– Девятнадцать, – сказал он.
– Вон что? Я думала, старше. – Она встала, посмотрела в окошко, потом опять на солдата. – А Витька тут при чем?
– Ваш сын там… В общем, был при этом.
– Как то есть был? – спросила тетя Нюра. – Воровал, что ли?
– Я не знаю, – сказал солдат и посмотрел на Ваську. Но тот молчал. – Может, он ничего и не взял, но… Он знает, кто украл оружие.
– А вам откуда известно? – спросила опять тетя Нюра.
Солдат не ответил. Все трое теперь молчали. Тетя Нюра вздохнула, произнесла:
– Не знаю, что вам и сказать. Витька, конечно, от рук отбился. Мужика в доме нет. Я день и ночь в госпитале, санитаркой служу. Тут не уследишь, ясное дело.
– Да, – сказал солдат.
– Я среди раненых кручусь, у самой мужик на фронте. А к нам все как из мясорубки, куски тела, а не люди идут… А я уж грешным-то делом и подумаю иногда: хоть бы с одной ногой или с одной рукой пришел. Все-таки мужик, если он в дому. От него и запах в горнице другой… А Витьке я уши надеру, как он вернется.
– Не надо драть, – попросил солдат. – Может, он невиноват ни в чем.
– Как же не виноват? А кто ружье стащил?
– Я думаю, что это не Витька. – Солдат посмотрел на Ваську, с упреком посмотрел.
А Васька, озираясь по сторонам, скучно пробормотал:
– Там и другие были…
– Постарше Витьки? – спросила тетя Нюра Ваську.
– Угу.
– Шайка, что ли?
– Не знаю.
– Ну, я узнаю. Я все узнаю.
Она ушла и почти сразу вернулась с тарелкой в руках. В тарелке лежала белая лепешка, разрезанная по радиусу на узкие дольки.
– Попробуйте, – предложила тетя Нюра. – А я сейчас чаю поставлю. Да пробуйте, не бойтесь, это из казеинового клея. Тут, на авиационном складе, достаем. Отмачиваем да в тарелках на холоде оставляем. Он как сыр на вкус.
Тетя Нюра засмеялась, добавила:
– Голь на выдумки хитра. Я Витьке утром говорю:
сходи на рынок, продай по червонцу за кусочек, а на деньги картошки купи. У нас картошки нет. Праздник ведь на носу, Первое мая. А в доме пусто, с какой стороны ни поглядишь.
Тут слышно стало, как залаял Бармалей. Солдат и Васька одновременно привстали. Но это был не Витька. Какая-то женщина постучала в окно, тетя Нюра вышла к ней. Но в дом не повела, а стала негромко переговариваться в прихожей. Было слышно, как тетя Нюра несколько раз сказала: «Поможем, поможем… Дай срок». А женщина ей отвечала: «Да сроку-то мало осталось. Куда же мне рожать!» А тетя Нюра опять ей негромко:
«Сульфидин пропал. Будет, и все сделаем. Забеги завтра…» – Будем ждать? – спросил солдат Ваську.
– Не знаю.
Оба взяли по кусочку казеинового сыра. Васька проглотил, не заметил вкуса, взял и опять проглотил. Решил взять последний раз и пожалел, что такие маленькие кусочки. Небось Витька каждый день по тарелке сыра жрет.
Васька не завидовал семейным, каждому, как говорят, свое. Но семейным живется в войну сытнее, это Васька знал. Тут во дворе опять гавкнул Бармалей, послышался голос Витьки. Тетя Нюра о чем-то спрашивала, он отвечал. Голоса стали громче, и тетя Нюра закричала, и Витька закричал. Вместе они появились в комнате. Витька, не поздоровавшись, прошел к комоду и положил деньги. Быстро и враждебно посмотрел на Ваську, солдата он как будто не видел. Тетя Нюра стояла в дверях, руки в боки, не сводила глаз с сына.
– Ну? – спросила громко. – Скажешь?
– Чего вы ко мне пристали! – завопил Витька. Он был вообще истерик. Васька это знал. – Ничего не видел! Ничего не брал!
– Брал, – сказала тетя Нюра. Она положила на стол перед солдатиком фонарик. – Ваш?
Солдат взял фонарик в руки, осторожно повертел его. Произнес почти пораженно:
– Мой.
– В кармане нашла, – говорила тетя Нюра. И вдруг закричала на сына, шагнув к нему: – Так что! Тебя на людях выдрать?
Даже Ваське стало страшно от ее крика. Никто так на Ваську не кричал. Уж бог с ней, с семейной сытостью, ни за какие бы казеиновые сыры не продал Васька своей свободы.
Витька задрожал, заплакал, забормотал сквозь слезы, что он ничего не брал, кроме фонарика. Все остальное забрали Купец и Длинный, а он не брал…
– Документы кто взял? – спросил солдат негромко.
– Не брал… Не я… – как-то пронзительно неприятно завопил Витька. – Вот Васька тоже видел, он компас получил!
– Ладно, ладно, – произнес солдат, поморщившись, На Ваську он и не взглянул. – Ты можешь показать, где живут эти… двое?
Витька взвыл еще пуще.
– Можешь или не можешь? – спросила тетя Нюра. – Прекрати вой и говори нормально! Ну! – Она крикнула «ну», и. Васька снова вздрогнул, а Витька сразу замолчал. Следя за руками матери, членораздельно произнес:
– Купец у магазина живет, зеленый дом, а другого я не знаю.
– Зеленый дом? – повторил солдат и встал. – Как его зовут, твоего Купца?
– Сенькой, – отвечал Витька, не глядя на солдата.
– Ладно, – сказал солдат. – Если не врешь…
Он не оглядываясь вышел во двор, в калитку. Васька побежал за ним. На ходу успел оглянуться и увидел, что Витька выскочил вслед и показывает ему кулак.
Некоторое время солдат шел впереди, в его движениях появилась уверенность. Васька решил, что не оборачивается и не заговаривает солдат из-за компаса. Но тот будто услышал мысли Васьки, приостановился, поджидая его.
– Вот что, Василий, – сказал солдат. – Теперь гляди в оба, нет ли патруля. Знаешь, какой бывает патруль?
– Знаю, – ответил Васька. – Тебя могут схватить?
– Могут. Я теперь, Василий, как дезертир все равно. Никогда бы не смог представить, что буду скрываться.
– А когда винтовку найдешь, не будешь скрываться?
– Не буду. Только бы найти!
– 14 -
Некоторое время они шагали молча и вышли на окраинную улицу дачного типа. На дороге копались в песке куры. Кое-где жгли весенний мусор: старую ботву, листья, хворост, и горьковатый серый дым витал над огородами.
– Я не за оружие борюсь, Василий, – снова начал солдат. Было видно, что он не перестает думать об этом. – И не за документы. Я за себя борюсь. Потому что я уронил себя. Кто же должен меня подымать, как не я сам… Ты понял?
Васька кивнул, спросил:
– Дядя Андрей, хотите, что-то покажу? Васька полез в потаенное место, достал кусок стальной ножовки, заточенной на конце.
– Вот!
Солдат повертел обломок, присвистнул, глядя строго на Ваську.
– Выбрось ты эту штуковину, Василий, – посоветовал он. – Опасная игрушка. Лучше я сам закину… Васька вцепился в руку солдата, крикнул:
– Нет! Нет! Отдай!
– Зачем она тебе? – спросил тот. Подержал на ладони и протянул Ваське. Васька засунул обломок в штаны.
– Нужно. Вы же сами сказали, что без оружия мужчина не солдат.
– Я, Василий, про фронт говорил.
– А я про тыл, – отрезал Васька сердито.
Но долго злиться он не умел. Через несколько шагов спросил:
– Дядя Андрей, а вы «Катюшу» видели?
– Нет, не видел.
– Говорят, их никто не видел, потому что их возят под брезентом. У них там мина лежит под машиной, как только фашисты окружат и захотят узнать про «Катюшу», наши кнопку нажмут и взорвут ее.
– Смотри-ка, – произнес солдат. – Какие у тебя сведения.
– На заводе их делают в разных местах, и никто не знает, что это «Катюша». Дядя Андрей, сказать вам один секрет?
– Ну?
– «Катюши» делают на нашем Ухтомском заводе.
– Ты-то откуда знаешь? – спросил солдат, усмехнувшись.
– Так все знают…
Они остановились около магазина. Здесь была длинная очередь: женщины, старухи, дети.
– Что выбросили? – спросил Васька. Одна женщина ответила:
– Пока ничего. Говорят, мясные талоны будут селедкой отоваривать. С утра ждем, а ничего нет.
– Будет, – уверенно сказал Васька. – Это же ОРС, а ОРС знаете как расшифровывается? Обеспечь раньше себя, обеспечь родственников своих, обеспечь родственников сослуживцев, а остальное рабочим и служащим.
В очереди засмеялись, завздыхали, стали вспоминать всякие случаи, но Васька не дослушал, побежал вслед за солдатом. Тот уже стучался в дом, который был зеленого цвета.
Долго им не открывали, хотя и Васька и солдат видели, что в окне мелькают какие-то лица.
– Открывай! – крикнул им Васька. – Чего тянете? Испугались?
– Почему испугались? – спросил солдат.
– Они думают, что вы монтер, – сказал Васька.
– Ну и что?
– А у них электроплитки: штрафуют. Тетя Нюра однажды увидела монтера и спрятала плитку в комод. А монтер проверил счетчик, а потом и говорит: «Чего это у вас, гражданка, из комода дым идет?» Открыли, а там белье горит…
Загремел засов, защелкали замки, щеколды, дверь отворилась. На пороге встала крупная женщина, широкое простоватое лицо, волосы комьями свисали вниз. Тетка Акулина, Акулиха – так ее звали.
Глядя от порога сверху вниз, она громко произнесла:
– Чего ломитесь? Невмоготу? Принесли что-нибудь?
– Здравствуйте, – сказал солдат. – Нам Сеня нужен.
– Какой такой Сеня? – спросила Акулиха, прищуриваясь.
– Ну, Сеня… – Солдат пожал плечами и оглянулся на Ваську.
– Сенька Купец, – подсказал Васька. – А вы его мать? Вы на него похожи.
– Это он на меня похож, – отрезала Акулиха. – Чего надо-то?
– Поговорить, – сказал солдат.
– Ну, говорите. Я слушаю.
– Мы бы хотели с ним… лично…
– С ним? Нет уж, сперва лично со мной. Акулиха сделала шаг вперед и прикрыла за собой дверь. Васька смотрел из-за спины солдата. Подобных стервозных баб он встречал на рынке, такой попадешься, убьет на месте.
Васька дернул солдата за рукав, но тот не услышал, а может, не захотел слушать. Он стал рассказывать женщине про кражу вещей и оружия, про свое положение.
– Ну и что? – спросила Акулиха. – Вы на что намекаете, гражданин?
– Я не намекаю, – сказал солдат. – Ваш Сеня там был.
– У вас есть доказательства?
– Его видели, – солдат оглянулся на Ваську, и Акулиха посмотрела на Ваську и закричала:
– Кто же мог его видеть? Этот сопляк, что ли? Я его тоже знаю! Ну, подожди! Сенька придет, он тебе устроит желтую жизнь! Он тебе разобъяснит, как доносить на него!
– Не кричите, – громко оборвал солдат. – Вы не имеете права на мальчика кричать, а тем более запугивать.
Акулиха сплюнула и вытерла плевок ногой. Спокойно произнесла:
– Я так на ваши слова, поняли? Потеряли оружие, теперь ищете виновных? Не выйдет у вас ничего. А если станете приставать, то мы вас в милицию сведем да проверим, какой вы солдат без оружия и куда вы его пропили… А теперь угрожаете мирному населению…
Солдат смотрел на нее широко открыв глаза. Потом, будто опомнившись, махнул рукой, пробормотал:
– Вот дура.
Он повернулся, пошел не спеша от дома, в то время как в спину ему раздавался громкий крик Акулихи:
– Сам дурак! От дурака слышу! Все потерял, какой же ты не дурак! Вчерашний день ищешь! А я вот крикну участкового, может, и не солдат, и не дурак, а диверсант переодетый!
Васька сплюнул на дорожку, чтобы хоть чем-нибудь досадить противной тетке, и пошел вслед за солдатом. Нагнал его у магазина и сказал:
– Не бойтесь, дядя Андрей, она не позовет милицию! Тьфу, противная баба! Акулиха зубастая!
– Ладно тебе… баба. Где ты научился выражаться?
– А как ее назвать, если она орет как баба? – спросил Васька. – Курица не птица, а баба не человек! Солдат молчал.
– Ясное дело, – продолжал Васька. – Купца дома нет. Что будем делать, дядя Андрей? Тот пожал плечами:
– Посидим подождем?
– А сколько ждать? Он ведь может вообще не прийти?
Солдат посмотрел на Ваську.
– Ты вот что, Василий… Иди-ка домой. В детдоме могут забеспокоиться, что ты надолго пропал. А я сам здесь покараулю.
Васька усиленно замотал головой:
– Не-е, обо мне никто не будет беспокоиться. Я сам о себе всегда беспокоюсь. Потом, меня отпустили.
– У тебя родные какие есть? – спросил солдат, присаживаясь на обочину дороги. Васька продолжал стоять.
– У меня никогда никого не было. Я из детприемника сюда поступил.
Солдат не знал, что такое детприемник, но догадался: туда относят маленьких детишек. А вот кто относит и почему относит? Их бы расстреливать, этих сучек, которые отказываются от своих детей. Живет Васька и не понимает, что можно жить иначе, что существует родительская ласка, забота, материнское тепло. А где-то тут рядом мать живет, не знает, а может, и знать не хочет, что в этой беспризорной толпе ее оборванный сын бегает… Маленький звереныш, но и человек.
Солдат отчего-то закашлялся, отвернулся. А Васька увидел, как из калитки, где они только что были, вышла девочка в красненьком пальто, в беретике, сзади две косички и большие банты. Васька сорвался с места, на ходу крикнул:
– Оксана! Оксана!
Девочка оглянулась, посмотрела внимательно на Ваську, очень удивилась, – Здравствуй, Вася. Что ты здесь стоишь?
– У меня дела, – сказал Васька, подходя к девочке.
– А почему тебя не было на уроке? Смотри, тебя могут исключить.
Васька оглянулся, не слышал ли солдат всего сказанного. К счастью, не слышал. Васька законно считал, что не следует солдату знать о всяких временных Васькиных неудачах, в том числе со школой. Понизив голос, Васька спросил:
– Ты что, Оксан, здесь живешь?
– Меня зовут не Оксана, – поправила девочка. – Меня зовут Ксана. Ну, Ксения, понимаешь?
– Какая разница, – возразил Васька. – Меня вот хоть чугуном назови, только в печку не ставь.
Девочка засмеялась, и Васька засмеялся. Они стояли посреди улицы и смотрели друг на друга. Васька приметил эту девочку, когда она пришла в класс. Но сам бы он к ней не подошел. Во-первых, она одевалась как барышня, а детдомовские – кто во что горазд… Во-вторых, они вообще не дружили с домашними. У тех всех своя жизнь, родня, хозяйство, дом… Их кто-то встречает, кто-то провожает, кладет в газетку хлеб, картошку, а то и конфету… Все у них не как у людей, и Васька этой жизни не понимал, не хотел понимать.
Вот даже отношение к еде. Васька навсегда запомнил, как одна девочка, не Оксана, держала в руке хлеб, намазанный повидлом, и вдруг взяла да бросила в окно. Васька чуть сам не упал вслед за хлебом. Он бы тут же сбегал, нашел его, но был урок. И это был мучительный для Васьки урок, потому что он не слушал, а думал о хлебе, намазанном повидлом…
Васька нахохлился, совсем по-другому, и хмуро спросил:
– Эта, которая пасть на всю улицу раззявила… Твоя мать?
Девочка перестала улыбаться. Тоже холодно спросила:
– Кто раззявил? Я ничего не слышала.
– Ну, с вашего дома! Акула которая!
– А-а, – произнесла Ксана. – Тетя Акулина, наша хозяйка.
– Какая хозяйка?
– Мы у нее снимаем площадь, – объяснила Ксана.– – Мы ведь беженцы, из Белоруссии, а там сейчас немцы.
– Вот как, – сказал Васька и посочувствовал Ксане, У него и тон и обращение сразу переменились. – Я думал, что ты как другие… А ты что, с матерью приехала?
Ксана кивнула, простив Ваське всякие грубости, предложила:
– Ты приходи, если захочешь. У меня мама портниха, она тебе одежду зашьет.
– Зачем мне зашивать? – нахмурясь спросил Васька. – Я и сам шить умею. Ты лучше скажи; где сейчас Сенька?
Ксана посмотрела прямо в Васькино лицо, строго спросила:
– Ты с ним водишься?
– Да нет, не вожусь. Он мне, понимаешь, нужен… Для одного дела. Но это секрет.
Ксана сделала к Ваське шаг и оказалась так близко, что он услышал странный тонкий запах, исходивший от нее, увидел крупные веснушки на переносице, открытые серые глаза.
– Знаешь, он ведь жулик, у него, говорят, шайка. А Акулина ихняя спекулирует на рынке. Мы их боимся. Мы бы давно от них перешли, но мы задолжали им денег за квартиру. А теперь мы боимся… Мама говорит: «Вдруг прирежут».
– Ты не бойся, – тоже негромко сказал Васька. – Если что, я их быстро к ногтю!
– Ты?
– А что? Я ведь не один!