— Джо, это и есть те самые друзья? — Финник олицетворение радушия, его рука находит ладонь девушки и тихонько сжимает, возвращая к реальности, водит пальцем, успокаивая.
Глаза собеседников снисходительно скользят по его перепачканной форме, взгляды упираются в сцепленные кисти. Недоумение просто зашкаливает.
— Те самые? Держу пари, что мисс Мейсон забыла вам рассказать о нас все? — взгляд свысока.
— В таком случае вы проспорите. Джоанна рассказала все, так что, хотелось бы сказать вам огромное спасибо. Вам обоим, — в противовес широкой, особенно белоснежной на фоне кое-как оттертого от копоти лица, улыбке, взгляд Финника ледяной и не предвещает ничего хорошего. — Не затей вы этот суд, мы бы с ней не познакомились. Пойдем Джо, нам давно надо быть в другом месте, — он тянет девушку за собой и все-таки не выдерживает у двери, ведущей к переходу, оборачивается.
— Си, — обращается он к девушке в больничной одежде. Та удивленно хлопает глазами, услышав обращение, — простите, но… надеюсь… — Одэйр мнется, стараясь сформулировать предложение, — Ваш муж никогда не доведет начатого до конца.
И уводит Джоанну за собой в глубь коридоров.
— У меня только один вопрос, — сообщает Финник, обращая на себя внимание пока они лавируют меж спешащего персонала в зеленой форме. Джо чуть замедляет шаг, хмурится и настороженно ждет. — Почему фаллоимитатор?
И тут она улыбается широко и обезоруживающе, затем жмет плечами.
— Ну, так я же к ним домой на зов о помощи приехала, вот и отходила тем, что под руку подвернулось.
Они так и улыбаются, оказавшись в коридорах нужного им отделения. Одновременно с ними из лифта выходят Пит и Китнисс, хоть и отставшие по дороге, но все-таки, получается, лучше ориентирующиеся на местности. И если Китнисс еще пытается сохранять бодрость духа, едва уловимо улыбаясь Джо, то Пит больше походит на ожившего покойника.
— Вы уже были у него? Есть новости? — начинает он с порога, не в силах сдерживать эмоции. Это его вина. Он был за старшего и обязан был все предусмотреть. Где-то в глубине сознания мелькает шальная мысль о том, что надо было врезать Хоторну сильнее. Быть может тогда он бы отлеживался дома с компрессом на голове, а не врывался в горящие дома без какого-либо плана и амуниции. Чёртов герой!
— Нет, мы немного заплутали, — виновато шепчет Одейр, прекрасно понимая, какой груз сейчас на плечах лейтенанта.
Все четверо замолкают, после чего одновременно оборачиваются на звук женского голоса, балансирующего на грани истерики. Если друзья и удивлены, увидев уже привычную им мисс Андерси без её фирменных светлых платьиц, сливочных локонов и Лаки, сидящей на одном из кресел, то они не подают виду и просто приветствуют ее и миссис Хоторн, сжимающую девушку в крепких объятиях.
Звучит все тот же вопрос, который не может включить в себя всех переживаний и волнений, и миссис Хоторн пытается рассказать все, что слышала от врачей, когда за дверью оживают аппараты, которые должны молчать. Просто обязаны!
В коридоре возникает хорошо организованный хаос, медики налетают на не успевших отступить людей, подтаскивают необходимое оборудование и запираются в палате. Дверь глушит голоса, команды, требования.
Наступает тишина. Держась за сердце, Хейзел не может понять блаженная она или гробовая.
Доктор, в первый раз проводивший миссис Хоторн к сыну, замыкает выход коллег. Выглядит он порядком вымотанным и уставшим. Окидывает взглядом уставившихся на него людей с немым вопросом в глазах.
— Говорите, — разрешает его дилемму Хейзел. Даже младших детей уже не уводят.
— Дыхание нестабильно, уровень газа в крови повышается. Ожоги рубцуются, сдавливая грудную клетку, мы сделали разрезы… Если почки не откажут и ваш сын доживет до утра, то можно будет делать прогнозы… — он уходит, устало потирая лицо, а собравшиеся припоминают, произнесенные недавно семьдесят процентов и третью степень и становятся еще мрачнее.
Миссис Хоторн опадает на спинку кресла. Мадж замечает, что губы Пози начинают дрожать и обнимая ее, несет оптимистичную чушь.
«Не смей умирать, я достану тебя даже там!» — мысленно грозится она в пустоту, маскируя свои мольбы.
Этот день был так чудесен, он не может так ужасно кончиться.
***
Шум за тяжелой дверью заставляет Эффи оторваться от документов и поднять голову. Дубовое полотно распахнулось, ударившись о стену. В кабинет ввалился Хеймитч, сопровождаемый причитаниями секретаря мэра.
— Да заткнись уже! — не выдерживает капитан, отгораживаясь от него дверью.
— Хеймитч, что ты себе позволяешь? — взрывается Эффи, выбегая из-за стола и окидывая посетителя гневным взглядом. — Господи в чем ты? Решил вспомнить молодость?
Она проводит ладошками по форме, его лицу и морщит нос.
— Это сажа? Чем ты пахнешь? Господи, что произошло?!
— Ты, что новостей не смотришь? В доме твоего бывшего взорвалась лаборатория по производству наркотиков. — совершенно без эмоций, просто их уже не осталось, говорит он, игнорируя поток вопросов. Пропахший дымом, перепачканный копотью и сажей он возвышается посреди кабинета, устланного дорогим ковром ручной работы.
— Ты все еще хочешь получить своего поджигателя?
— Бывшего?
— Номер четыре, — терпеливо объясняет Хеймитч. — Ну так как?
— Что это за торг?
— В реанимации лежит мой парень, ему необходима процедура регенерации. Сделай так, чтобы ему её сделали.
— Эта процедура входит в профессиональную страховку.
— Он был не при исполнении. Не в форме. Эти стервятники требуют полную оплату. Даже если мы разберем всю его семью, лишив парных органов, у них нет таких денег. Ну так как? Мой парень в обмен на твоего.
Эффи щурится, хмурится.
— Это не в моей компетенции, Хеймитч, прости.
— Ты сама то себе веришь?
Эффи жует нижнюю губу, раздумывая. Нет, можно начать спорить и не поддаться на шантаж. Начистоту, если бы не тень, падающая от этих происшествий на ее репутацию, она бы какую-нибудь награду злоумышленнику выдала, но она прекрасно знает каким упрямым может быть Хеймитч и учитывает личный интерес, а потому идет к своему столу, утопая каблуками в ворсе ковра.
Пальчики порхают над сенсорной панелью телефона. Она связывается напрямую, не задействуя костыль в лице секретаря. Ругается, требует, настаивает. У Эбернети уже на десятой минуте в голове все плывет от этой елейной патоки, сделок и дипломатического шантажа. Он в очередной раз убеждается, что убедить всех оппонентов в том, что слой пудры на ее лице толще серого вещества в ее голове, оказался самый хитрый и действенный ход во всей карьере мисс Тринкет. В конце концов, спустя битый час она прислоняется к собственному столу и чуть сутулится от усталости.
— Процедуру начнут с минуты на минуту.
Эбернети бросает взгляд на часы, подходит к столу, замирает рядом с Тринкет, окутывая ее невыносимым амбре и по памяти быстро набирает телефон.
— Привет, Солнышко, — как можно более непринужденно говорит он. — Я знаю, что лейтенант рядом крутится, дай ему трубочку.
Повисает тишина. Ненадолго.
— Лейтенант, ты помнишь, что я сделаю с твоими конечностями? Чудесно… Что делают врачи?.. Хорошо. Номер в телефоне высветился?.. Если что — звони. Я буду здесь.
Трубка глухо падает на аппарат.
— И так? — напоминает о себе Эффи, снизу вверх глядя на Эбернети. — Я свою часть уговора выполнила. И кто у нас поджигатель?
На перепачканном лице капитана, расползается белоснежная улыбка, от которой у мэра по спине пробегают мурашки.
— А это я, дорогуша… — разводя руками, непринужденно сообщает он.
========== Глава 23 ==========
Комментарий к Глава 23
Соавтор осмелел, соавтор обнаглел и требует слова))
— Это не смешно! — мэр Тринкет ждёт, что собеседник подтвердит её слова.
Плевать, что он перехитрил её ради дорогущей процедуры, лишь бы не бросался такими заявлениями. Вот только в глазах напротив лёд и решимость. Это не глупая шутка. Не желание позлить.
— Зачем? Зачем, чёртов ты дурак?! — она начинает колотить его по жесткой форменной куртке маленькими кулачками. Ведёт себя как обиженная женщина, которой наизнанку вывернули душу. Понимает, что сорвалась, что дамбу, блокирующую все её эмоции на протяжении стольких лет, прорвало и потоками чувств сейчас затопит всё и всех. Эффи бьёт абстрактно, хоть куда-нибудь, лишь бы ударить, попытаться причинить боль, хоть немного уровнять их состояния. Хеймитч ловко перехватывает её запястья и пытается удержать шипящую обозленной кошкой Тринкет. И всё равно он прижимает её к себе, удерживает, дожидаясь пока женщина успокоится.
***
Низкое утреннее солнце сияло во всех витражах белоснежной церкви, возвышавшейся на одном из холмов Капитолия. Радостный многоголосый перезвон начищенных колоколов ворвался в спокойствие апрельского утра, распугав голубей с крыши и мощеной булыжником площади. Зёрна риса щедро сыпались на головы новобрачных, путаясь в локонах, застревая в узле галстука, проскальзывая в корсаж платья, капелью барабаня по нежным лепесткам роз в букете. Разноряженная толпа гостей смеялась, громко и в разнобой желая счастья.
Эффи не сразу увидела одинокую стоящую фигуру в темно-синей форме под деревом через дорогу. Улыбка, призванная изображать безграничное счастье, чуть дрогнула, но девушка была истинной дочерью своих родителей, потому, кроме как секундное замешательство тенью мелькнувшее на лице, больше ничто не выдало её волнение. Даже частое, словно без пауз, сердцебиение можно было списать на радость, волнение и предвкушение…
Послушно семеня за новоиспеченным супругом пять-минут-как-не-мисс-Тринкет нет-нет да и бросит взгляд в сторону липы. Зачем, он пришел? Ну зачем?..
Помешать? Так поздно. Понервировать? Бесполезно.
Когда новобрачные останавливаются у чёрной машины, их взгляды наконец-то сталкиваются больше, чем на секунду. На таком расстоянии глаза незваного гостя кажутся почти черными. Тонкие губы трогает сухая кривая ухмылка и он в пренебрежительном жесте касается пальцами лба, отдавая честь.
Еще миг и Эффи, сминая платье, ныряет в тёмный прохладный салон седана, а когда решается посмотреть в окно, то липа уже совершенно одинока…
***
Эффи трёт тыльной стороной ладони кожу под глазами, стараясь как можно аккуратнее стереть размазанную косметику.
— Рассказывай, — дыхание еще немного сбито, но от этого её тихий голос не перестает звучать командно и твердо. — Какого чёрта, ты так рушишь свою жизнь? Острых ощущений захотелось? Профессиональное, работы маловато? — она чувствует, что вновь начинает заводиться и, тряхнув головой, просто машет рукой, как клетчатым флагом на старте.
— Это сложно… — начинает Хеймитч, но натыкается на испепеляющий взгляд и понимает, что подобные обороты, включая «ты будешь смеяться» и «ты не поверишь» стоит забыть. Что он ей скажет? Что запутался в ней, как в паутине, и сожженные дома лишь мелочь? — Помнишь, как ты дошла до развода номер четыре?
Эффи хмурится и по вспыхнувшим пятнам румянца непонятно, злится или стыдится. Скорее всего и то и другое.
— Допустим, — с нажимом тянет она.
— Вот тогда все и началось.
***
Обнаружить в тот вечер на пороге своей холостяцкой берлоги Эффи для Хеймитча оказалось сродни награде за все мучения. Уж слишком громко звенел в ушах смех девчонки из автобуса, увидевшей творение Китнисс на его глазу.
Эффи подпирала плечом косяк, тесно прижимая к себе бумажный пакет, из которого торчало горлышко бутылки, и периодически к ней прикладывалась. Судя по тому, что она при этом даже не морщилась, практиковалась она уже давно. Ну или внутри так любимый ею яблочный сок. Впрочем, эту мысль Эбернети отмел сразу, как только она, отлепившись от своей опоры, попыталась сделать шаг в его направлении.
— Я у тебя останусь, — оказавшись в поддерживающем кольце рук, постановляет Эффи, — и плевать что думают твои Дикси, Микси и кто-нибудь ещё…
— Ну, если твой муж не против… — фактически втаскивая посетительницу в квартиру, фыркает Хеймитч.
— А я развожусь, — гордо вздернув нос, сообщает гостья. Неустойчиво разворачивается вокруг собственной оси, всплескивает руками и, упав в кресло, вытягивает стройные ноги. Представление окончено.
— У вас же только медовый месяц, — Хеймитч не удержался от изображения кавычек в воздухе, обозначая период, — закончился.
— Много сладкого вредно, — Эффи как-то привычно, словно ежедневно после тяжелого дня совершает сие действо, прикладывается к бутылке и скидывает туфли на бесконечных шпильках, после чего поджимает ноги под себя. Вообще, сейчас в квартире от привычной манерной ухоженной женщины были только туфли.
Эбернети так и не понял, почему Эффи пришла именно к нему. С её деньгами и возможностями она могла позволить себе любой отель, дом, да хоть космическую станцию. А конфиденциальность? Неужели не думала, что её просто никто не ожидает увидеть входящей в подъезд его дома? Да и из защиты в этой картонной коробке только он.
Спустя час пустая бутылка, окончательно распитая на двоих, валялась у ножки дивана на потертом ковре, а в хмельном сознании Хеймитча, механически поглаживающего пальцами плечо женщины уснувшей у него на плече, пытались устаканиться мысли и гнев, сплетенные в огромный огненный шар. Вот кем-кем, а исповедником ему хотелось быть меньше всего, но и эту роль он мог смело добавить к бесконечному списку своих ипостасей для нее. Оставалось только надеяться, что гостье стало легче и она не решит довести угрозы супругу до конца. Не хватало еще, чтобы она оказалась за решеткой. У самого же Хеймитча к этому подонку шансов подступиться не было вообще.
Как он понял из сбивчивого рассказа Эффи, публичные консерваторы, ратующие за семейные ценности, верность и святость брака один раз и на всю жизнь, за ширмой домашних стен далеки от своих высказываний. Да что там, они в соседних галактиках. А самому Хеймитчу казалось, что он со всем своим опытом и с треском развалившимся браком за плечами, совершенно невинен.
На утро, страдающая похмельем гостья, немного помятая и взъерошенная, кивнула хозяину дивана, скорее извиняясь, чем приветствуя. Сокращая запасы бутилированной воды и кофе на кухне, решительно требовала, чтобы Хеймитч всё забыл, не придавал значения, да и вообще ему все приснилось. Ожидаемо вызвала такси и уехала.
***
— А ты, значит, не забыл?
— А ты что хотела? — Эбернети в ответ жмет плечами, как будто подросток, пойманный с поличным за чём-то нехорошем. В глазах ни капли сожаления.
— Ну так и жёг бы его дом! — вскидывается Эффи. Ей не нужно много времени, чтобы вспомнить и наручники, тянущие руки, делающие беспомощной, и очередь к себе, и сплетающиеся в немыслимый Лаокоон тела. Только в этом клубке отбивалась, требовала и умоляла только она. Достаточно скоро они с мужем поменялись ролями. Улучив момент, Эффи зашла на кухню и вооружилась ножом, которым повар лихо делил куриные тушки на порционные куски. Как оказалось, мужчины очень дорожат своим достоинством — тем, что ниже пояса. Особенно, если больше никакого у них нет. Ей обещали звезды, небо и более материальные блага, лишь бы… только бы…
А потом ощущение победы и адреналина схлынуло так же резко и появилось раздавленное состояние. В красках всплыло в памяти пережитое унижение пополам со злостью, когда хочется наждаком снять кожу, а в голове пройтись миксером, лишь бы только не воспринимать произошедшее, раз забыть не получается.
Она и к Эбернети то пришла, потому что точно знала, что у него ей ничего не грозит. Ну кроме очередной пассии, которые после Мейсили сменяли друг друга настолько стремительно, что даже будь у Тринкет желание, она бы не смогла их упомнить.