Я не стал отвечать на этот вопрос. Риторический он, я так понял.
— Кто бы ни победил, надо как-то спасаться будет, Ветер. Ты можешь приехать ко мне, если что. Тут — без проблем.
— О да, Скиталец, я поеду к тебе. А под гильотину у нас кто пойдет? Следующий по списку? Цыпочка?
— Придумать надо что-то с Цыпочкой. Я бы взял ее тоже к нам. Может, и придется. Хотя Дашке это, конечно, очень не понравится.
— А затем SolaAvis?
— Думаешь, найдут его?
— Кого убить — они найдут. И назовут именем любого из нас. Можешь ли ты взять на себя такую ответственность, Скиталец?
— Я всю голову уже сломал, Ветер! Не знаю, право слово, что делать.
— Я вот тоже, понимаешь, не знаю. Кстати, что ты знаешь об этой Цыпочке?
— Девчонка, школьница, не слишком веселое детство. И тут облом такой в юности…
— Не всё мне ясно с этой девочкой, Скиталец. Будь осторожнее. Мэйл так просто никого вперед не выставит. Это или подставная фигура, кто-то из своих, может, даже вообще фикция. Или кому-то она очень мешает в администрации.
— Не думаю, Ветер. Обычная девчонка. Я с ней довольно много общался. Понаблюдаю, ладно. Я не самый лучший психолог, но определить, где пахнет гнилью, сумею. Мне кажется, Цыпочка — просто ребенок, которого так вот подставили по жизни. Мы вообще из-за этого дурацкого конкурса становимся слишком подозрительными. Тут на днях мне сон приснился, так я после этого думал, что ты — это не ты.
— Тебе казалось, что я, быть может, из администрации Мэйла?
— Да, как догадался?
— Тоже сон видел… Догадайся, про кого я думал, что он из администрации?
— Нет!
— Да, Скиталец. Лукавый не дремлет. И, похоже, за нас с тобой круто взялись. Но ты не боись. С нами Бог. Прорвемся, друг.
— Надеюсь, хотя слабо верится, Ветер. Чем ты будешь заниматься теперь?
— Я? Хотелось бы выучить эстонский, но придется довольствоваться тем, что есть. То бишь русским.
— Зачем эстонский?
— Хочу разобраться с этой Корпорацией IceGold. Каким боком она относится к Мэйлу и зачем организовала конкурс. Не слишком мне ясна их подлинная цель. Так что впереди у меня ночка активного поглощения скучной и по большей части пустой информации, которую с утра, надеюсь, будем обрабатывать вдвоем. Ты поможешь мне?
— Да, конечно. Кстати, хотел посоветоваться насчет Хакера. Мне тут не понравилось кое-что в его поведении.
— Погодь, Скиталец, ко мне пришел кто-то. Пойду открою.
Я подождал минуту-другую. Но тут быстрая связь оборвалась, и сколько я ни пытался достучаться до Ветра, мне это не удавалось. Промучившись полчаса, я решил, что у Ветра проблемы с сетью, а посему надо немного подождать. Делать было особенно нечего, я зашел на страницу рейтинга. Ветер был на первом месте, SolaAvis — на втором, я — на третьем, Цыпочка — на четвертом, Фея оставалась, как и утром, пятой. Меня удивило, что разница между мной и Одинокой Птицей всего в несколько голосов. Когда счет идет на тысячи — обычно разница в голосах составляет сотни, редко — десятки. Машинально, надеясь, что Ветер проявится сам, когда у него включится сеть, я нажал на кружок между плюсом и минусом. Список проголосовавших растянулся на много страниц. Давно я не смотрел его. Я выставил ники по алфавиту. Проверил Шамана — молодец, напротив его имени стоял минус. Просмотрел еще нескольких знакомых, большинство из них проголосовало, как я и ожидал: те, от кого предполагал получить плюс — поставили плюс, минус — поставили минус. Я уже говорил: хоть я и не лучший в мире психолог, но немного в людях разбираюсь. Проверил Хакера — он не проголосовал. Посмотрел SolaAvisa — и не поверил своим глазам. Напротив его ника стоял плюс. Я знал еще пару его запасных имен. Около каждого красовался плюс. Я просто не знал, что мне думать. Я был в шоке. Я знал, что, несмотря ни на какие разногласия, возникающие между нами, Одинокая Птица не способен на предательство. Этого просто не может быть. Я был уверен, что если погибну, пусть все испугаются, промолчат, но SolaAvis, несмотря ни на что, несмотря даже на свой японский имидж — зажжет православную свечу в своем мире. И она будет светить в вечную память обо мне. Мне нестерпимо захотелось переговорить обо всем этом с Ветром, я нажал кнопку экстренного вызова, попробовал выйти на быструю связь, послал через почту вопрос — почему не отвечаешь? Молчание.
Я послал в сеть одно единственное слово: «до: моаригато» (большое спасибо). Больше мне говорить с Одинокой Птицей было не о чем. Весь день я испытывал беспокойство о Ветре и не понимал этого. Но то, что я чувствовал сейчас, я очень хорошо осознавал: это была сильная боль. Сто лет я такой не чувствовал. Ну что же, значит, пришла пора… Разве мог я знать, что завтра всё окажется не таким, как сегодня, разве мог я это это знать?
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
20 сентября. Вторник. 10 дней до завершения конкурса.
Я висел в черном безвоздушном пространстве, вдали маячила светящаяся точка, я лихорадочно болтал руками и ногами, пытаясь сдвинуться в ее направлении хоть на сантиметр, но безуспешно — только вертелся, словно подвешенный на ниточке, на одном месте. Я задыхался. Сердце колотилось от упорных, но бесплодных усилий. Я не думал ни о чем — только стремился к свету. Я и не знал, что во мне столько энергии, я сопротивлялся невесомости, но она поглощала все мои силы. И когда они кончились, я заплакал. Заплакал и проснулся. Дашки уже не было в постели — она готовила завтрак. Я лежал, завернувшись в любимое мохнатое одеяло и мне совсем не хотелось вставать. Зачем? Все равно я обречен. А если даже сейчас обойдется, то потом все равно случится что-то вроде этого конкурса, и мне несдобровать. Я не хочу больше ничего. Пока есть еще время — отлежаться, отоспаться, не думать о будущем, не жить. Нет, жить я хочу. Очень хочу жить. Только не здесь. Только не сейчас. Господи, в какое же страшное время нас всех занесло. Зачем и за что? Усилием воли я заставил себя вылезти из постели и, миновав иконы, не прочитав правило, поплелся в ванну. Холодная вода не освежила — только стало промозгло и зябко, захотелось опять завернуться в одеяло и лечь, и больше не вставать. Нет-нет, нельзя так. Я пошел на кухню. Дашка торопливо суетилась у плиты, сказала, что Цыпленок заболел и Длинноухий, кажется, тоже. Я сказал, что и мне нездоровится, есть не буду, чай, может, попью, но только минут через десять — заскочу-ка сейчас к детям.
У Цыпленка, действительно, похоже, начинался жар. Он лежал весь в примочках и, слава Богу, не мучился, спокойно спал. Длинноухий лежал в своей кровати, носом к стене. Температуры, кажется, не было, но она у него всегда не сразу проявляется — сначала вот такая слабость и апатия, а потом уже, если не перехватить, его развозит. Я посидел с ним рядом, утешать не умею я, это Дашкино. Просто поговорил о том, о сем, но Длинноухий не отвечал. Я погладил его по голове и пошел к себе, предварительно прихватив стоящий в углу ноутбук. Длинноухий этого, кажется, даже не заметил. Дашка принесла чай ко мне в кабинет, я сел работать.
Но сначала я зашел на главную страницу Мэйла. Убедился, что расстановка сил в первой пятерке не изменилась. Ветер шел первым, Одинокая Птица — вторым. Затем я, Цыпочка и Фея. В тотализаторе, помимо Гоши Пулькина, несколько десятков человек поставили на меня. Ставки росли. Хоть сам на себя ставь — семье деньжат хоть на полгода обеспечишь… Кстати, а вот интересно, будет по закону Дашке полагаться пенсия по утере кормильца, если я выиграю? Где бы это узнать?
Я попробовал связаться с Ветром, но он по-прежнему не выходил на быструю связь и никак не реагировал на экстренный вызов. Я сбросил письмо Ветру: так, мол, и так, с утра договаривались, вроде как, вместе поработать, если что — пиши, я здесь. Волнуюсь, между прочим. Появишься — дай знать.
Заглянул я также в список проголосовавших. Хакер так и не проявился, но еще несколько знакомых поставили мне плюсы. Я чувствовал, как земля уходит из-под ног. Это были, конечно, не друзья, но я уже не знал, на кого вообще могу положиться. На Ветра? Да, только лишь на него и на Фею. Но где его носит, хотелось бы мне знать. Я даже кинул запрос на погоду в Тульской области — может, ураган какой пронесся и Ветер сидит без электричества? А Фея — и так уже подставилась с этим конкурсом, бедолага. Больше взваливать на нее не вправе я. Знал бы как помочь — подставил бы крепкое мужское плечо. Но сейчас мы с ней — каждый сам по себе.
До обеда я плотно и интенсивно работал. Лишь дважды встал, один раз — проверить, что творится за окном, дежурит ли там сатанист — как ни странно, там никого не было видно. Второй раз — зашел в детскую. Дашка что-то шила, дети, похоже, спали. У Цыпленка температура была 39. К счастью, лекарства в доме пока были, поход в аптеку — не знаю уж насколько безопасный — меня миновал. Так что первая половина дня прошла относительно спокойно. К сожалению, после обеда всё пошло, мягко говоря, наперекосяк. Очень мягко говоря.
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я снова попытался связаться с Ветром — безуспешно. Зашел на главную страницу Мэйла и увидел, что Ветра больше нет в первой десятке. Сунулся в общий рейтинг, перелистнул несколько страниц — мой друг исчез из списка. Весело, однако, нечего сказать. Я совершенно не был уверен, что мне стоит этому радоваться. Знать бы, что произошло, почему Ветра нет. Я вернулся назад, на главную страницу. Список теперь сместился вверх. Первым шел SolaAvis, затем я, Цыпочка, Фея. Как-то меня беспокоило, что я все время вертелся впереди, но не попал ни разу на первое место. Как будто опасность окружала меня, сцеплялась кольцом, но прямого удара все не было и не было. И, может быть, если бы опасность не ходила вокруг и около, а била прямо по мне, если бы сатанисты напали, если бы в начале списка стояло мое имя, мне стало бы легче. Я попытался прикинуть возможности SolaAvisa избежать гибели, если он останется впереди. Вероятно, у него максимальная возможность выжить — он слишком неуловим. Разумеется, Ветер прав: когда Одинокую Птицу не разыщут — а его найти никто не сумеет, это понятно, — то объявят умершим. И тогда, если ничего не изменится, если все останется, как сейчас, первым стану я. С другой стороны, что мне известно о SolaAvise? О реальном его положении в нашем мире? Его, как и нас с Ветром, как и Фею, как, возможно, и Цыпочку и остальных из первой десятки, вверх протолкнул Мэйл.Ру. Какой смысл администрации — пасти нас всех? Ведь победит только кто-то один. Насколько уверена администрация, что способна отследить каждого претендента? Блефует она или у нее имеется возможность для розыска жертв, о которой мы ничего не знаем? Или нас хотят предупредить, напугать? Как всегда, ответов на вопросы не было.
Я проработал еще пару часов, но потом не выдержал, попытался опять связаться с Ветром, понял, что это бессмысленно, и, соединившись с Феей, спросил, не знает ли она, почему Ветер исчез из рейтинга. Фея молчала несколько минут. А затем, когда я уже думал, что она отошла от компьютера и не получила сообщение, вдруг пришел запоздалый ответ:
— Эх, Скиталец, знал бы ты, как мне не нравится, что в последнее время я приношу тебе только плохие известия.
— Ветер жив, с ним все в порядке? — спросил я, хотя уже понял, что случилось самое страшное. Понял, но пока что не верил. Слова еще не были произнесены, и я хотел, чтобы эта пауза, пока мне не сказали правду, длилась как можно дольше, потому что ту минуту, которую шло сообщение от Феи, Ветер был еще жив. Но он был жив еще несколько секунд после того, как пришел ответ.
— Посмотри новости конкурса, — уклончиво предложила Фея.
Господи, как же я забыл! На главной странице публиковались новости проекта. Сверху шла информация о литературном конкурсе, затем о мужском, и только под ним — наш. Лента давно уползла вниз, неслучайно, что я не заметил это сообщение, когда просматривал рейтинги. «В связи с тем, что лидер конкурса „Суд общественности“ Ветер скоропостижно скончался от инфаркта миокарда, — было написано в новостях, — его место занимает следующий по списку номинант SolaAvis. Деньги, поставленные в тотализаторе на пользователя с ником Ветер, безвозмездно переходят в собственность корпорации Mail.Ru. Напоминаем, что по правилам, в случае смерти победителя, его место автоматически занимает стоящий на втором месте».
Я не могу объяснить, что почувствовал в тот момент, когда прочитал о том, что Ветра больше нет. Мозг словно оцепенел. Но я совершенно не волновался, это точно. Я не испытывал ничего, что должен был в этот момент испытывать — ни горя, ни боли, ни страха. Я действовал совершенно на автомате. Зажег свечу, встал перед иконами, прочитал последование по исходе души от тела. Потом стал думать, что же делать дальше. Решил, что надо позвонить в храм, заказать панихиду. Позвонил. К телефону подошел отец Илларион, я рассказал ему о смерти Ветра, он пообещал, что сделает все, что необходимо. Только просил не приходить.
— Как вы думаете, — спросил я, — насколько возможно, что они будут нас отлавливать сейчас поодиночке. Тех, кто впереди.
— Не исключено, — предположил отец Илларион, — но вряд ли. Это было бы слишком вызывающе. Вероятно, Ветер интуитивно нащупал больное место проекта, и его просто убрали, чтобы некому было продолжать поиски того, что стоит за всем этим конкурсом.
— Я найду, — самонадеянно пообещал я.
— Ветер успел тебе что-нибудь рассказать? — спросил отец Илларион. Когда я услышал этот простой вопрос, на один миг в моей душе всколыхнулось подозрение. На один только миг. И тут я понял степень своего нравственного падения. Я настолько перестал кому-либо верить, что ухитрился заподозрить в предательстве даже своего духовного отца.
— Почти ничего, — ответил я. — Мы собирались с ним заняться поисками как раз сегодня с утра. Но он, видимо, еще вчера погиб. К нему кто-то пришел, и затем связь резко оборвалась.
— Держись, — сказал отец Илларион. — И постарайся не влезать в это дело. Ты все равно ничего не сумеешь изменить. А только подставишь себя и семью.
— Отец Илларион, — вдруг неожиданно для самого себя спросил я. — Дайте благословение. Возьму Дашку, детей, поеду в Дивеево. Будем жить там. Этот мир катится в тартарары. Я думаю, нам пора все же ехать туда.
— Ты что, с дуба рухнул? — спросил священник. — Дивеево уже года два как является закрытой зоной. Ни туда, ни оттуда никому дороги нет, если у тебя нет специального разрешения.
— А кто может его дать?
— В Церкви — никто, — ответил отец Илларион.
Такой вот получился невеселый у нас разговор.
Я сел за компьютер, но мне не хотелось даже смотреть на экран монитора. Я обхватил голову руками, закрыл глаза, вспомнил вчерашний разговор с Ветром. Хорошо, что я еще не удалил почту, у меня сохранился последний с ним разговор. Надо скопировать и оставить на память. «На вечную память», — усмехнувшись, подумал я. Возможно, с Ветром я очень-очень скоро встречусь. Но может быть, и нет. И тогда из оброненных вчера слов, возможно, я найду ту зацепку, которая приведет меня к причине его гибели. Я попытался вспомнить, как выглядит Ветер, и снова пожалел, что не записал для себя «Обозревателя», я начал прокручивать в уме передачу, стараясь вспомнить все подробности. Да, как-то половина того, что происходило на экране, тогда миновала мое сознание, до чего же я был невнимателен. Из-за Хиппы отвлекался, из-за Найды… И тут я совершенно явственно вспомнил, что когда видел своего друга в первый и в последний раз в жизни, Хиппа вдруг неожиданно покинул кухню, чтобы куда-то позвонить. И я понял, кто именно подставил Ветра. Я взял красный мобильник Хиппы и набрал его номер.