— Утром пришло письмо от Рози. Ее родители настаивают на том, чтобы она меня бросила. Говорят, бессмысленно надеяться, что я когда-нибудь смогу зарабатывать себе на жизнь.
— А как ваша невеста, послушается родителей?
— Конечно, нет, — без тени сомнения в голосе ответил Чарли. — Она мне верна. Но все это означает, что нам придется ждать, бесконечно ждать. Так и пройдет вся наша молодость. Прямо не знаю, что делать.
Художник глубоко вздохнул и погрузился в невеселые раздумья. Старик сочувственно смотрел на него, потом решился спросить:
— На каких же условиях отец Рози позволит вам на ней жениться?
— Понимаете, у нее на банковском счету пять тысяч фунтов. Ну так вот, отец ее заявил, что не даст согласия на наш брак, пока на моем счету не будет столько же или я не буду иметь двести пятьдесят фунтов годового дохода. И хуже всего то, что я не сомневаюсь: он прав. Мне вовсе не хочется обрекать Рози на бедность и лишения.
— Вы, наверное, знаете, — после некоторой паузы начал мсье Леир, — мой зять торгует антиквариатом в Нью-Йорке. Сам я, уйдя на покой, зарекся больше заниматься картинами, но вы, дорогой мой юный друг, нравитесь мне, так что я хочу вам помочь. Покажите мне ваши работы, я пошлю их моему зятю, Рудольфу; кто знает, может, он и продаст их в Америке.
— О, вы так добры! — вскричал Чарли.
Старик устроился в кресле поудобнее, и молодой художник стал по одной приносить и ставить на мольберт свои работы. Их было не меньше дюжины. Мсье Леир с невозмутимым видом разглядывал каждую. На какое-то время он вновь стал коммерсантом, торговцем произведениями искусства, умеющим не выдавать своих эмоций. По непроницаемому выражению его лица ни один человек не смог бы догадаться о том, каково его мнение о той или иной картине.
— Пожалуй, достаточно, — сказал Чарли, продемонстрировав последнее из своих творений. — Как, по-вашему, заинтересуют мои картины американцев? И даст ли мне это возможность жениться?
— А там что такое? — спросил старик, указывая на стоявшую в углу и повернутую к стене картину, которую Чарли ему не показал.
Художник поднял картину и водрузил на мольберт. Чуть только завидев ее, мсье Леир вздрогнул, и лицо его сразу же перестало выражать равнодушие.
— Ого, Ватто! — вскричал он. — Откуда у вас это полотно? Ну знаете, дорогой мой, рассуждаете тут о своей бедности, а сами прячете картину Ватто! Берусь продать ее за сумму, вдвое превышающую нужную вам, чтобы жениться.
— Взгляните-ка на нее внимательно, — улыбнулся Чарли.
Старик встал, подошел к мольберту и стал буквально буравить взглядом картину. В глазах его засветилось восхищение. На полотне изображена была живописная группа людей на берегу озера. Элегантные, манерные дамы жеманно беседовали с галантными кавалерами в ярких камзолах — быть может, о стихах Расина или о письмах мадам де Севинье. В безмятежной озерной глади отражались плывущие по небу белые облака; красновато-бурые кроны деревьев свидетельствовали о том, что близилась осень. На опушке зеленого еще леса виднелись купы величавых дубов и вязов. Желтые, красные и зеленые тона на картине были выразительными, яркими и сочными.
— Не часто приходилось мне видеть подписные картины Ватто, такие, как эта, — сказал старик.
— Ваши слова для меня очень лестны, — с улыбкой проговорил Чарли. — Ведь это всего лишь копия. Оригинал был собственностью одной старой дамы, с которой я познакомился в Англии. Прошлым летом, которое, кстати, выдалось очень дождливым, я был у нее в гостях и сделал копию с этой картины Ватто. Получилось как будто бы неплохо.
— Ах, это копия? — вскричал старик. — Копия? А где оригинал? Может быть, его согласятся продать?
— Не избавились вы еще от старых привычек, — засмеялся художник. — К сожалению, через месяц после того, как я скопировал эту картину, в доме случился пожар и все внутри сгорело.
Мсье Леир вздохнул и на какое-то время погрузился в раздумье; потом быстро окинул Чарли испытующим взглядом.
— Вы, кажется, сказали, что нуждаетесь в трехстах франках, чтобы заплатить за квартиру, — произнес он. — Так вот, я покупаю эту копию.
— Вот еще! Делать вам нечего! Возьмите ее так. Вы ведь всегда были так добры ко мне и внимательны…
— Неразумный вы мальчик, милейший друг. Пишите-ка расписку, что получили с меня деньги, — сказал старик. С этими словами он вынул из кармана три сотенных купюры и положил их на стол.
Несколько секунд Чарли пребывал в нерешительности, потом вспомнил, что деньги ему нужны позарез. Передернув плечами, он сел за стол и начал было писать расписку. Потом вдруг у него мелькнула тревожная мысль:
— Послушайте, а не задумали ли вы провернуть с этой копией какую-нибудь аферу? Я не стану ее продавать, пока вы не обещаете мне, что не будете пытаться выдать ее за оригинал.
Мсье Леир снисходительно улыбнулся:
— Ну, чтобы вас это не беспокоило, закрасьте подпись Ватто и напишите сверху вашу фамилию.
Так Чарли и сделал.
— Не то что я вам не доверяю, — пояснил он, вручая старику расписку, — но не следует вводить в искушение слабых духом торговцев.
Мсье Леир расхохотался, положил в карман расписку и снял с мольберта копию с картины Ватто.
— Ее я заберу прямо сейчас, а за оставшимися картинами пришлю служанку, — сказал он; затем, остановившись в дверях, добавил: — Ваши работы мне понравились. Я дам знать об этом моему зятю, Рудольфу. Смею надеяться, мое мнение для него — не пустой звук. Так что не удивляйтесь, если, положим, через месяц я загляну к вам и объявлю, что у вас появилась возможность жениться.
Спустившись к себе, старик собственноручно упаковал копию и в тот же день отправил ее в Нью-Йорк, зятю. В кратком сопроводительном письме он известил адресата, что посылает ему картину, и заодно сообщил ему, на какую часть прибыли от ее продажи претендует. День уже близился к вечеру, так что старик по давно укоренившейся у него привычке зашел в кафе, чтобы выпить перед ужином рюмочку абсента. Затем, похихикивая, он написал еще одно письмо, которое в тот же день отправил срочной почтой:
Послушно заплатив огромную пошлину и вдобавок немалый штраф за попытку ввести в заблуждение таможенные власти, он забрал картину с собой. Явившись с ней домой, Рудольф Кюн с необычной для себя горячностью расцеловал жену.
— Отец твой, Рэйчел, как был, так и остался самым ловким дельцом в Европе! — восторженно воскликнул он.
Жена стала расспрашивать его, в чем дело, но торговец лишь упоенно качал головой и улыбался.
Как и следовало ожидать, новость скоро стала известна нью-йоркским газетчикам. Не удивительно, что уже на следующее утро пресса пестрела крупными заголовками, под которыми сообщалось, что известный торговец антиквариатом Рудольф Кюн потерпел постыдный провал при попытке провезти замаскированным один из шедевров Ватто. Подано все это было как триумф таможенной службы, разоблачившей мошенничество плутоватого торгаша.
В результате поднятой газетами шумихи не замедлил объявиться и покупатель — один из миллионеров, скупающих полотна старых мастеров. Прочитав в газете об этой истории, он поспешил в магазин Рудольфа Кюна. Когда ему показали картину, миллионер разразился громовым хохотом.
— Я в восторге от вашей дерзости! — задыхаясь от смеха, выговорил он. — Пытаться провезти под видом копии такую картину!
— Я предъявил таможенникам расписку, человека, которым была выполнена эта копия, — пожав плечами, с улыбкой возразил Рудольф Кюн. — Так что я продаю ее как копию. В этом качестве она и была куплена в Париже.
Миллионер, посмеиваясь, искоса глянул на торговца картинами.
— Знаете, для меня таможня дядюшки Сэма — вполне надежная гарантия. Даю за картину пятьдесят тысяч долларов.
— Шестьдесят, — с бесстрастным видом уточнил торговец.
— Недурная цена за так называемую копию, — ухмыльнулся миллионер. — Но все равно я ее беру.
Картина была продана вместе с квитанцией об уплате штрафа за попытку провезти ее через таможню под видом копии и свидетельством о взыскании пошлины. Так что при наличии столь веских доказательств, разумеется, лишь самый неисправимый скептик мог бы усомниться в подлинности бессмертного шедевра Ватто.
Через пару недель мсье Леир заглянул к молодому художнику. Подойдя к столу, он молча выложил на него пятьдесят сотенных купюр.
— Какого еще дьявола вы тут все это раскладываете? — воскликнул Чарли, у которого даже в глазах потемнело от волнения.
— Здесь пять тысяч фунтов, — объявил старик. — Я нарочно разменял крупные купюры — надеялся, что вам приятно будет лицезреть такое обилие банкнот.
— Как это надо понимать?
— Все очень просто. Деньги эти получены за ваши картины. Теперь можете жениться, если хотите.
Чарли в замешательстве уставился на старика. Уж не смеется ли тот над ним? Но мсье Леир по обыкновению взирал на него благосклонно и с довольным видом потирал руки, наслаждаясь изумлением молодого художника. Но вот наконец он взял на себя труд рассказать ему все подробно. И Чарли, словно во сне, услышал, что некий толстосум из Калифорнии пришел в такой восторг от его картин, что купил их все до единой. Первым побуждением Чарли было сразу же написать этому чудному и необыкновенному меценату. Однако выяснилось, что это, к сожалению, невозможно: американец, увезший его картины, не оставил адреса. Как пояснил мсье Леир, американские миллионеры славятся своими причудами.
— Немедленно отнесите эти деньги в банк, дорогой мой мальчик, — таким наставлением закончил свою речь старик. — Не забудьте также послать телеграмму некой девице.
С этими словами мсье Леир сгреб со стола деньги и сунул их в карман художника, после чего они с ним вместе вышли из дома.
Чарли брел по улице как лунатик. Провожавший его глазами старик удостоверился, что художник все же вошел в банк, и только тогда снова поднялся к себе.
Отперев шкаф, он извлек оттуда картины Чарли Бартла. Одну за другой он выдирал их из подрамников и швырял в пылавший камин. Похохатывая, он наблюдал, как они морщились и потрескивали в огне. Потом старик взял топор и аккуратно разрубил на части все подрамники.
— Пригодятся камин топить, — хихикнул он напоследок, вызывая служанку.
При мысли, что на этом он сэкономил несколько сантимов, старик довольно потер руки. Он уже забыл, что совсем недавно добровольно расстался с пятью тысячами фунтов.
Зимний круиз