Кристина Золендз
1
Меня разбудило настойчивое «бип-бип-бип» маленького аппарата, следящего за его умирающим сердцем. Я медленно открыла глаза, а он всё так же лежал, глядя на меня.
Я поднялась со своего места и наклонилась ближе, положив руку ему на щеку.
— Освободись. Я понимаю.
Он стал задыхаться и пробормотал нечто на грани слышимости. Я выдавила улыбку.
— Уходи, Джейк. Я буду в порядке, не держись за меня.
Одинокая слеза скользнула из уголка глаза, и дыхание успокоилось. Мониторы пронзительно запищали.
Я отступила назад, пока медсёстры и доктора наводняли комнату, но, я знала, было уже слишком поздно. Он ушёл, и у меня никого не осталось.
Голоса размылись, и время, кажется, замедлило свой ход, пока я выходила в коридор. Господи, я больше не связана с этим местом. Персональный для меня ад.
Кто-то выключил кардиомониторы, и вопли аппарата прекратились. Осознание смерти Джейка как гром среди ясного неба пронеслось во мне волнами ужаса. Жизнь когда-нибудь станет легче?
Столь долго я беспомощно наблюдала, как ужасная болезнь высасывала жизнь из него, некогда сильного духом. Дрожащие руки Джейкоба и его пожелтевшая кожа – признаки проигранной борьбы с невидимым врагом-убийцей. Неужели человек может чувствовать себя таким бессильным и незначительным, наблюдая за смертью любимого человека? Каждую ночь я хотела занять его место, но до сих пор была здесь, а Джейкоба уже не было. Как бы там ни было, я никогда не верила в исполнение желаний.
Я положила руку на дверной косяк и лишь единожды обернулась. «Не реанимируйте. Не тоскуйте по мне, когда рак победит. Не устраивайте похороны, чтобы не помнить причины моей смерти». Они назвали время: 3:16. Цифры заставили меня нахмуриться, или, может быть, Габриэль, стоящий прямо за дверью, в чём я была уверена.
— Здравствуй, Габриэль, — прошептала я, перешагивая порог. Мои внутренности сжались, когда я предстала перед ним.
— Грейс.
Я подняла голову и изо всех сил постаралась улыбнуться, сдерживая слёзы, которые вскоре всемирным потоком хлынут из моих глаз. На Габриэля всегда было приятно смотреть. Независимо от места и времени, он был прекрасен. Он стоял, прислонившись к белой стене в коридоре больницы, и она казалась грязной по сравнению с его безупречной бронзовой кожей.
— Каковы твои планы теперь, Грейс?
— О, Габриэль, такие же, как и всегда. Просто продолжать дышать и переставлять ноги. Я потеряла брата и теперь, если позволишь, хотела бы побыть в одиночестве. — Я прошла мимо него и, случайно коснувшись его руки, вздрогнула.
Габриэль протянул руку и осторожно дотронулся до моего плеча.
— Я сожалею о твоём брате, Грейс. Я сожалею обо всём этом.
Я остановилась и повернулась к нему. Даже несмотря на то, что его голос был полон нежности, ледяные голубые глаза не выражали никаких эмоций.
— Спасибо, Габриэль. Уверена, однажды мы с ним снова встретимся. В конце концов, все мы когда-то умираем, ведь так?
Сарказм сочился из каждого моего слова. Я не смогла сказать то, что хотела. Сколько можно говорить о сожалении? Сколько ещё раз я буду смотреть на то, как смерть забирает всех, оставляя только меня? Сколько еще я смогу вытерпеть, если уже пережила больше, чем другие? Сколько раз я хотела, чтобы смерть пришла за мной? Но я чувствовала, что даже после смерти мне не будет дан отдых, не так ли? Скорбь текла по моим венам.
Его длинные изящные пальцы коснулись моей щеки.
— Я действительно сожалею о Джейкобе, Грейс. Хотел бы я сделать что-нибудь. Знаю, что ты любила его. — Всего на наносекунду — или даже меньше — его глаза оттаяли, как если бы он пытался показать мне ещё что-то, кроме пустого выражения лица.
Он повернулся, чтобы уйти, но я почувствовала, как его вялые попытки сделать что-нибудь повисли и отяжелели в воздухе между нами.
— Это не имеет ничего общего с Джейкобом, Габриэль. Да, мой брат умер, я буду скучать по нему, но я не поэтому здесь, всё ещё одна. Я рада, что Джейкоба больше нет. Он умирал годами из-за рака. Ни один человек не должен страдать так, как страдал он. Это мучительно, но я всё это время была здесь. Так что, пожалуйста, не нужно опекать меня. Не навещай меня так часто, не смотри на меня своими холодными мертвыми глазами и не говори, как бы ты хотел сделать что-нибудь, когда я знаю, что ты мог бы это сделать. И если у тебя нет никакой рекомендации или совета для меня, я буду делать то, что делала всегда: передвигать ноги и шагать дальше.
На глаза навернулись слезы, когда я отвернулась от него. Конечно, я буду скучать по Джейкобу. Такому, как Габриэль, никогда не понять это ужасное человеческое чувство и эту боль. Я просто хотела, чтобы это прекратилось, я не хотела больше существовать в этом мире или в любом из миров. Я просто хотела... ладно, это ведь не важно.
Одним быстрым движением Габриэль схватил меня и развернул лицом к себе. Его строгое отческое выражение растворилось в ласковой улыбке. Его поведение настолько поразило меня, что коленки подкосились и больше не держали меня. Я никогда не видела, чтобы Габриэль так себя вел. Он обнял меня своими огромными загорелыми руками и зашептал на ухо:
— Ты — самый сильный человек, которого я когда-либо знал. Ты была сломана намного больше, чем другие, и ты всё же держишься... Я так хочу спасти тебя...
Его объятия успокаивали меня, но я начала медленно сопротивляться его рукам, пытаясь освободиться.
Нежность исчезла, и передо мной стоял неумолимый названный отец, как будто мы совершили скачок к похвале и ласке, которого больше никогда не будет.
— Спасибо, Габриэль.
И тогда я ушла, оставив его, стоящего в коридоре больницы, Бог знает почему думающего, что я — самый сильный человек из всех, кого он знал. У меня уже не было выбора быть другой.
2
Я всё ещё шла, пока не обнаружила, что стояла посредине парковки, но не могла вспомнить, где оставила свой джип. Я не могла вспомнить, когда в последний раз была вне стен хосписа. Лучи солнца будто напали на меня, скрывающуюся слишком долго. Порывшись в карманах в поисках ключей, я подумала, должна ли я вернуться в комнату Джейкоба, чтобы забрать свои вещи.
Звук сигнализации помог мне отыскать джип, я залезла в него и тяжело опустилась на водительское сиденье. Я посмотрела на заднее сиденье, где чехол для гитары был прислонён к заднему окну. Кого я обманывала? Всё, что принадлежало мне, было в этом автомобиле. Мне просто нужно было уехать, и я завела двигатель.
Я покинула стоянку так быстро, как будто выхлопные трубы горели. Мне нужно было проехать более четырёхсот миль, и я хотела сделать это так быстро, как только могла. Направляясь прямо к Нью-Йоркскому шоссе I-90, я с силой нажала на педаль газа.
Я поместила телефон в держатель на приборной панели и позвонила Леа по громкой связи.
— Грейс? Что-то случилось? — ответил бестелесный голос моей лучшей подруги.
— Джейка больше нет, так что я возвращаюсь домой. Моя комната всё ещё свободна?
— О, Грей. — Прозвище, придуманное ею, тронуло моё сердце. — Конечно свободна. Я даже не знаю что сказать. Джейк был...
— Пожалуйста, не надо. Все кончено, и для него больше не будет боли. Я вернусь сегодня вечером.
— Мы с Коннером собираемся пойти послушать группу его друга позже. Напиши мне, когда доберешься, и я скину тебе адрес, если ты будешь в состоянии пойти.
Леа уже привыкла к моим стоическим приступам. Может, ночь в компании музыки и выпивки будет ответом на мои молитвы или, по крайней мере, заглушит мой разум в этой суровой жизни.
— Коннер, ха? Звучит как план. Сейчас я почти на I-390. Скоро увидимся.
— О Боже, ты едешь со скоростью 90 миль, да? Не будь самоубийцей, я знаю, ты хочешь этого, но я бы с удовольствием увидела тебя ещё раз, целой и невредимой. Кроме того, я действительно хочу познакомить тебя с Коннером. — Голос не мог скрыть её чувств к нему, и это заставило меня улыбнуться. У Леа такая прекрасная душа. Она заслуживает найти кого-то, кто бы заставил её улыбаться.
— Я вообще не езжу под 90, — ответила я. По крайней мере, я не думала, что 120 было похоже на 90. — Не могу дождаться встречи с Коннером. — Я положила трубку и заставила джип ехать ещё быстрее. Движение было на удивление редким, и я петляла между автомобилями, как будто была невидимой. Если бы только я была невидимой или хотя бы не чувствовала этот ужасный мир. Если бы только я не была настолько... человечной.
В утешениях и одиночестве переднего сиденья, проносясь по миру как в тумане, я дала волю слезам. Я отделила разум от тела, как обычно делала, и позволила горю нахлынуть на меня. По мере того, как приближался вечер, небо становилось темнее. Тёмные тучи продолжали собираться на небе, толпясь на небесах, пока не разверзлись. Град застучал по лобовому стеклу, дождь лил, вторя моему настроению. Всё это заставляло меня чувствовать себя так, будто небеса издеваются надо мной.
Путь, на который обычно требуется часов семь, я преодолела за пять, проплакав всю дорогу. Ровно в 21:15 я занесла свои вещи в маленькую квартиру на Манхэттене, которую мы давно сняли с Леа. Я села на большой коричневый диван, купленный в магазине подержанных вещей в деловом центре города, и огляделась. Все было на своих местах. Как будто и не было этих шести месяцев, и Джейк все ещё мог надрать задницу панкреатическому раку. Переставляй ноги, просто продолжай двигаться дальше.
Леа написала мне, как добраться до бара: «Выйди за дверь. Поверни направо. Зайди за угол. Найди большой знак «Бузер». В доску напейся за Джейка».
Я вернулась в свою комнату и вылезла из одежды. Рубашка пропиталась слезами. Я переоделась в старые удобные джинсы и тесную белую футболку, думая о том, как Леа будет возмущаться насчёт того, как я выгляжу. Тогда я надела пару черных туфель на шпильке, которые были в моем шкафу. Я надеялась, что бар не находился слишком далеко, потому что у меня было ощущение, что обратно мне придётся тащиться домой босиком.
Чтоб хоть как-то освежиться, я брызнула на лицо холодной воды. Я даже не смотрела в зеркало. Просто схватила куртку и прошлась пальцами по волосам, чтобы распутать их, когда выходила из дома. Меня никогда не волнует, как я выгляжу, когда иду куда-то. Не то чтобы я не ценила свою внешность, просто не чувствовала, что это имеет значение, потому что то, как ты выглядишь, не меняет того, что у тебя в душе.
Проходя вниз по улице, я находила утешение в оживлённых звуках Нью-Йорка: такси летали по улицам, люди разговаривали, смеялись и кричали. Все в этом городе было таким чувствительным и живым. Чувствительным и всё ещё таким живым.
«Бузер» мог похвастаться чрезвычайно яркой неоновой вывеской над открытыми дверями и музыкой, слышимой уже снаружи. Передние окна были сделаны из небольших стёкол, запотевших в холодной февральской ночи. Старомодные фонари свисали с древнего кирпичного фасада, из-за чего казалось, что здание принадлежит маленькой романтичной деревушке Тосканы, а не улице Нью-Йорка.
Очень хорошо сложенный на вид мужчина стоял у входа в бар и подмигнул мне, когда я вошла. Яркая рубашка STAFF плотно прилегала к его телу, как нарисованная. Он смотрел на меня так, словно хотел съесть на ужин. Слишком высокомерно. Тем не менее, это не помешало мне подумать о том, буду я основным блюдом или же просто закуской.
Я искала Леа, обводя переполненное помещение взглядом, и почти сразу увидела её. Конечно, она была той, кто танцевал на столе у стены напротив сцены. Все болтали и смотрели на выступление группы, представляющее из себя смесь из рока, блюза и альтернативы. Ничего особенно, средняя музыка, и я отключилась от неё.
Я смело проталкивалась сквозь толпы людей, музыка звучала вдали от моих ушей. Я едва заметила, когда они прекратили играть. Когда Леа увидела меня, она схватила меня за руки и затащила к себе на стол.
— Ты дома! Боже, Грей, мне так жаль. Давай, поговори со мной!
Я стояла на расстоянии вытянутой руки и слегка улыбнулась ей.
— Нет ничего, что бы я тебе не говорила до этого. Давай не будем об этом, ладно?
Она спрыгнула со стола и потащила меня за собой. Я едва позорно не упала, но она упрямо тащила меня к небольшой группе парней, смотрящих на меня в замешательстве.
Леа поставила меня перед высоким белокурым парнем.
— Коннер! Это моя лучшая подруга во всей вселенной. Грейс. — Она повернулась ко мне и закричала, перекрикивая толпу. — Грей, это Коннер. Единственный!
За этим последовало пьяное хихиканье, точно показывающее, как сильно она была пьяна.
Коннер, так же известный как Единственный, слегка приподнял брови в адрес Леа, а потом широко улыбнулся мне. Я не могла удержаться, и ухмыльнулась ей, мысленно вздыхая. Да. То, как он смотрел на Леа... Что ж, большинство девушек пошли бы на убийство ради того, чтобы парень так смотрел на них. Моё сердце колотилось в груди за мою подругу, потому что она заслужила найти, как она выразилась, своего Единственного. Я протянула руку для рукопожатия, но вместо этого он заключил меня в свои медвежьи объятия и оторвал от пола.
— Добро пожаловать домой! Леа говорила о тебе без остановки последние шесть месяцев. Я начал думать, что она выдумала тебя!
Я засмеялась.
— Что ж, спасибо. Я тоже рада встрече с тобой.
Он осторожно вернул меня на место и обнял Леа, которая смотрела на него с любовью и немного покачивалась.
— Мне действительно жаль насчёт твоего брата. Леа плакала с тех пор, как ты позвонила.
Что я могла ответить? На самом деле, ничего. Леа знала Джейкоба всю свою жизнь. И если подумать, то она знала его даже дольше, чем я. Хотя даже и не думала об этом. В ту самую секунду, когда мысль пришла мне в голову, я прогнала её. Я не могла думать об этом. Мне действительно нужно выпить прямо сейчас.
Леа наклонилась ближе к столу и взяла два пива.
— Где моя Маргарита? — закричала она, ни к кому не обращаясь.
Коннер покачал головой и рассмеялся.
— Ты выпила всю. Теперь пей пиво или упадёшь на меня, если продолжишь в том же духе.
Толпа вокруг нас наполнилась волнением. Я оглядела помещение в поисках причины. Человек стоял на маленькой сцене с микрофоном в одной руке и пивом в другой.
— Неужели мы всё ещё веселимся? — прокричал он публике. Не дожидаясь, пока шум стихнет, он продолжил. — Добро пожаловать в «Бузер»! Пейте, пока не отключитесь, и мы позволим вам поспать на полу! Давайте послушаем нашу группу «Безумный Мир»! Леди, держитесь подальше от сцены, но вы можете сколько угодно кидать в них свою одежду!
Я громко рассмеялся над нелепостью ведущего, но потом заметила все эти бюстгальтеры и другое нижнее белье, то там, то тут свисающее со стропил на потолке. Ух-ты.
Аплодисменты разразились, как только трое парней выбежали на сцену. Звук достиг разрывающих уши децибел, и небольшой кружевной чёрный бюстгальтер был выброшен из толпы и приземлился прямо в руки четвёртого участника группы, который расслабленно прогуливался, никак не влияя на происходящее на сцене.
Леа схватила меня за талию и потянула сквозь толпу.
— Это та группа. Шевелись. Давай заберёмся повыше. Через минуту мы ничего не сможем увидеть за морем полуголых девушек!
Шатаясь, она снова забралась на стол, оккупированный нами ранее, и протянула мне руку. Я последовала её примеру, и, все ещё сжимая мою руку, она продолжила восхождение по кожаным подушкам кабины, прямо по деревянным полкам на стене, и мы плюхнулись на глубоко посаженные подоконники.
Я сидела рядом с ней и задавалась вопросом, сколько раз за последние шесть месяцев она сидела здесь и слушала игру группы друга своего парня. Как долго она улыбалась своей удовлетворённой жизнью улыбкой? Я подумала о том, каково это — чувствовать удовлетворение. Я снова отбросила мысли. Я была измучена, но определённо рада, что у Леа всё хорошо.
Я проследила за её взглядом к Коннеру, стоящему в толпе людей, и снова посмотрела на неё с соответствующей улыбкой. Было такое чувство, будто я была с ними в пустой комнате и вторгалась в их личное пространство.