимок прощальный, на память.