Утром двадцать четвертого мы бросили якорь в полутора милях от берега. К этому времени о Прибытии корабля знал уже почти весь остров, и на берегу скопилось множество туземцев, некоторые из которых даже приплыли с соседних островов. Едва мы бросили якорь, как корабль окружили десятки каноэ; на палубе появилось столько туземцев, что нам стало трудно выполнять свои обязанности. Неразбериха кончилась, когда на борт взошли два вождя, которых Блай помнил по прошлому посещению острова в 1777 году. Нам удалось внушить им, что на корабле должен быть порядок, и вожди принялись наводить его с таким рвением, что вскоре все туземцы снова очутились в своих каноэ. Капитан Блай пригласил меня в качестве переводчика, однако я тут же обнаружил, что мое знание языка мало чем может помочь, так как местное наречие сильно отличалось от таитянского. В конце концов с помощью знаков и некоторых слов нам удалось объяснить цель нашего посещения, вожди отдали какие-то приказания и большинство каноэ устремилось к берегу.
Хотя капитан Кук и назвал этот архипелаг островами дружбы, у меня сложилось весьма неблагоприятное впечатление о его обитателях. С виду они походили на таитян, однако вели себя в отличие от тех весьма нагло и готовы были стащить все, что попадалось под руку. Кристиан считал, что доверять им ни в коем случае нельзя, и предложил снабдить направляющиеся на берег отряды сильной охраной. Капитан Блай рассмеялся:
– Уж не боитесь ли вы этих жуликов, мистер Кристиан?
– Нет, сэр, но полагаю, что у нас есть все основания быть с ними поосторожнее. По моему мнению…
– Да вашего мнения никто не спрашивает. Проклятье! Не первый помощник, а какая-то старая баба! Пойдемте, мистер Нельсон, нам нужно как-то успокоить эти трусливые душонки.
С этими словами капитан Блай спустился в ожидавший его катер, мистер Нельсон, который хотел собрать еще несколько саженцев хлебного дерева, чтобы заменить ими погибшие в пути, последовал за ним. В этот день никаких неприятностей не произошло. На следующее утро под началом Кристиана на берег отправились два отряда за водой и древесиной. Вот тут-то и оказалось, что Кристиан был прав: не успели мы ступить на сушу, как туземцы принялись нам всячески досаждать. Охрану мистер Блай все же послал; но при этом строго запретил пользоваться оружием. Столпившись у ручья, дикари мешали нам набирать воду, а у нескольких матросов, рубивших деревья, даже отняли топоры. Тем не менее Кристиан справился со своей задачей превосходно, и только благодаря его хладнокровию, туземцы, превосходившие нас по численности раз в пятьдесят, не смяли наши отряды. Нам удалось запастись древесиной и водой, не ввязываясь в сражение, однако когда на закате мы двинулись в обратный путь, туземцы ухитрились завладеть шлюпочным якорем.
Прибыв на корабль, Кристиан доложил о наших потерях капитану. Тот впал в неистовство и принялся браниться в таких выражениях, которые оскорбили бы и простого матроса.
– Безрукий трус и негодяй, вот вы кто, сэр! Черт меня раздери, если это не так! Вы что, имели оружие и испугались кучки паршивых дикарей?
– Что проку в оружии, если вы запретили им пользоваться, сэр? – спокойно поинтересовался Кристиан, однако Блай, не обратив внимания на его вопрос, продолжал изрыгать такие потоки оскорблений, что тот круто повернулся и спустился к себе в каюту.
Обычно после того, как Блай давал выход своим приступам ярости, мы могли несколько дней жить спокойно, однако на этот раз события развивались иначе, что имело самые серьезные последствия для всех нас. Все следующее утро мистер Блай пробыл у себя в каюте и только днем поднялся на палубу, чтобы дать какие-то указания мистеру Самьюэлу, который разбирал покупки, сделанные нами в Намуке. На квартердеке, между пушками, лежала большая гора кокосовых орехов. Блай, знавший точное число купленных орехов, обнаружил, что несколько штук не хватает. Быть может, ему доложил об этом мистер Самьюэл.
Капитан немедленно созвал всех офицеров и принялся у каждого спрашивать, сколько тот купил орехов и не заметил ли он, чтобы кто-нибудь из команды брал их с квартердека. Все отвечали, что им ничего такого не известно, и Блай, по-видимому, решив, что офицеры выгораживают матросов, все более и более горячился. Наконец совершенно разъяренный он подошел к Кристиану.
– Итак, мистер Кристиан, я хочу знать, сколько орехов вы купили для себя?
– Право, не знаю, сэр. Неужели вы думаете, что я мог дойти до такой низости, чтобы красть у вас орехи?
– Да, паршивая собака, именно так я и думаю! Вы украли несколько штук у меня – иначе знали бы точно, сколько купили сами! Все вы проклятые воры и негодяи! Скоро вы станете красть у меня ямс17 или подговаривать на это матросов! Но нет, вы у меня попляшете! Я отучу вас воровать, шелудивые псы! Я вас всех обломаю!
Из всех подобных сцен эта была самая отвратительная, и тем не менее в ней присутствовало нечто комичное. Кристиан, однако, ничего забавного в этой сцене не нашел, да это и не удивительно: никакой другой капитан военно-морского флота не мог позволить себе обращаться так со своим первым помощником. С искаженным злобою лицом Блай расхаживал взад и вперед по квартердеку, потрясал кулаками и орал на нас так, словно мы находились на другом конце корабля. Внезапно он остановился.
– Мистер Самьюэл!
– Да, сэр?
– Вплоть до дальнейших приказаний прекратите выдачу спиртного этим мерзавцам. И вместо фунта мяса отпускайте по полфунта на человека – всем! Ясно?
– Так точно, сэр.
– Клянусь Богом, я доведу норму и до четверти фунта, если только увижу, что недостает еще чего-нибудь! Вы на брюхе ко мне приползете!
Затем он приказал все кокосовые орехи, принадлежавшие офицерам и матросам, присоединить к корабельным запасам. Когда это было сделано, капитан ушел к себе.
К полуночи наступил штиль. Когда я сменился с вахты, море напоминало тихий пруд, в его зеркально-гладкой воде отражались созвездия Южного полушария. Спустившись вниз, я решил, что спать там слишком жарко. Мы с Тинклером выбрались на палубу и, стоя у гакаборта, завели разговор о доме и о том, какое блюдо мы закажем в первую очередь, когда окажемся на берегу. Внезапно, осторожно оглянувшись, Тинклер сказал:
– Ты знаешь, Байэм, что я – закоренелый негодяй? Я ведь украл у мистера Блая один орех.
– Значит, это тебя, подлец, мы должны благодарить за головомойку?
– Увы, да. Я один из этих жуликов и воров. Я мог бы тебе назвать имена двух других, но не стану. Нам очень хотелось пить, а лезть за водой на мачту было лень. А тут такое соблазнительное зрелище – целая гора орехов! Черт бы побрал этого Нельсона с его хлебными деревьями! Вечно из-за них не хватает воды!
И правда, мы все завидовали нашим саженцам. Их нужно было поливать постоянно, что бы ни случилось. Для того чтобы сократить количество выпиваемой матросами воды, Блай придумал весьма хитрое устройство, которое не позволяло нам утолять жажду слишком часто. Тот, кто хотел пить, должен был слазить на грота-марс за находившимся там мушкетным стволом, спуститься вниз, вставить ствол в отверстие лагуна18 и, напившись, вновь отнести питьевую трубку на марс. Эту операцию не позволялось проделывать более двух раз за вахту, и люди ленивые старались обходиться без питья как можно дольше.
– Слава Богу, что он меня не заподозрил, – продолжал Тинклер. – Я бы, конечно, стал все отрицать, но, боюсь, выдал бы себя чем-нибудь. А Кристиана ужасно жаль.
– Он знал, что ты взял орехи!
– Не орехи, а только один орех. Конечно знал. Он видел, как я это сделал, но как порядочный офицер отвернулся. Ну ладно, утро вечера мудренее. Может, завтра совесть перестанет меня мучить.
Умением спать Тинклер напоминал корабельную кошку: он мог свернуться клубком и прикорнуть где угодно. Он улегся рядом с пушкой, положил руку под голову и, как мне показалось, вскоре крепко уснул.
Было около часа; если не считать вахты, на палубе находились только мы с Тинклером. Мистер Пековер стоял у другого борта, его фигура смутно вырисовывалась на фоне звездного неба. Кто-то поднялся на палубу по кормовому трапу. Это был Кристиан. Пройдясь несколько раз взад и вперед по палубе, он заметил, что я стою между пушек.
– Ах, это вы, Байэм?
Он подошел и облокотился о фальшборт. После последнего скандала я его еще не видел. Помолчав некоторое время, Кристиан спросил:
– Знаете, он пригласил меня отужинать вместе с ним. Почему? Как вы думаете? Облил меня грязью, вытер о меня ноги, а потом посылает Самьюэла пригласить меня на ужин!
– Вы не пошли?
– После того, что произошло? Боже милосердный, нет, конечно! Все мы в его власти. И офицеров и матросов он считает за собак, которых по своей прихоти может пинать или ласкать. А выхода у нас нет. Никакого. Во всяком случае пока мы не вернемся в Англию. Бог весть, когда еще это произойдет!
Несколько минут он молчал, глядя на притихшее море в звездном свете. Потом заговорил опять.
– Байэм, я хочу попросить вас кое о чем.
– О чем же?
– В таком долгом путешествии, как наше, может случиться все что угодно. Если я почему-либо не смогу вернуться домой, мне хочется, чтобы вы навестили моих родных в Камберленде. Вы сможете это сделать?
– Безусловно, – ответил я.
– Когда перед нашим отплытием я в последний раз виделся с отцом, он хотел, чтобы я попросил кого-нибудь об этом. Он сказал, что, если что-нибудь случиться, ему будет утешением поговорить с одним из моих друзей. Я обещал, но все как-то откладывал. Теперь мне легче.
– Можете на меня положиться, – произнес я, пожимая ему руку.
– Прекрасно! Значит, договорились.
– Что-то долго вы не спите! – вдруг услышали мы за спиной и обернулись. В ярде от нас стоял Блай, босиком и без камзола. Как он подошел, мы не слышали.
– Да, сэр, – холодно ответил Кристиан.
– Вам тоже не спится, мистер Байэм?
– Внизу очень жарко, сэр.
– Что-то не заметил. Истинный моряк может спать и в печи, если обстоятельства тога требуют. Или на льдине.
С минуту Блай постоял, словно ожидая нашего ответа, затем круто повернулся и зашагал к люку. Мы с Кристианом поговорили еще немного о том о сем, после чего он пожелал мне доброй ночи и ушел в сторону бака19.
Тинклер, лежавший в глубокой тени рядом с одной из пушек, вдруг сел и сладко зевнул.
– Ступай вниз, Байэм, и докажи, что ты настоящий моряк. Черт бы побрал вашу болтовню. Когда появился Кристиан, я только начал засыпать.
– Ты слышал, что он говорил?
– Это о том, чтобы навестить его отца, если что-нибудь случится? Да, пришлось невольно подслушать. Меня отец об этом не просил, похоже, он не надеется на то, что я не вернусь… Ужасно пить хочется! Последний час я только о воде и думаю, а имею право попить лишь утром. Что бы ты сделал на моем месте?
– Мистер Пековер как раз ненадолго спустился вниз. Можешь успеть.
– В самом деле?
Тинклер вскочил, мгновенно вскарабкался по вантам за мушкетным стволом и до возвращения Пековера успел отнести его на место. Когда мы вместе спускались вниз, пробили три склянки. Я улегся в койку и вскоре уснул.
Глава IX. Бунт
На рассвете я проснулся оттого, что кто-то грубо тряс меня за плечо. На палубе слышался тяжелый топот и громкие голоса, один из которых принадлежал мистеру Блаю. Черчилль, второй штурман, с пистолетом в руке стоял у моей койки, а Томпсон, держа мушкет с примкнутым штыком, топтался у оружейного рундука, помещавшегося на решетке грот-люка. В ту же минуту два человека, уже не припомню кто, ворвались в каюту, и один из них воскликнул:
– Мы с тобой, Черчилль! Дай нам оружие!
Томпсон выдал им мушкеты, и они поспешили обратно на палубу. Стюарт, чья койка висела рядом с моей по левому борту, был уже на ногах и поспешно одевался. Несмотря на гул голосов на палубе, Янг спал.
– Нас атаковали, Черчилль? – спросил я. Первой моей мыслью было: «Баунти» отнесло к одному из островов и на борт забрались дикари.
– Одевайтесь и не теряйте попусту времени, мистер Байэм, – отвечал он. – Мы захватили корабль и взяли капитана Блая в плен.
Разбуженный столь внезапно, я не сразу осознал смысл сказанного и глупо уставился на него.
– Они взбунтовались, Байэм, – сказал Стюарт.
– Боже милостивый, Черчилль! Вы с ума сошли! Вы понимаете, что делаете?
– Мы прекрасно знаем, что делаем, – отвечал тот. – Блай сам виноват во всем. Клянусь, теперь-то он у нас попляшет!
Томпсон угрожающе потряс мушкетом.
– Мы пристрелим его как собаку! – пригрозил он. – И не вздумайте что-нибудь выкинуть, молодые люди, а не то поплатитесь жизнью! Арестуй их, Черчилль! Я им не верю!
– Придержи язык, твое дело – оружейный рундук, – ответил Черчилль. – Одевайтесь побыстрее, мистер Байэм. Куинтал, быстро к этой двери! Без моего приказа никого не выпускать – ясно?
– Есть, сэр!
Я обернулся и у входа в каюту увидал Мэтью Куинтала. За ним маячил Самьюэл; в одни штанах, с растрепанными жидкими волосами, он был гораздо бледнее обыкновенного.
– Мистер Черчилль! – позвал он.
– Убирайся свинья, или я выпущу тебе кишки! – заорал Куинтал.
– Мистер Черчилль, сэр! Позвольте мне вам что-то сказать, – снова позвал Самьюэл.
– Прогони его, – бросил Черчилль, и Куинтал столь свирепо замахнулся мушкетом, что Самьюэл без лишних слов исчез.
– Пни-ка его в зад, Куинтал! – крикнул кто-то, и, взглянув вверх, я увидал двух людей, склонившихся над люком.
Так как оружия у нас не было, нам со Стюартом оставалось лишь подчиниться приказаниям Черчилля. И он и Томпсон были люди крепкие – мы с ними не справились бы, даже будь они безоружны. У меня промелькнула мысль о Кристиане, человеке столь же быстром в действиях, как и в решениях, но я тут же понял всю тщетность надежд на то, что он еще на свободе. Этим утром он был вахтенным офицером, и, без сомнения, его обезвредили в самом начале бунта, даже раньше, чем Блая. Поймав мой взгляд, Стюарт слегка покачал головой, как бы говоря: «Бесполезно. Делать нечего».
Мы быстро оделись, и Черчилль повел нас по проходу к носовому трапу. У фор-люка стояли несколько вооруженных часовых, среди которых я заметил Александра Смита, матроса, обычно укладывавшего мою койку, чья безоговорочная преданность никогда не вызывала у меня сомнений. Я был потрясен, увидев, что он на стороне Черчилля, однако картина, открывшаяся передо мной, когда мы поднялись на палубу, заставила меня забыть о самом существовании Смита.
Капитан Блай, в одной рубашке, со связанными за спиной руками, стоял у бизань-мачты. Перед ним стоял Кристиан, держа в одной руке конец линя, которым был связан Блай, в другой – штык; вокруг них столпились вооруженные матросы; я узнал Джона Миллза, Айзека Мартина, Ричарда Скиннера и Томаса Беркитта. Черчилль обратился к нам:
– Станьте здесь. Мы не причиним вам вреда, если вы не примете сторону наших противников.
Мы со Стюартом считали само собой разумеющимся, что Черчилль – главарь мятежников. Как я уже рассказывал, за попытку дезертировать на Таити Блай сурово его наказал. Я знал, как остро Черчилль ненавидит его, и понимал, что этот человек может дойти до бунта. Но чтобы Кристиан, неважно из каких побуждений, мог совершить такое – об этом я не мог и подумать. Стюарт произнес только:
– Кристиан! Боже милосердный! Теперь надеяться не на что.
Положение было и в самом деле безнадежным. К этому времени единственными безоружными людьми на палубе были капитан Блай и мы. Весь корабль был в руках мятежников. На палубу нас привели, вероятно, с тем, чтобы разъединить группу мичманов и лишить нас тем самым возможности действовать сообща. В замешательстве мы сделали несколько шагов, и, приблизившись к месту, где стоял Блай, я услышал слова Кристиана: