И то, не «ложишься» – падаешь в обморок, принципиально не признавая подушек в качестве места для головы, а утром, как заведённый, встаёшь ровно в шесть, чтобы после душа и лёгкого завтрака перед школой выгулять твою-не-твою псину. Чтобы занять себя чем-то позарез нужным и не думать, не думать, не забивать голову. Ни одной фразы не произнести про себя.
Ты пробовал заняться самовнушением, вечера напролёт твердя: «Это пройдёт, эта уродина исчезнет, ещё немного и…»
Вот только есть одна небольшая проблемка.
Ты сам – уродец.
А образина, сколько не убеждай себя, – всего лишь неотделимая твоя часть.
И её не вытравишь никакими заговорами и отречениями.
Теперь я знаю, что та самая вежливость-для-всех – ещё одна черта его характера, как ни парадоксально, а не бравада, а свитера, вместе с остальным «плюшевым» ассортиментом, – его собственный – не родительский - выбор стиля.
Я многое знаю о нём – много ненужного, лишнего, и теперь опасаюсь, как бы не прикипеть к поганцу, тем более, то, что я ещё не узнал, те вопросы, которые я пытаюсь не задавать, звенят в подсознании, требуя ответа.
Это удивляет.
Раньше мне требовались от человека разве что номер телефона, данные о сексуальных предпочтениях и некоторые внешние параметры.
Но, честно говоря, надоело удивляться самому себе, поэтому лучше оставить всё, как есть. Разберёмся на месте.
К слову, со времени начала нашего спора Никиша умолк насчёт своей ориентации в отношении меня, в смысле, перестал ко мне хмм… приставать. Самому смешно – обычно «пристаю» к пассии я, но факт остаётся фактом: «приставания» ограничиваются нейтральными прикосновениями, что значительно облегчило жизнь, по-моему, нам обоим.
И всё же…
И всё же.
Скоро март подойдёт к концу. Поскорей бы.
Не выйдет из меня романтика.
Итак, в ясный солнечный день мы провели полноценные раскопки, с доблестью откопав допотопную пыльную восьмибитку, а чуть позже – коробку с картриджами. Дети в восторге замирают – их всегда, как магнитом тянуло ко всему старинному: коллекционным значкам, стереоскопу, шахматам, фотографиям, теперь вот - к приставке. Осталось найти ещё парочку «сокровищ» вроде древнего настольного футбола или пластиковой мозаики, чтобы обеспечить обоим развлекуху на ближайшие пару недель.
Но приставка - и вправду ценная находка. Вот живёшь, живёшь себе в этой квартире, вроде всё такое новое, отремонтированное недавно, а потом она как дохнет на тебя стариной, что, отряхиваясь от паутины и пыли, невозможно не нырнуть в воспоминания детства.
Аккуратно протерев всё влажной тряпкой, включаю в розетку блок питания и, шаря по разъёмам телевизора, почти убеждаюсь, что втыкнуть провод некуда, когда мне звонят. Втыкая всё-таки кабель, отвечаю:
– Да?
– Привет, ты не мог бы приехать, куда я скажу?
– Что? – в ступоре переспрашиваю.
Илья никогда таких просьб не высказывал, да и не наглел, как некоторые, но в его голосе напряжение, и это настораживает.
– Говорю, можешь приехать по адресу? Кое-кто хочет с тобой увидеться.
Хмм? Кто-то, додумавшийся связать меня с Ильёй, обычно радостных новостей не несёт. Но не бросать же парня – чую, до моего приезда загадочный «кое-кто» его не отпустит.
– Хорошо. Скоро буду.
Может, начать подрабатывать таксистом? А то такими темпами…
Наскоро объясняю детям, как пользоваться игрушкой, впрочем, Никиша в этом проявляет редкую осведомлённость, и честным пионерским пообещавшись, мол, скоро вернусь, быстро одеваюсь.
Сдаётся мне, некий дяденька свыше снова имеет претензии насчёт моей относительно спокойной жизни.
========== Глава 20: Путаны и милосердие ==========
Ты ненавидел зеркала. Сначала по-детски презирал, потом попросту игнорировал. Иногда смотрелся, иронически перекривив губы: тощий неуклюжий пацан, одни руки да ноги – сплошное скопище угловатых конечностей.
Когда ты наконец вырастешь? Вырастешь настолько, чтобы окончательно запихнуть образину в мусорное ведро, навсегда запереть её в своих беспросветных подземельях, заключить в бестелесной нетленной тьме.
А так…
Зеркало.
Отвратительная плоская поверхность.