Татьяна продолжала хранить молчание, хотя ее глаза чуть посветлели. Совсем немного, но вполне достаточно, чтобы Изя заметил.
– Понимаешь, судя по тем данным, которые я наблюдаю последние три дня, происходит одно из двух. Либо датчики накрылись, либо… – он сделал паузу, не решаясь сразу сказать, – либо я таки оказался прав, и Реальности сблизились настолько, что начали пересекаться.
– Ты же говорил, что это возможно лишь в теории?
– Слова «лишь» не было.
– Было. Могу запись прокрутить.
– Ошибаются все, даже я.
– Погоди, дай сообразить. – Таня замолчала.
Френкель ждал.
Когда-то совсем молоденькой девушкой Таня Лютая пришла лаборанткой в институт, где работал тоже молодой и чертовски талантливый ученый Исаак Френкель. Они трудились в разных лабораториях и могли видеться только в институтской столовой, на общих собраниях и празднованиях. Первое мая, Седьмое ноября, Новый год. Видеться-то виделись, но Френкель, по уши погруженный в свои тахионы и возможность прыжка в прошлое, не обращал ни малейшего внимания на лаборантку Татьяну Лютую. Мало ли лаборанток на свете. Пусть и симпатичных. К тому же тогда у него крутилась бешеная любовь с одной модной московской поэтессой, которая оттягивала на себя столько времени и сил, что еще чуть-чуть, и это начало бы сказываться на работе. И тут как раз во время стендовых испытаний малой модели тахионной пушки навернулся фазовый магнитный синхронизатор. Обычное, казалось бы, дело. Но на институтском складе запасного не оказалось, а завод-изготовитель индифферентно сообщил, что может поставить новый не ранее чем через неделю. Над испытаниями натурально нависла угроза срыва, поскольку график пользования институтским стендом был составлен на год вперед, и никто не уступил бы молодому и дьявольски талантливому еврею и доктору наук Френкелю ни дня. В основном по двум первым причинам.
Изя встал на уши. Затем пробился на прием к директору института и попросил о помощи.
– Что я могу сделать? – удивился директор.
– Позвоните на завод-изготовитель, – попросил Изя. – Они же явно нам головы морочат. Что значит, через неделю? Мне нужно завтра. В самом крайнем случае, послезавтра.
– Ха-ха, – сказал директор. – Ты знаешь, сколько таких синхронизаторов выпускает в месяц завод?
– Понятия не имею, – признался Френкель.
– Зато я имею. Восемь штук. По два в неделю.
– И что?
– А то, что требуется их в два раза больше. Через неделю – это нам еще повезло, поскольку киевляне вошли в наше положение и согласились отдать свой. В обмен на большой кольцевой индуктор. Я скрепя сердце согласился, потому что индуктор… Но тебе это, как я понимаю, неинтересно.
– Отчего же, – вежливо возразил Изя. – Очень интересно.
– Не п…зди, – сказал директор.
– Не буду, – быстро согласился Изя. – Но что мне делать? Может, самому на завод съездить?
– Бесполезно. Если бы даже ты умел давать взятки, они не возьмут. – Директор закурил, подумал. – С Кирилычем говорил?
Кирилыч, шестидесятитрехлетний институтский механик, был мастером на все руки. Ходили слухи, что в молодости он в одиночку в гараже при помощи отвертки, кувалды, паяльника и, понятное дело, такой-то матери собрал линейный ускоритель. Действующий. На спор.
– А как же, – вздохнул Изя. – Сразу к нему и пошел. Кирилыч мне и сказал, что номер дохлый, только замена.
– Стареет Кирилыч, – сказал директор. – Не поспевает за прогрессом. Ты вот что… Есть у нас в институте лаборантка, Татьяна Лютая. Молодая такая, фигуристая, скуластенькая. У Габрилевича работает. Видел?
– Может, и видел, – пожал плечами Изя. – Мне как-то, знаете, не до молоденьких лаборанток. Тем более чужих. Я работаю.
– Вот и хорошо, – сказал директор. – Поговори с ней. Габрилевич как-то хвастал, что эта деваха электронного черта лысого починит, буде таковой появится и сломается. Талант, говорит. Уникум. С учетом того, что женского пола, да еще и симпатичная, так и вовсе феномен.
– Что, сильнее Кирилыча? – не поверил Изя.
– Габрилевич утверждает, что сильнее. Но я, как ты догадываешься, соревнование между ними не устраивал.
– Что-то не верится… – начал было Френкель, но директор его перебил:
– Изя, – сказал он, – кончай ныть. Ты пришел ко мне за помощью, как к своему директору и начальнику. Я помог, как смог. Чего тебе еще надо? Или разговаривай с этой Татьяной, или жди неделю, или просто иди в жопу.
– Понял, – сказал Изя и пошел. Искать Татьяну.
Надо ли говорить, что она согласилась посмотреть закапризничавший синхронизатор и починила его? Так они и познакомились. Потом было много чего. Успешные стендовые испытания малой модели тахионной пушки. Мелодраматичный, скандально-громкий разрыв с модной поэтессой, за ходом которого с удовольствием следила вся богемно-тусовочная Москва.
Переманивание Тани в свою лабораторию и ссора на этой почве с Габриловичем.
Госпремия и орден Трудового Красного Знамени за создание действующего прототипа тахионной пушки и разработку теории n-Реальности.
Начало строительства БТП – Большой тахионной пушки.
Смертельный вирус, вырвавшийся из-под толщи антарктического льда.
Пандемия.
Война.
Паника.
Смерть миллиардов.
Его доклад Центральному комитету партии о возможности спасения человечества в другой Реальности.
Единственный «выстрел» БТП, в результате которого группа Шадрина отправилась в 68-й год.
Переселение с поверхности в ПЛКОН.
Десятилетия жизни и работы под землей, на глубине двух километров.
Смерть одного за другим коллег и друзей.
Отчаяние.
Надежда и вера, не имеющие под собой ни малейших оснований.
И, конечно же, любовь.
Они так и не поженились официально. Сначала было как-то не до оформления отношений, а потом и вовсе ни малейшего смысла в этом не осталось. Перед Богом же, если предположить, что Он, несмотря ни на что, существует, они давным-давно были мужем и женой.
– Я пойду с тобой, – сказала Таня.
– Это глупо.
– Глупо как раз идти одному. И я могу тебе это доказать в два счета.
– Попробуй.
– Легко, – сказала Таня. – Первое. Ты хоть и гений, но ни хрена не смыслишь в починке чего бы то ни было. Вспомни, когда последний раз ты вознамерился починить книжный шкаф, то едва не пропорол себе насквозь руку шуруповертом.
Я даже не уверена, сможешь ли ты определить, неисправны датчики или нет.
– Мне и не нужно это определять, – возразил он. – У нас есть исправные запасные. Я просто заменю старые на новые. Вне зависимости, исправны старые или нет. Это не слишком сложно.
– И ты дашь сам себе гарантию, что все сделаешь правильно? – саркастически усмехнулась она.
Изя задумался. Такой гарантии он дать не мог.
– Я не могу рисковать твоей жизнью, – сказал он наконец. – Если подхвачу Вирус…
– Не морочь мне голову. – Таня скривилась, как будто проглотила дольку лимона, а Изя в миллионный раз поразился тому, как ей идет любое выражение лица. – Я еще не выдвинула свой второй аргумент. А он такой. Или мы идем вместе, или не идет никто. И гори все огнем. Заметь, я не предлагаю идти только мне.
– Этого еще не хватало! – вскричал Изя.
– Но именно это и было бы самым логичным.
– Почему?
– Потому что, балда Давидовна, если ты прав и Реальности начали пересекаться, то только ты можешь объяснить людям Реальности-2, что их ждет. Буде таковые появятся. И не только объяснить, но и внятно рассказать, что нужно делать. Значит, ты должен остаться в живых в любом случае. Следовательно, и рисковать тебе нельзя.
Изя снова впал в задумчивость.
– Нет, – пришел он к выводу. – Я не могу этого допустить. В конце концов мужчина я или где? И плевать на логику и рациональность. Да пусть хоть вся Вселенная катится к чертям! Впрочем, она, кажется, и катится.
– Вот именно, – сказала Таня. – Полностью с тобой согласна, милый. Поэтому мы идем вместе.
Через три с половиной часа, когда уже были принесены со склада и протестированы запасные континуум-датчики, а они пообедали и, как всегда, прилегли отдохнуть минут на сорок, он спросил:
– Если всегда выходит по-твоему, то кто, спрашивается, главный в нашей семье?
– Конечно, ты, – ответила она полусонным голосом.
– Почему?
– Потому что, дурачок, самые главные идеи генерируешь ты. Идеи и стратегические направления. А я только помогаю их воплотить и не сбиться с пути. Спи давай. Нам до темноты надо обернуться.
– Спи давай, молчи давай, – повторил Изя их древнюю, еще со времен жизни на поверхности присказку и закрыл глаза. Впервые за последние несколько месяцев он чувствовал себя уверенно и спокойно.
14
В России пандемия неизвестной болезни, убивающей всякого, кто ею заразился, в течение суток, началась с Ростова-на-Дону. В США – с Чикаго, штат Иллинойс. Во Франции – с Марселя. В Китае – с Шанхая. С учетом того, что все четыре города славились своим криминальным бандитским прошлым, чувствовался в этом совпадении некий зловещий сарказм судьбы. Теми тонкими натурами, кто был готов это почувствовать и верил в судьбу. Остальным было не до глупостей – выжить бы. Очень скоро выяснилось, что очаги заражения практически совпадают с координатами тех мест, где был замечен странный туман, в котором пропадали люди. Не везде, но совпадают. И тут же обозначилась прямая зависимость между болезнью и теми, кто вернулся после исчезновения – примерно десять-двенадцать процентов вернувшихся оказались заражены и умерли быстрой и мучительной смертью. Успев перед этим заразить десятки и сотни людей по всему миру. К тому времени, когда умные головы свели разноречивую информацию воедино и сделали выводы, было уже поздно – неизвестный ранее вирус, от которого фактически не было защиты, пожирал жизни на всех континентах Земли, исключая (по некой иронии судьбы, но то, что это ирония, выяснилось позже) только Антарктиду. И делал это с такой ужасающей скоростью, что эпидемиологи и военные отказывались верить статистическим данным.
Однако верить приходилось.
Такого количества жертв за столь короткое время не случалось за всю историю человечества. Ни во время самых кровавых войн, ни при самых разрушительных природных катастрофах, ни по вине пандемий, включая печально знаменитую пандемию испанки – гриппа, которым сто лет назад переболело почти пятьсот миллионов человек, чуть меньше трети населения Земли, из которых, по разным подсчетам, умерло от пятидесяти до девяноста миллионов.
Хуже всего, что из всех заразившихся пока не выжил никто.
Вирусологи, биологи и химики всего мира день и ночь бились в своих лабораториях, пытаясь разобраться в природе вируса и создать действенную вакцину.
Правительства призывали населения своих стран не паниковать и возводили беспрецедентные по жесткости санитарные кордоны с приказом стрелять на поражение по всякому, пытающемуся самовольно пересечь запретную черту.
Мировая глобальная экономика опасно зашаталась, и специалисты предсказывали полный ее крах в ближайшие месяцы.
Биржи охватила паника. Индексы Dow Jones Ind. Avg, NASDAQ, FTSE, Nikkei и другие покатились вниз, словно санки с крутой горки, обгоняя друг друга.
Выпрыгивание финансистов и брокеров из окон небоскребов снова вошло в моду.
Туризм умер.
Вместо него начался исход граждан из мегаполисов и крупных городов в сельскую местность. Которая, разумеется, была совершенно не подготовлена к тому, чтобы принять такую массу народа. К тому же в большинстве своем абсолютно не владеющего навыками выживания без Интернета, мобильной связи, водопровода, канализации, теплоснабжения, газа, а кое-где и электричества.
Вспыхнуло несколько региональных военных конфликтов, которые быстро приобретали все признаки полномасштабных войн. В особенности отличились Индия и Пакистан, обменявшиеся тактическими ядерными ударами.
Армии тех стран, которые пока не воевали, в особенности войска быстрого реагирования, были приведены к высшей степени боевой готовности.
С каждым днем увеличивалось количество стран, вводящих у себя режим чрезвычайного положения.
Спецслужбы и разведки всех мастей рыли землю и трясли ученых, пытаясь добыть информацию по Туманным Полянам (это название, брошенное кем-то из журналистов, быстро прижилось и пошло в народ) – местам перехода из одного мира в другой.
То, что Туманные Поляны являются своего рода порталами между реальностями, умным людям стало понятно довольно быстро. Другое дело, что на осознание данного факта достаточно большим количеством тех, кто ответственен за принятие серьезных решений, времени ушло непозволительно много. Что поделаешь, бюрократия во всем мире одинакова, и чиновники, в том числе и высокопоставленные, обличенные реальной властью, всегда до последнего сопротивляются вещам, которые ломают привычный образ жизни. И очень