— Я знал одну женщину, которая очень любила совершать морские прогулки на яхтах…
— Не трудись, — прервала его я. — Конец этой истории известен только мне.
Под эту фразу, которая даже мне показалась излишне театральной, я пулей выскочила из Агентства, захлопнув за собой дверь.
Дома была одна Сашка, которая поинтересовалась, как прошел мой первый рабочий день в Бюро Региональных Расследований. Я сказала ей, что ощущаю себя Гюнтером Вальрафом, который обманным путем проник в газету «Бильд». Вряд ли Сашка знала про неистового репортера Вальрафа, но других расспросов не последовало.
***
Подходя к яхт-клубу, я ожидала увидеть нечто поражающее воображение. Но «Фетида» оказалась обыкновенной одномачтовой яхтой, возле которой на пирсе уже толпились люди. Бахтенко среди них не было.
Заметив мой ищущий взгляд, Виктор Эммануилович сказал:
— Женечка повез в родильный дом жену, но надеюсь, что скучать без него вам сегодня не придется.
Это известие меня расстроило, все-таки Женька был своим человеком, и при случае на него можно было положиться.
Количество приглашенных на морскую прогулку явно превосходило число сотрудников БРР. Я насчитала уже двадцать пять человек, а гости продолжали собираться.
Женщины были здесь явно в меньшинстве, они стояли отдельной стайкой, о чем-то оживленно переговариваясь. Среди мужчин особенно выделялся один, лет сорока-сорока пяти, с крупной яйцевидной головой, к которой бережно прижимались маленькие ушки. Судя по тому, как внимательно слушал его Поришевич, он был важной персоной.
— Кто это? — спросила я у Виктора Эммануиловича.
— Его, Валечка, зовут Алексеем Роландовичем, и советую вам хорошенько запомнить это, — ответил он в своей обычной манере.
Несколько секунд это имя будило во мне какие-то странные ассоциации, потом сознание мое прояснилось: Калугин! Момент был самый удачный — Поришевич почтительно внимал Лехе Склепу, и, прикуривая сигарету, я сумела воспользоваться фотоаппаратом Спозаранника. Чрезвычайно гордая собой, я уже представляла себе этот снимок в «Явке с повинной» и была занята тем, что придумывала заголовок для будущей статьи, когда нас пригласили на яхту.
На «Фетиде» мои ожидания оправдались сполна. Она была более вместительной, чем казалось с берега, и достигала в длину метров тринадцати. Палуба сверкала чистотой, а каюты внутри были отделаны красным деревом.
Капитан занял место у руля, и при западном ветре на дизельном ходу яхта медленно двинулась вдоль фарватера. Я стояла на палубе и, держась за леера, любовалась заходящим солнцем и наблюдала за слаженными действиями команды, которая поднимала грот. Лодка постепенно набирала ход, спустя некоторое время на ней появился и стаксель, и уже под парусами «Фетида» вошла в залив.
Внизу уже вовсю веселились. Стол ломился от деликатесов и количества выставленных бутылок.
— А, Валечка, где вы бродите?! — приветствовал меня Виктор Эммануилович. — Идите к нам, будем знакомиться ближе.
Близкое знакомство с этим генетическим уродом менее всего входило в мои планы, но, продрогнув на палубе, я с удовольствием выпила водки, съела два бутерброда с черной икрой и решила, что морская прогулка может стать прекрасным средством для отвлечения от грустных мыслей. «Скрипка еще пожалеет о том, что предпочел меня этой кикиморе», — думала я, разглядывая сидящих в каюте мужчин. Застолье уже перешло в ту стадию, когда все говорят громко, стараясь привлечь к себе внимание. Женщины визгливо смеялись и не противились объятиям.
Калугин казался трезвее других, обществу пышногрудой блондинки он пока предпочитал лобстера, которого уверенно разделывал холеными руками. Количество золотых перстней на его пальцах не поддавалось исчислению.
Глядя на него, я вспомнила про сайт в интернете, а заодно и про то, что мне следует не заедать водку икрой, размышляя о мести Скрипке, а изучать обстановку.
Между тем обстановка все более накалялась, и оставаться здесь становилось уже небезопасно. Не то чтобы я так сильно тревожилась за свою честь, но принимать участие в свальном грехе, которым грозила завершиться эта пирушка, мне не хотелось. Улучив момент, я сделала еще пару снимков, красноречиво свидетельствующих о том, как именно привыкли отдыхать сотрудники БРР вместе с господином Калугиным, и поднялась на палубу.
Там было уже темно. Я достала сигарету, но курить не хотелось, от духоты внизу у меня разболелась голова. Пробравшись на носовую часть яхты, я присела на корточки возле стакселя и стала смотреть на темное небо.
— Не может быть! — донесся вдруг до меня голос Поришевича. — Ты наверняка ошиблась.
Дух расследователя снова проснулся во мне, и, почти вплотную прижавшись к парусу, я вся превратилась в слух.
— Уверяю тебя, это она. Я видела ее в «Золотой пуле».
Узнав жеманный голос Инги, я похолодела от страха. И как только я не заметила ее сразу в толпе гостей? Где были мои глаза? Впрочем, в «Золотую пулю» она явилась в глубоком декольте, которое мне запомнилось больше всего остального.
— У, сука рыжая… — услышала я голос Поришевича.
«А все мои рыжие волосы, — думала я в ужасе, переползая с носа на борт, — если бы не они, эта чертова кукла ни в жизнь бы меня не узнала. Рыжие, они такие заметные…»
Нужно было срочно что-то придумать.
В надежде спрятаться я спустилась в каюту.
— Валечка, хотите мидий? — Виктор Эммануилович едва ворочал языком.
«Только мидий мне сейчас и не хватало», — подумала я, поймала на себе взгляд Алексея Роландовича Калугина. Сейчас сюда явится Поришевич, и тогда все. Меня вдет участь лобстера, останки которого мирно покоились на тарелке Лехи Склепа.
Я снова поднялась наверх и села на кормовую банку позади капитана. «Может, обратиться к нему? — пришла в голову мысль. — Но у Славика Поришевича небось и команда вся купленная». Из печальных раздумий меня вывел сам капитан.
— Девушка, сидеть здесь ночью без спасательных средств не полагается, наденьте вот это, — он бросил к моим ногам спасательный жилет.
Решение сверкнуло молнией. Нацепив на себя жилет и воспользовавшись тем, что команда яхты была занята сменой галса, я перекинулась через корму и по транцу почти бесшумно соскользнула вниз.
***
Очутившись в воде, я моментально протрезвела и, глядя вслед удаляющейся «Фетиде», поняла, что совершила непростительную глупость. Вряд ли пьяный Славик имел серьезное намерение лишить меня жизни. В худшем случае съездил бы по физиономии, хорошего в этом тоже, конечно, немного, но все лучше, чем ночью оказаться в Финском заливе в полном одиночестве и кромешной тьме.
В более идиотской ситуации мне еще не приходилось оказываться. Добраться до берега была практически нереально, тем более что я понятия не имела о том, где этот берег находится. Я и на суше-то ориентировалась с трудом и умудрилась заблудиться даже в Кавголове на лыжном кроссе.
Одна надежда на то, что спасательный жилет не даст мне возможности утонуть и на рассвете меня кто-нибудь заметит.
Возблагодарив Бога и судьбу за то, что в Финском заливе не водятся акулы, и что мне, подобно пассажирам «Титаника», не довелось очутиться в холодных водах Атлантики, я вертикально повисла в своем жилете, отчаянно пытаясь думать. Но мысли, которые лезли в мою голову, были исключительно мрачные. В спасательном жилете вполне может оказаться дырка, а плавать я почти не умею. Стометровка в бассейне на стадионе имени Ленина была моим единственным рекордом, да и то совершенным в силу необходимости скинуть зачет.
Я представила свой некролог в «Явке с повинной», написанный Скрипкой, потом вспомнила Манюню, которой не с кем будет играть в день рождения, и хотела заплакать, но ввиду огромного количества воды, которое меня окружало, это было бы совсем глупо. Вдруг меня словно током ударило — фотоаппарат!!! К счастью, он был здесь, в верхнем кармане куртки, и даже в относительно сухом состоянии, и гнев Спозаранника мне не грозил. А впрочем, что мне до Глеба, ведь если я и не утону, то непременно умру от воспаления легких, потому что уже замерзла. «Пусть хоть пленка останется», — обреченно подумала я и приготовилась к верной смерти.
Длинная светлая дорожка, внезапно возникшая на темной воде, напомнила мне о том, что, наверное, так души восходят к Богу. Однако в следующую минуту я поняла, что все еще жива, а таинственный свет шел от фонаря, которым светили с маленькой яхты, идущей мне навстречу.
Я отчаянно закричала, пытаясь привлечь к себе внимание, и, избавившись от сковывающей движения юбки, попыталась плыть. Слава Богу, говорила себя я, что на свете существуют еще влюбленные, которые катаются ночью по заливу.
— Хватайся, Горностаева, — услышала я вдруг голос Скрипки. — Я знал историю про одну придурковатую журналистку, которая, не умея плавать, ночью сиганула в Финский залив, — продолжал он, затаскивая меня внутрь.
— Леша, — сказала я, стуча зубами от холода, — это самая лучшая из всех твоих историй. Только ты забыл добавить, что это была хорошая журналистка. — С этими словами я вытащила из кармана куртки чудо японской фототехники.
ДЕЛО О ВОСКРЕСШЕМ МЕРТВЕЦЕ
Рассказывает Зураб Гвичия
1
— Князь, тебя!
Голос моего соседа по отделу — Георгия Зудинцева — остановил меня уже в дверях. Через минуту и семь секунд я должен был предстать пред светлые очи моего шефа — Глеба Спозаранника.
Мои прегрешения против журналистики вообще и Агентства в частности были ужасающими. Добавить к ним еще и опоздание значило примерно то же, что самому подписать смертный приговор.
Я схватил трубку:
— Гвичия слушает!
— Товарищ майор, Кирилл Потапов беспокоит. Помните такого еще?
— Помню, — я чуть смягчился. — Конечно, помню, дорогой.
Кирилл — Кир — был в моем взводе в Афганистане. Потом мы вместе работали в службе безопасности «Трансбизнес Лимитед». Я-то оттуда скоро уволился — «не сошлись характерами». Кир остался и, по слухам, дорос до вице-президента по безопасности. Толковый был парень. Лихой и толковый.
— Зураб, радость у меня. Сегодня сын родился. Наследник.
— Поздравляю. — Оставалось еще сорок три секунды.
— Жду вечером. К восьми. Придешь?
— О чем разговор.
— Адрес… — Кир продиктовал. — Очень жду. Наши собираются. Я же обещал.
— До вечера.
Семнадцать секунд.
Я кинул трубку на рычаг и рысцой бросился в соседний кабинет. Но перед дверью помедлил мгновение. Перед кабинетом шефа я всегда робел. Как курсант-салага перед первым прыжком с парашютом. «Готов?» — «Готов!» — «Пошел!»
Нажал ручку и шагнул в кабинет.
— Вы опоздали на двадцать секунд, — приласкал меня Спозаранник уже на входе. — Для вас это обычное дело.
Я замер на пороге.
— Что же вы? — Глеб Егорович поднял на меня свои близорукие глаза. — Присаживайтесь.
Я опустился на краешек стула: Зудинцев называл это положение (к слову, очень неудобное) моей защитной стойкой.
Спозаранник осторожно, двумя пальцами, взял со стола распечатку моего материала.
Это был «финальный аккорд» по квартирным мошенникам.
Началось все с регионально-просветительской организации «Кантата» и тетки нашей секс-дивы Светы Завгородней. За шесть с лишним месяцев мне обрыдли все квартирные мошенники и пострадавшие от них граждане. Само слово «квартира» вызывало близкие к рвотным позывы. Но Спозаранник с завидным упорством (и занудством) давил из меня каждые две недели новую статью. И наконец попросил написать финал «квартирной эпопеи». Радости моей, понятное дело, не было предела.
— Посмотрим, Зураб Иосифович, что можно с этим сделать, — как-то обреченно, с особым вздохом-придыханием сказал Глеб Егорович. — В первом же абзаце у вас…
И понеслась. Понеслась, родимая! Вах!
2
Дом Кира я нашел без труда: нужно было только выйти на «Петроградской», перейти по подземному переходу Каменноостровский и зайти в первый от Большого проспекта подъезд. Третий этаж.
На лестнице меня встретил хорошо знакомый сладкий и пьянящий запах. Анаша.
Похоже, травку курили где-то на верхних этажах. Судя по запаху — чуть горьковатому, — анаша была не самая кондиционная.
Чего— то туда лишнего намешали. Я встряхнул головой: не моя это проблема. В другой раз умнее будут.
Я нажал кнопку звонка, который отозвался мягкими переливами. Щелкнул замок, и меня, словно щепку горный поток, подхватили волны веселья.
В просторных комнатах квартиры витал сигаретный дым, слышался звон посуды, а музыкальный центр почти на пределе извергал что-то старое и доброе, рок-н-ролльное.
— Майор!
— Князь!
— Зураб!
Кир совершил невозможное. Он действительно собрал почти всех наших — полтора десятка человек. Тех, кто был в моем взводе в Афганистане.
Мы редко собирались все — или без двух-трех человек все. Но еще там, на войне, когда подбили оба вертолета, на котором наш взвод куда-то там перебрасывали, Кир поклялся, что на день рождения сына соберет нас.
И слово свое сдержал.
…Часа через три мы вышли с Киром на кухню — перевести дух.
— Кого нет? — спросил я.
Потапов немного помрачнел, нервно затянулся сигаретой:
— Двоих. Кости Пирогова и Васи Сомова.
— Почему?
— Сомов полгода назад пропал в Псковской области. Ездил на выходные проведать семью — они где-то под Изборском отдыхали, — а до Питера не добрался. Ни его, ни машину так и не нашли.