Полковник вернулся в кабинет после допроса Анилиной. Майор прочитал протокол допроса, удовлетворенно кивнул:
– Считаешь, Анилина знает больше?
– Вряд ли, – усомнился Скачко. – А если и знает, то не скажет. Но есть человек, который в деталях знает весь этот механизм, больше того, он его запускает и крутит! Зоя! Анилина дала понять, что все нити от этих излишек Зоя держит в своих руках. А Беркутов лишь фасует сумму по конвертикам, распределяет, сколько и кому! Какое впечатление Зоя произвела на тебя?
Боков задумался:
– Умная женщина, волевая! Беркутова вряд ли сдаст!
Скачко усмехнулся:
– У каждой сильной и волевой есть своя ахиллесова пята! Ну, ладно. Култакову позвонили из горкома, они в курсе всех наших действий и знают, что мы собираем материал на Беркутова. Даже потребовали разъяснений! Представляешь?.. Мне надо знать, кто стучит туда! Надеюсь, не ты?
У Бокова вытянулось лицо. Он не знал, что и сказать. Полковник смотрел на него как-то по-особому, с многозначительным прищуром, давая понять, что вопрос серьезный, затем продолжил:
– Култаков и мне такой вопрос задавал! Сказал, что у нас «крот» завелся. Кто-то доносит в горком, а там сидят люди серьезные! Они, как мух, нас прихлопнут! Проверь всех под микроскопом, но тихо, аккуратно, понял? И вопрос этот обсуждать только со мной!
Боков сидел подавленный.
– Не унывай! Нет таких крепостей, которых бы не брали большевики! И наша задача: одолеть всех и взять воров с поличным! Немедля в разработку! Мы должны знать о Платоновой все, а уж про ахиллесову пяту непременно в первую очередь!
Он потянулся, встал, прошелся по кабинету и только затем сменил и тему, и тон разговора:
– Кажется, у меня назревает большой семейный скандал! Ты, кстати, знаешь, что такое ахиллесова пята?
– Обижаешь, у меня мама была учительницей литературы.
– Да, совсем забыл! – почесал затылок Скачко, затем, как всегда неожиданно, вновь перешел на другую тему: – Послушай, а ты Капустина хорошо знаешь?
– Держится особняком, на спиртное не падок, откуда-то достает сигареты «Мальборо» и перепродает блоками, но цену не задирает! Испытывает потребность в деньгах.
– Я тоже о нем подумываю! Парень бойкий и неглупый!
Боков достал из кармана монетку и бросил вверх, хотел поймать ее, но тут Скачко перехватил. Боков не растерялся и прокомментировал, показывая пустую ладонь:
– А потребность в деньгах могла стать мотивом! Так что верни монетку.
Скачко посмотрел на герб, затем перевернул монету и со словами «мелочь пузатая» вернул Бокову.
– Получается, что у нашего «крота» должны быть завязки в горкоме! Вот с этого и надо начинать!
Боков кивнул.
Ширшов позвонил жене из телефона-автомата.
– Тонь, не можешь спуститься?
Тоня, привыкшая, что муж всегда возвращается довольно поздно, сильно удивилась и спросила:
– Это еще зачем?
– Я у подъезда! Очень нужно! Спустись, пожалуйста! – ответил Ширшов и повесил трубку.
Он вышел из автомата и, дожидаясь жены, замурлыкал: «Птица счастья завтрашнего дня». Подошел к «Жигулям», ласково провел ладонью по капоту. Выскочила Тоня в плаще, наброшенном на ночнушку, осуждающе взглянула на мужа.
– Я там стирку затеяла! Ну, чего тебе?
– Ничего не видишь?
Она осмотрелась, пожала плечами.
– А что?..
Ширшов развел руками, как бы намекая на более обширное пространство.
– А если глаза разуть?
Она оглядела двор.
– Издеваешься?! Я ванную заняла, мать душ принять хочет, а ты мне голову морочишь!
Она развернулась и направилась к подъезду.
– Да погоди ты! Я машину купил!
Тоня остановилась, обернулась.
– Какую еще машину?!
Он взял жену за руку, подвел к «Жигулям». Распахнул дверцу и пригласил:
– Прошу, мадам!
– Рехнулся?! Это чужая машина!
– Была чужая, теперь наша! Садись, – приказным тоном объявил он, и Тоня, поколебавшись, забралась в «Жигули». Он быстро сел за руль, захлопнул дверцу. Включил зажигание, поспешно тронулся с места, словно боялся, что жена может выйти и сбежать.
– Ты куда? – спросила Тоня, убедившись, что машина удаляется от дома. – Я же говорю: постирушки у меня сегодня!
– Ты ничего не поняла? Теперь у нас есть своя машина! – принялся вдалбливать жене Ширшов.
Тоня задумалась, затем, удивленно округлив глаза, взглянула на мужа.
– Ты хочешь сказать, она… наша?
– Окончательно и бесповоротно! – ответил Ширшов и развернулся обратно к дому.
И лишь когда он лихо подкатил к подъезду, Тоня осторожно спросила:
– Но откуда у тебя такие деньги?
– Тонь, ты можешь хоть раз в жизни не долбать меня идиотскими вопросами, а просто порадоваться? – возмутился он.
– Могу, но… Как снег на голову!
Ширшов молчал, держал руки на руле.
– Я и тебя водить выучу, – пообещал он и погладил жену по выпиравшему из-под плаща животику. Она улыбнулась.
– Откуда деньги-то?
– В рассрочку взял! Одну услугу приятелю оказал, а он смешную сумму запросил! На зарплате это не отразится, не бойся!
Тоня довольно вздохнула. Ширшов решил выдать главный козырь:
– Так что вопрос переезда на дачу решен!
– Ох, как мать-то обрадуется! – заулыбалась Тоня и представила, что весь салон машины заполнен рассадой, а их с мамой еле видно из-за обилия зелени. Заметив улыбку на лице жены, Ширшов попросил об одной услуге:
– Ты только матери пока ничего не говори! Она меня вконец задолбает своими расспросами! Скажешь так: один приятель за границу уехал, машину мне на лето оставил, езди, мол, чтоб не заржавела. Скажи: бесплатно оставил! Ну а потом, если все срастется, тыры-пыры и все такое прочее, мы ее тогда, возможно, и выкупим! Договорились?!
Тоня кивнула, прижалась к нему. Он обнял ее.
– А хорошо в своей машине, – вздохнув, прошептала она. И вновь зажмурилась и представила, как тонет в рассаде.
Усталая Зоя вернулась домой после работы. Раздевшись, прошла с сумкой на кухню, включила там свет и подошла к плите. Суп и рис с котлетами, стоявшие на конфорке, были не тронуты. Она нахмурилась и прошла в комнату сына. Тот лежал, уткнувшись лицом в подушку. Зоя присела на кровать. Над ней, на стене, висел портрет Блока.
– Ты что, заболел? – встревожилась она, дотронулась до лба сына.
Тот вдруг резко повернулся к ней, взглянул на нее.
– Мама, я совершил ужасный поступок!
– Что?! – Зоя всерьез перепугалась, даже вскочила.
– Не знаю прямо, как тебе и сказать…
– Да говори же! – крикнула Зоя.
– Ко мне пришел мой товарищ, сказал, что проигрался в карты и должен срочно отдать четыре тысячи рублей, иначе его убьют. Я знал, где у тебя лежат деньги, ну и дал ему эти четыре тысячи! Я заработаю, мам, и тебе отдам! Поеду в стройотряд летом, заработаю и отдам!
Зоя обмякла, простонала:
– Фу-ты, а я думала, что-то серьезное! Ты знаешь, как его фамилия, где он живет?
– Знаю. А тебе зачем?
– Пойдем в милицию и заявим об этом!
– Но я же ему сам отдал!
– Скажем, что он хитростью выманил у тебя эти деньги!
– Но я осознанно отдал. Я подумал, что всю дальнейшую свою жизнь буду мучиться тем, что мог спасти человека и не спас. Я бы не смог дальше жить с этой мыслью! Я отдам тебе эти деньги, мама! Клянусь тебе! Честное слово!..
Зоя была в смятении.
– Скажи только честно: это ты проигрался в карты? – подозрительно спросила она.
– Мам, я не играю в карты, ты же знаешь! Все, что тебе рассказал, чистая правда! Он даже заплакал, и я решил, что должен ему помочь! Или ты считаешь, что это дурной поступок?
Зоя молчала, не зная, что ответить сыну. Антон понял, что сейчас настал решительный момент, и решил идти напролом.
– Мне важно знать: это хороший поступок или дурной? – снова спросил он.
Зоя вздохнула, опустилась на рядом стоящий стул, ноги уже не держали ее, покачала головой.
– Как ты будешь жить с такой нежной и чувствительной душой?! – проговорила она. Затем погладила сына по голове, медленно поднялась и пошла на кухню. Антон двинулся за ней.
– Тебе жалко этих денег? Я их заработаю и отдам, клянусь тебе!
Зоя подошла к столу и начала разбирать сумку, вытаскивая оттуда кусок окорока, печень трески, гусиный паштет, банку крабов и другие деликатесы.
– Мне не жалко этих денег, но твой товарищ мог и обмануть тебя!
Антон сделал удивленное лицо:
– Зачем ему меня обманывать? И потом, я знал, что он играет. Они собираются по ночам, расписывают пульку. Играли по мелочи. А тут их понесло. Я его не оправдываю. Сейчас, уже трезво рассуждая, я бы отказал ему, но, когда он пришел ко мне, просто не смог! Понимаешь?
– Ладно! Я хотела купить тебе машину, чтоб летом ездить на дачу, на права же ты сдал, но теперь придется с этим повременить. Может, оно и к лучшему! Сейчас все так лихачат! – Она улыбнулась, повернулась к сыну, обняла его.
– Давай договоримся: ты больше никогда, не посоветовавшись со мной, не станешь принимать такие решения! Даешь слово?!
– Даю, – тихо выговорил он. Она подняла его лицо, на глазах сына блестели слезы. Она вконец растрогалась.
– Ну, все-все! Я не сержусь! Давай ужинать! Ты опять ничего не ел! Это какое-то наказание, – тяжело вздохнула она.
Потом зажгла газовую горелку, поставила суп разогреваться.
– Иди мой руки, а я пойду переоденусь! Устала как собака, – проговорила она и ушла в свою комнату.
Антон обнаружил среди свертков нежный окорок, понюхал его, отрезал кусок, намазал горчицей, отломил от длинного батона кусок и стал жадно есть. Включил маленький телевизор на кухне, показывали вечерние новости. Антон, не выпуская бутерброда из рук, вернулся к себе в комнату, увидел книгу Солженицына – край ее торчал из-под подушки – и застыл как вкопанный. Он слышал от друзей, что эта книга многим принесла несчастье, но то, что она обошлась ему слишком дорого, он понял только после разговора с матерью. Он со злостью взял ее в руки, открыл на первой странице и начал читать заново.
Было уже довольно темно, полковник сидел, покачиваясь, на качелях, когда во двор въехало такси. Из машины вышла Маша, направилась к подъезду. Скачко, заметив ее, поднялся и тихо, по-кошачьи, двинулся за ней, стараясь, чтоб она не заметила. Когда она схватилась за ручку двери, он шепотом окликнул ее по имени. Она ничуть не испугалась, повернула голову, и в этот миг он вынул из-под плаща букет роз, протянул жене.
– Поздравляю с днем рождения, Машенька! Ты уж прости меня! Вчера всю ночь проторчал на работе, спал четыре часа, хотя понимаю, что оправдания мне нет!
– Спасибо, – сухо ответила Маша и взяла цветы. Лицо у нее было грустное.
– У родителей была?
Она кивнула:
– Мог бы приехать или хотя бы позвонить. Папа с мамой опять обиделись.
– Я звонил, приезжал, шампанское в холодильнике стоит! Я себя не оправдываю! Даже работу свою чуть ли не возненавидел! Не сердишься? Ну скажи, нет?..
Маша вздохнула:
– Я вчера ночью чуть с ума не сошла! Ты не пришел, не позвонил. Что я должна была думать? Что ты борешься с преступниками или счастливо засыпаешь в объятиях чужой женщины?!
Она взглянула на него. Он натянуто улыбнулся.
– Ну, ясное дело, засыпаю в объятиях чужой женщины, – пошутил он.
У Маши округлились глаза, она бросила ему в лицо цветы. Они рассыпались, упали на землю.
– Дурак! – крикнула она и, хлопнув дверью, убежала в подъезд. Полковник поморщился.
– Действительно, дурак! Это надо же взять и такое сморозить, голова садовая!
Он шумно вздохнул, глянул наверх. На балконе стоял мужик в майке и курил, глядя на него. Полковник нахмурился и вошел в подъезд.
12
Андропов вошел в кабинет Брежнева. Он и раньше, за пятнадцать лет руководства КГБ СССР, не раз бывал в этом кабинете, где решались такие важные вопросы, как начало войны в Афганистане, репрессии по отношению к физикам и правозащитникам Орлову и Сахарову. Да и деликатная и сложная история с писателем Солженицыным тоже не раз обсуждалась в стенах этого кабинета. Андропов понимал: его взлет был возможен только потому, что он всегда умел играть на честолюбии Брежнева и немало поспособствовал созданию его культа. За это Брежнев позволил ему и КГБ значительно расширить контроль над всеми сферами жизни государства и общества. Не говоря уже о зарубежных странах, куда переправлялись огромные деньги лидерам компартий и тем общественным деятелям, которые поддерживали СССР. «Вот так, мои дорогие Ильичи», – сказал он тихо в адрес больного Брежнева и огромного портрета Ленина, который висел на стене за спиной у Леонида Ильича.
Увидев Андропова, Брежнев приветливо взмахнул рукой, приглашая подойти. Андропов подошел.
– Дорогой Леонид Ильич! Разрешите доложить: приступил к обязанностям секретаря ЦК КПСС! Заверяю вас, что на новом посту полностью оправдаю ваше доверие, с честью буду служить интересам родной коммунистической партии и советского народа!
Брежнев улыбнулся и снова махнул рукой – мол, хватит, садись.
– Присаживайся! Как тебе новый кабинет? Костя говорит, не хуже, чем на Лубянке? И готовят там хорошо!
– Леонид Ильич, быть рядом с вами и работать под вашим руководством для меня великая честь!
– Понял! Хорошо, хорошо. Теперь давай по делу! Меня волнует обстановка в Афганистане. Ты с Устиновым заварил эту кашу, вы за нее и в ответе! Спрос с вас обоих будет строгий! Мне тут докладывали: каждый день в Афганистане нам обходится в четыреста тысяч рублей! Тяжелое бремя ложится на наш народ! А результатов никаких!
– Но, Леонид Ильич…
– Молчи! Ну, сам подумай. Три года прошло, а война разгорается все жарче! Людские потери, прежде всего нашего контингента, все растут и растут!
– Американцы, вооружая моджахедов и Пакистан, тратят не меньше! Фактически это война между нашими державами, – успел вставить Андропов.
– Молчи, не перебивай! – рассердился Брежнев.
– Извините, Леонид Ильич, – пробормотал Андропов и побледнел. Он сидел, напряженно выпрямив спину.
– Я не хочу повторения вьетнамской войны! Я вам поверил, вы обещали закончить афганскую операцию за два года! Где результат?!
Андропов вытащил платок, промокнул лоб.
– Я могу вам доложить о причинах, которые повлекли за собой некоторый сбой в наших планах…
– Не надо! Напишешь отчет, отдашь Косте Черненко! Такой же отчет я затребовал и от Устинова. Таков порядок! Оба отчета рассмотрим на Политбюро! За тобой, ты знаешь, страны Европы и наш социалистический лагерь. Тут ты поопытнее многих, потому мы тебя и назначили! Определи стратегию по каждой стране! Как действовать, что предпринимать в плане развития политических отношений! Страны бурлят! Капиталисты не дремлют! Польше особое внимание, как сам понимаешь! Срок для разработки стратегии – одна неделя!
Брежнев вдруг обмяк, даже немного накренился в кресле. Испугавшись, что тот сейчас свалится на пол, Андропов вскочил, поддержал его. Леонид Ильич открыл глаза, несколько секунд смотрел на Андропова невидящим взором, словно не узнавая, потом взгляд его немного прояснился, и он невнятно пробормотал:
– Дай мне таблетку!
И показал на пузырек, стоявший на столе. Андропов открыл его, дал таблетку, налил воды. Брежнев проглотил, запил, еще несколько секунд сидел с посеревшим лицом, затем глаза у него ожили, и он окончательно пришел в себя.
– Вот, стал уставать… – объяснил он и вдруг взглянул на Андропова так трезво, грустно и осмысленно, что Юрию Владимировичу стало не по себе.
– Я знаю, ты занялся чисткой в Москве! Я не против. Заворовавшихся купчиков надо выводить на чистую воду! Я тебя и с Медуновым поддержал. Мы намерены этот курс продолжить! Ворам надо, как прежде на Руси, руки рубить! У Гришина есть недостатки, не спорю. Ленив стал, много лет на Москве сидит, боевой пыл растерял! Но он наш проверенный товарищ, член Политбюро! Верно я говорю?