На первый взгляд проблема казалась не такой уж сложной. У южного побережья Крита есть только четыре крупных острова или островных группы, куда естественным путем могла подойти флотилия, плывущая от Киренаики на север. Два острова — Гайдурониси (Ослиный остров) и Куфониси лежат слишком далеко к востоку. Остров Гавдос тоже можно исключить, поскольку с него едва различается побережье Крита, а Улисс утверждает, что ясно видел дым в области циклопов и слышал блеянье коз и овец. Четвертый остров — вернее, группа островов — представляется более многообещающим; речь идет о Паксимадии (Сухарные острова) в заливе Месара, у середины южного побережья Крита. К сожалению, на Сухарных островах нет обращенной на юг естественной гавани, где могла бы столь удачно причалить флотилия Улисса. Зато всего в восьми милях оттуда, в пещерах среди скал Крита некогда жили великаны-людоеды. Во всяком случае, так мне сказали.
«Не забудьте спросить о великанах в селении Пилидия». Такой совет получил я от профессора Поля Фора, известного исследователя пещер острова Крит. За плечами этого неутомимого французского ученого было девять экспедиций, во время которых он бродил по известняковым грядам, составляя каталог пещер и собирая связанные с ними предания, а также исторические и археологические данные. В центре южной части острова он услышал народные сказки о чудовищах-людоедах, поразительно похожие на причудливое повествование Гомера о циклопах. Чудовища в критских сказках были великанами. Они тоже жили простейшей семейной общиной (чаще всего — отец, мать и ребенок), селились в глубоких пещерах и занимались людоедством. От циклопов Гомера их отличает лишь одна существенная черта, и, как ни странно, это различие только подчеркивает возможную связь между двумя мифическими племенами. У великана-людоеда, с которым предстояло столкнуться Улиссу, был всего один глаз в середине лба. У каннибала в критском фольклоре не один, а три глаза. Третий, всевидящий глаз помещался на затылке. «Эти чудовища, — писал мне профессор Фор, — назывались
Мы подошли на «Арго» к южному побережью Крита и бросили якорь в заливе Месара, чтобы я мог последовать совету Фора. В Пилидии, небольшом селении примерно в миле к востоку от залива, мне объяснили, что лучше всего обратиться к самому сведущему среди местных жителей — учителю Михаели Фасуланису. Меня смущало, что просвещенный наставник может отказаться говорить о таких фантастических существах, как трехглазые великаны. Я ошибся. Мы сели за столик в маленьком кафе, и учитель вполне серьезно воспринял мой вопрос. Когда он приступил к рассказу о триаматах, к нам подсел глубокий старик в обычной на Крите черной одежде: просторная рубашка, брюки, высокие башмаки. Было очевидно, что он настроился слушать хорошо знакомую историю.
— Однажды два человека, жившие по соседству с Пицидией, — начал учитель, — отправились в Ираклион. По пути им встретилась деревня под названием Хораскилио (Песий город). Войдя в деревню, они перед каждым домом увидели по большой собаке. Решив передохнуть, путники постучались в дверь одного дома, навстречу им вышла женщина, и они спросили, можно ли здесь переночевать. Женщина предложила им войти и сказала, что должна сходить за мужем. Пока они ждали, в дом вошел юный сын хозяев. Один из путников случайно коснулся его головы и с ужасом обнаружил у мальчика среди волос на затылке третий глаз. Он был триаматом! Мальчик сказал путникам, что его мать пошла за другими триаматами, которые убьют и съедят чужаков. Бежать они не могли, потому, что у дверей сторожил огромный пес. Однако путники нашли выход. Схватив мальчика, они убили его, разрезали на куски и скормили псу, а сами обратились в бегство. Вернувшись в свое селение, подняли тревогу; селяне вооружились, отправились вместе с ними в Хораскилио, перебили всех триаматов и разрушили деревню.
Закончив повествование, учитель сел поудобнее и добавил:
— Деревня Хораскилио находилась у дороги, ведущей отсюда к Ираклиону, недалеко от Дафны.
Подсевший к нам старик кивнул, подтверждая его слова.
Ту же самую историю записал более десяти лет назад профессор Фор, и она продолжала жить не как затейливый анахронизм, а как часть подлинного фольклора. Не берусь сказать, верил ли сам учитель в триаматов, но сельские жители явно верили. Живущие уединенно в горах критские пастухи панически боялись встречи с триаматами-людоедами, особенно в пещерах ночью. Говорили, что из глубины пещеры может появиться молодой триамат и потребовать, чтобы пастух поделился с ним пищей. Фор записал, в частности, историю о воре, который, возвращаясь из соседней деревни с украденным там барашком, решил заночевать в пустой пещере. Зарезав барашка, он стал жарить мясо на костре. В это время к костру подошел обнаженный молодой незнакомец и потребовал себе кусок. «Подожди, пока поджарится», — ответил вор. Незнакомец возразил, что ему нужно сырое мясо. Тут вор понял, с кем имеет дело, схватил раскаленный вертел и бросился на молодого триамата, который с громкими воплями пустился наутек. В свою очередь, и вор поспешил удалиться.
Сходство между сказками о триаматах и повествованием о встрече Улисса с циклопами поразительно. Тем не менее расхождение в деталях, например указание на третий глаз, позволяет заключить, что критские версии не копируют «Одиссею», а представляют собой исконные местные предания.
Насытившись козлятиной, моряки итакской флотилии провели вторую ночь на берегу островка. На другой день Улисс объявил, что не мешает выяснить, какие люди живут по соседству. Подойдя на своем корабле к берегу большой земли, он у самой воды увидел огромную пещеру. Вход в нее был огорожен высокой стеной из дикого камня и могучими дубами и соснами; пещера явно была обителью великана.
Улисс сошел на берег и, взяв с собой двенадцать сопутников, направился к пещере. Повинуясь «голосу вещего сердца», рассказывает Улисс, он захватил с собой бурдюк сладкого черного вина, которым одарил его в Исмаре жрец Марон. Вино было такое крепкое, что полагалось разбавлять его двадцатью частями воды, да и то смесь ударяла в голову. Марон хранил это вино в тайнике, и только сам жрец, его жена и один старый слуга знали о его существовании.
Дойдя до пещеры, продолжает Улисс, они хозяина не застали, он в это время пас в горах коз и овец.
Начали все мы в пещере пространной осматривать; много
Было сыров в тростниковых корзинах; в отдельных закутах
Заперты были козлята, барашки, по возрастам разным в порядке
Там размещенные: старшие с старшими, средние подле
Средних и с младшими младшие; ведра и чаши
Были до самых краев налиты простоквашей густою.
Люди Улисса повели себя с присущей им жадностью. Они стали уговаривать своего капитана взять в пещере сыра и отнести на корабль, потом вернуться, пригнать из закутов на берег ягнят и козлят, погрузить на галеру и поскорей убираться, пока не явился хозяин. Улисс отказался, ему хотелось посмотреть, как выглядит этот хозяин. Дескать, вдруг он «даст нам подарок». Как известно, любопытство Улисса стоило жизни шести его сопутникам.
Итак, отряд моряков задержался в пещере. Они развели костер и поели сыра, а вечером с горных лугов вернулся хозяин. Появление в пещере циклопа Полифема описано в том же духе, в каком о возвращении чудовища в свою обитель повествуют десятки сказок для детей.
…И скоро
С ношею дров, для варенья вечерней пищи, явился
Он и со стуком на землю дрова перед входом пещеры
Бросил; объятые страхом, мы спрятались в угол; пригнавши
Стадо откормленных коз и волнистых баранов к пещере,
Маток в нее он впустил, а самцов, и козлов и баранов,
Прежде от них отделив, на дворе перед входом оставил.
Кончив, чтоб вход заградить, несказанно великий с земли он
Камень, который и двадцать два воза четырехколесных
С места б не сдвинули, поднял: подобен скале необъятной
Был он…
Надежно закупорив камнем вход в пещеру, циклоп принялся доить коз и овец, отливая половину молока для приготовления сыра, а вторую половину оставляя для питья. Лишь после того, как эта работа была закончена и циклоп развел костер, он увидел прячущихся в глубине пещеры Улисса и его людей и вопросил гремящим, голосом:
Странники, кто вы? Откуда пришли водяною дорогой?
Дело ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду,
Взад и вперед по морям, как добычники вольные, мчася,
Жизнью играя своей и беды приключая народам?
Такое определение двух категорий мореплавателей — честных купцов и пиратов — вполне справедливо для той поры. Естественно, Улисс поспешил объяснить, что он и его люди — греки, возвращаются домой из Трои, но противные ветры сбили их с курса. Как гости, охраняемые Зевсом, они надеются, что циклоп примет их дружелюбно и даст подарок. Ответ циклопа был отнюдь не благоприятным. Он заявил, что ему нет дела до таких обычаев и боги ему не страшны. Где Улисс оставил свой корабль?
Хитроумный Улисс слукавил. Он ответил, что его корабль разбился о камни на берегу и при нем единственные уцелевшие члены команды. Тогда циклоп
Прянул, как бешеный зверь, и, огромные вытянув руки,
Разом меж нами двоих, как щенят, подхватил и ударил
Оземь; их череп разбился; обрызгало мозгом пещеру.
Он же, обоих рассекши на части, из них свой ужасный
Ужин состряпал и жадно, как лев, разъяряемый гладом,
Съел их, ни кости, ни мяса куска, ни утроб не оставив.
С ужасом смотрели Улисс и его уцелевшие сопутники на происходящее, не в силах помешать чудовищу. И после того, как циклоп завершил свою людоедскую трапезу и запил молоком страшную пишу, Улисс осознал, в каком безнадежном положении они очутились. Он подкрался было к спящему великану, замыслив пронзить его мечом, но тут же сообразил, что его людям будет не под силу столкнуть закупоривший пещеру огромный камень.
И тут во второй раз проявилась знаменитая находчивость, которой Улисс прославился, когда придумал уловку с троянским конем. Утром циклоп поднялся, подоил коз и овец, позавтракал еще двумя из людей Улисса, отодвинул запор и выгнал скот наружу, после чего вернул громадный камень на место, «как легкою кровлей колчан запирают», чтобы пленники не улизнули, и отправился со своим стадом на пастбище. Улисс приметил, что циклоп оставил в пещере сохнуть огромную дубину, только что срубленный ствол дикой маслины, подобный «мачте, какая на многовесельном с грузом товаров моря обтекающем судне бывает». Улисс отрубил мечом часть ствола длиной три локтя, его товарищи обтесали этот обрубок, после чего он заострил и обжег конец на углях для твердости. Получившийся кол зарыли в куче навоза на дне пещеры и бросили жребий, кому из сопутников помогать Улиссу в схватке с противником, когда тот вернется.
Второй вечер прошел подобно предыдущему. Явился циклоп, загнал стадо в пещеру, загородил камнем вход, сожрал еще двоих товарищей Улисса и сел отдыхать. Тут Улисс подошел к нему с полной чашей неразбавленного черного исмарского вина. Вино до того понравилось циклопу, что он выпил целых три чаши, отчего совсем опьянел. Затем великан — обычный для мирового фольклора ход — спросил Улисса, как его зовут. Дескать, узнав имя, он сделает ему «приличный подарок». Улисс ответил, что его имя «Никто». Тогда, заявил со злобной усмешкой циклоп, подарком явится то, что Никто будет съеден последним. После чего
…повалился он навзничь, совсем опьянелый; и набок
Свисла могучая шея, и всепобеждающей силой
Сон овладел им; вино и куски человечьего мяса
Выбросил он из разинутой пасти, не в меру напившись.
Улисс поспешил достать кол, положил его на угли, раскалил острие и подошел с колом туда, где наготове стояли четверо назначенных жребием помощников.
Кол обхватили они и его острием раскаленным
Втиснули спящему в глаз; и, с конца приподнявши, его я
Начал вертеть, как вертит буравом корабельный строитель,
Толстую доску пронзая; другие ж ему помогают, ремнями
Острый бурав обращая, и, в доску вгрызаясь, визжит он.
Так мы, его с двух боков обхвативши руками, проворно
Кол свой вертели в пронзенном глазу, облился он горячей
Кровью; истлели ресницы, шершавые вспыхнули брови;
Яблоко лопнуло; выбрызнул глаз, на огне зашипевши.
Так расторопный ковач, изготовив топор иль секиру,
В воду металл (на огне раскаливши его, чтоб двойную
Крепость имел) погружает, и звонко шипит он в холодной
Влаге: так глаз зашипел, острием раскаленным пронзенный.
Дико завыл людоед — застонала от воя пещера.
В страхе мы кинулись прочь; с несказанной свирепостью вырвав
Кол из пронзенного глаза, облитый кипучею кровью,
Сильной рукой от себя он его отшвырнул.
Здесь Гомер впервые дает понять, что у циклопа был только один глаз. Раньше об этом не говорится; видимо, история с циклопом была достаточно хорошо известна.
Когда циклоп выдернул кол из глазницы, на крик его сбежались из соседних пещер другие циклопы и спросили, в чем дело.
«…Зачем ты
Созвал нас всех, Полифем? Что случилось? На что ты
Сладкий наш сон и спокойствие ночи блаженной прервал?
Коз ли твоих и баранов кто дерзко похитил? Иль сам ты
Гибнешь? Но кто же тебя здесь обманом иль силою губит?»
Им отвечал он из темной пещеры отчаянно диким
Ревом: «Никто! По своей я оплошности гибну; Никто бы
Силой не мог повредить мне». В сердцах закричали циклопы:
«Если никто, для чего же один так ревешь ты? Но если
Болен, то воля на это Зевеса, ее не избегнешь.
В помощь отца своего призови, Посейдона владыку».
Так говорили они, удаляясь…
Уловка, когда человек называет себя «Никто», описана во многих критских сказаниях о триаматах, собранных профессором Фором. Впрочем, она так часто присутствует в народных сказках разных стран, что упирать на это совпадение особенно не приходится. Более примечательно сходство обожженного Улиссом на огне кола с раскаленным вертелом, которым критский вор ранил и обратил в бегство заставшего его в пещере голодного триамата-людоеда. Но и к этой параллели следует подходить осторожно, как показывает дальнейшее развитие поединка Улисса с циклопом.
Запертый в пещере стонущего, ослепленного, разъяренного великана, Улисс устраивает побег своих шести уцелевших спутников. Отделив от стада крупных баранов, он связывает их по три крепким лыком. На рассвете козы и овцы начинают блеять, стремясь выйти из пещеры. Слепой Полифем отодвигает камень, садится у выхода и щупает спины пробегающих мимо животных, убеждаясь, что среди них нет его пленников. Привязанные под брюхом среднего в тройке барана, люди Улисса спасаются. Под конец, держась снизу за густую шерсть самого большого барана, на волю выбирается сам Улисс. Полифем удивлен, почему вожак стада, обычно спешащий первым выйти из пещеры, в это утро идет последним.