Сначала идти не хотелось, но потом я согласился.
Мать Мартина куда-то ушла, и нас троих — меня, Мартина и Рут — накормила служанка лет двадцати двух. Ее звали Джули. Она была франко-канадкой и разговаривала со смешным акцентом. Джули села есть с нами. Быстро поужинав, мы перешли в гостиную и сели у радиоприемника. Я всего третий раз в жизни слушал радио, и мне было интересно. Через час после ужина Мартин позвал меня в кабинет отца, а Рут осталась в гостиной почитать.
В кабинете стояли шкафы с книгами, кушетка и несколько стульев. Мы отодвинули стулья к стене и надели перчатки.
— Поднимай лапы, — велел я. — Впереди левая, правая позади, рядом с подбородком... Вот так. — Я принял боевую стояку. Кэбелл сделал то же самое. Я критически оглядел Мартина и выдвинул его левую слегка вперед, а правый локоть чуть опустил и приблизил к боку. — О'кей. Теперь бей меня.
— Я не хочу причинить тебе боль, — запротестовал он.
— Не бойся, не причинишь.
Он опустил левую и размахнулся правой. Я блокировал удар и вошел в ближний бой.
— Нет, не то! — заявил я. — Сильно раскрываешься. Когда ты опустил левую, я мог приблизиться и ударить. Вот так, видишь? — Я сделал ложный замах. — Короткий прямой левой держит противника на расстоянии.
— Понятно. — Но через несколько секунд он все забыл и опять опустил левую.
Я позволил ему пару раз промазать, потом предупредил:
— Не опускай левую.
Мы вновь начали боксировать. В этот момент открылась дверь, и я машинально оглянулся. В кабинет вошла Рут. Мартин ударил меня в плечо. Я автоматически нанес удар правой прямо ему в глаз, и он сел на пол.
Рут бросилась к брату и со злостью посмотрела на меня.
— Что ты наделал, подлец!
Я так растерялся, что не мог ничего ответить.
— Он не виноват. Рут, — объяснил Мартин. — Я сам напросился в ученики.
— Посмотри на свой глаз! — в ужасе вскричала она. — Он у тебя уже стал разноцветным.
Да, действительно, завтра будет отличный фингал.
— Мартин, мне очень жаль, — наконец вымолвил я, помогая ему встать на ноги. — Я не хотел.
— Я такой плохой боксер, что ты ни при чем, — рассмеялся Кэбелл.
Услышав шум, в кабинет заглянула Джули и посоветовала:
— Приложи к глазу холодное полотенце, чтобы он не распух.
— О'кей, — сказал Мартин, снимая перчатки. — Скоро состоится второй урок. — У двери он повернулся ко мне. — Подожди здесь. Я вернусь через несколько минут.
Он с сестрой вышел из комнаты, и через несколько секунд из ванной донесся шум воды.
Джули подняла с пола перчатки Мартина.
— Можно попробовать?
— Валяй. Все равно они не мои.
— Очень неудобные, — заметила девушка, надевая перчатки.
— Ничего. К ним быстро привыкаешь.
— Отец всегда говорил, что я должна была родиться мальчишкой, — призналась Джули. — Я всегда была сорвиголовой.
Я промолчал.
— Покажи, как надо драться. Только не по-настоящему. Я имею в виду, покажи самое основное.
— Ладно, — буркнул я.
— Только не бей меня, — быстро добавила Джули. — Я очень боюсь боли... особенно здесь. — Она дотронулась до груди.
— Хорошо, ударишь меня несколько раз и хватит, — хрипло сказал я.
Джули приняла смешную стойку и несколько раз попыталась ударить меня. Я увернулся и вошел в клинч. Она сжала локтями мои руки и прижала их к своим бокам. Я почувствовал возбуждение.
— Ты очень сильный, — прошептала Джули, прижимаясь ко мне. Она оказалась чуть выше меня. У нее были черные волосы, полные губы и веселые глаза. Мы замерли на секунду и внезапно поняли, что в дверях стоит Рут. Я немедленно отпрянул, покраснел и неуклюже объяснил:
— Она тоже захотела, чтобы я показал, как дерутся. Я чувствовал, как уши становятся пунцовыми.
— Ну вылитый Танни[3], — съязвила Рут. — Тебя зовет Мартин.
Я снял перчатки и пошел за Рут. Мартин лежал на кровати, приложив к глазу холодное полотенце.
— Извини, Фрэнки. Приходи завтра в аптеку, и мы проведем второй урок.
— Хорошо, Мартин. Мне жаль, что я попал тебе в глаз. До завтра! — Я вышел из комнаты.
Рут проводила меня до двери.
— Спокойной ночи, Рут, — попрощался я, выходя из квартиры.
— Спокойной ночи. — Она начала закрывать дверь, но потом остановилась. — Сделай мне одолжение!
— Конечно. Какое?
— Держись подальше от моего брата. Ты грязный, дешевый, плохой парень, и ты только испортишь его! — гневно проговорила Рут и захлопнула дверь.
Я медленно пошел по коридору.
— Тссс, — раздался шепот. Из соседней двери выглядывала Джули.
Я с удивлением оглянулся на дверь, из которой меня только что выпустила Рут.
— Иди сюда! — яростно зашептала девушка, маня рукой.
Я очутился на кухне, которая, оказывается, имела второй выход. Джули провела меня в маленькую комнату и закрыла дверь.
— Это моя комната, — прошептала она. — Только тише.
Черт, от волнения я не мог говорить, лишь глупо пялился на нее. Девушка выключила свет, обняла и поцеловала меня. Я почувствовал, как ее язык пробежал по моем губам и попытался пробраться ко мне в рот. Моя руки погладили тело Джули, и она упала на маленькую кровать.
— Ты очень сильный, — прошептала Джули. — Не делай мне больно. — Но через несколько минут она уже умоляла: — Сделай мне больно, пожалуйста! Сделай мне больно!
Ушел я в полночь. Идя по грязным и мокрым улицам, с гордостью думал, что я настоящий мужчина, но увы, ошибался. Мне ведь еще не было четырнадцати лет, и я просто был слишком высоким для своего возраста.
Глава 6
В субботу утром Кеуф оставил меня в бильярдной одного, а сам поехал на вокзал провожать жену и сына, которые уезжали на все лето в деревню.
Я расставил столы, приготовил холодное пиво, подмел пол, почистил туалет и отполировал витрину, в которой Джимми держал сигареты. Потом решил помыть окна. Чтобы никто не мог заглянуть в бильярдную, окна были до середины закрашены черной краской. На каждом маленькими черными буквами было написано: «Бильярд». Я намочил их, а потом вытер насухо губкой, прикрепленной к длинной швабре.
Когда я мыл последнее окно, к бильярдной подошли Джерри Коуэн и Рей Каллахан.
— Да ты прирожденный мойщик окон! — вскричал Рей.
— Да, в этом деле есть свои маленькие секреты, — гордо откликнулся я. — Нужно уметь работать губкой. — Я как раз закончил вытирать последнее окно, взял ведро со шваброй и пошел в бильярдную. — Заходите. Кеуфа нет.
Ребята вошли в зал и с интересом огляделись но сторонам. Они впервые попали сюда, потому что детям в бильярдные вход был запрещен.
— Можно мы сыграем, Фрэнки? — попросил Рей Каллахан.
— Нельзя. Детям запрещено играть в бильярд. Видел объявление? — Я показал на объявление, висящее над кассой. «Дети не допускаются». — Нас могут закрыть, если увидят, что вы играете.
— Пошли после обеда искупаемся, — предложил Джерри.
— Отлично! Зайдите за мной. Если народу будет мало, Джимми меня отпустит.
— Ладно, — сказал Коуэн. — Мы зайдем по пути в доки. День выдался жарким. Джимми вернулся с вокзала в хорошем настроении, насвистывая: «Моя жена уехала за город. Ура! Ура!» Посетителей не было, и он разрешил мне отлучиться на пару часов.
Мы втроем отправились к докам на Пятьдесят четвертой улице. На противоположной стороне стоял Кэбелл, и я позвал его. Он подошел к нам. Я познакомил его с Джерри и Реем и пригласил купаться.
— Я с удовольствием, если ребята не возражают, — ответил он.
— Конечно, не возражают, — заверил его я. — Чем больше народу, тем веселее.
Людей в доках оказалось полно. Я увидел несколько знакомых парней. Пит Санперо купался со своей шайкой, но он не разговаривал со мной, и я решил тоже не обращать на него внимания. Мы разделись и прыгнули в воду. Недалеко от доков в море сбрасывали канализацию, поэтому вода у берега была теплой и грязной. Но если нем! ого отплыть, можно было покупаться в чистой и прохладной воде. Мы немного поплавали, и я сказал:
— Жаль, что нельзя перелететь отсюда на берег. Опять придется плыть через эту грязь.
— Если поедешь со мной за город, будешь купаться в настоящем озере, — откликнулся Джерри.
Над головой пролетел самолет. Мы закричали ему вслед, а Рей сказал:
— Интересно, это не Рикенбакер?[4]
— Да ну! — расхохотался я. — Если это Рикенбакер, то он должен быть ангелом. Рикенбакер же разбился!
— Ничего подобного, — крикнул Мартин. — Он жив. Он единственный, кому удалось сбить немецкого асса фон Рихтофена.
— Да уж, в Америке лучшие в мире самолеты, — заметил Каллахан. — И американские летчики самые лучшие.
Мы перевернулись на спину и принялись наблюдать, как по Гудзону плывут корабли и баржи. Потом выбрались на берег и легли загорать. Мы лежали нагишом, потому что доки находились вдали от оживленных улиц. Солнце пекло так сильно, что я накрыл лицо рубашкой.
На меня упала тень, и кто-то сказал:
— Эй, ребята, идите сюда! Хотите посмотреть на еврея?
Я услышал шаги.
— Господи! — раздался другой голос. — Вот смех!
И все рассмеялись.
— Эй, еврей! — произнес первый голос. — Покажи нам все остальное! — После минутной паузы меня грубо пнули ногой, и тот же голос добавил: — Я с тобой разговариваю.
Я медленно снял рубашку и сел. Джерри, Мартин и Рей сидели рядом и смотрели на меня. Мартин надел брюки, так что говорили обо мне. В детстве мне сделали обрезание. Я поднялся и посмотрел в лицо незнакомому парню.
— Меня зовут Фрэнсис Кейн, — медленно сказал я. — И я не еврей. Что-нибудь еще нужно?
— Верно! — крикнул один из парней. — Он из приюта Святой Терезы.
Я сделал шаг к обидчику.
— Ладно, прости, — извинился тот. — Просто терпеть не могу евреев. Если бы здесь оказался еврей, я бы мигом сбросил его в воду.
Не успел я открыть рот, как Мартин выступил вперед.
— Ну я еврей, — спокойно сообщил он. — Давай, сбрасывай меня.
Парень оказался чуть выше Мартина, который стоял спиной к воде. Он неожиданно бросился вперед, но Мартин ловко увернулся, и парень сам полетел в воду. За мной расхохотались все остальные.
Я наклонился над краем дока и крикнул:
— Ну что, не по зубам еврей?
Он принялся ругаться, на чем свет стоит, и попытался вылезти из воды, но был так взбешен, что не сумел ухватиться за перекладину, и упал в воду. Все опять расхохотались. В этот момент кто-то крикнул:
— Женщина!
И те из нас, кто были без трусов, попрыгали в воду. Позже, когда она ушла, мы выбрались на берег и оделись.
— Мне нужно возвращаться на работу, — сказал я.
У дверей бильярдной Джерри сказал:
— Не забудь, завтра утром ты должен прийти к нам и познакомиться с моим отцом.
Кеуф, весь потный, стоял за стойкой. Увидев меня, он крикнул:
— Принеси из подвала пиво. Такая жара, что ребята умирают от жажды.
Глава 7
В воскресенье бильярдная не работала. Мне пришлось проторчать в церкви всю мессу, потому что я помогал у алтаря. После мессы я обычно возвращался в приют обедать и уходил до вечера. Иногда шел в кино, иногда поиграть в мяч, но в это воскресенье я пообещал Джерри Коуэну после мессы зайти к ним.
Отец Джерри был мэром Нью-Йорка, великим демократом, другом народа, веселым парнем, который со всеми подряд здоровался за руку и целовал всех детей. Он мне не нравился. Неприязнь зародилась еще до того, как мы познакомились с Джерри. Тогда мистер Коуэн был олдермэном[5] от нашего района и выступил с речью в приюте Святой Терезы в честь Дня Благодарения[6]. Он произнес отличную речь, которую никто из нас так и не понял. Да нам, честно говоря, было наплевать на его речь, мы переваривали праздничную индейку. Тогда мне было около девяти. Коуэн послал меня в кабинет директора за сигарами. Когда я принес ему сигары, он протянул здоровенный сверкающий четвертак.
— Это тебе за то, что ты хороший мальчик.
— Спасибо, — пробормотал я и, вспомнив слова учителя, бросил монету в ящик для пожертвований.
— Молодец! — одобрительно заметил мистер Коуэн. — Как тебя зовут, малыш?
— Фрэнсис Кейн, сэр.
— Фрэнсис, вот еще пять долларов для вашей церкви. А сейчас скажи, что тебе хочется больше всего на Рождество?
— Электрический поезд, сэр.
— У тебя будет электрический поезд, мальчик. У меня сын примерно такого же возраста, как и ты, и он тоже хочет поезд. У вас у обоих будут электрические поезда. — Он улыбнулся, а я сунул пятерку в ящик.
Я с нетерпением считал дни до Рождества. Рождественским утром однако в столовой под елкой никакого электрического поезда не оказалось. Может, он еще не приехал, подумал я. Мне даже в голову не могло прийти, что мистер Коуэн способен забыть о своем обещании. Но день прошел, а поезда так и не было.
До позднего вечера я продолжал надеяться и только ночью в спальне расплакался в подушку. Меня услышал брат Бернард. Он подошел ко мне и участливо спросил:
— Что стряслось, Фрэнсис?
Рыдая, я сел и все рассказал. Он спокойно выслушал меня и утешил:
— Фрэнсис, не стоит плакать из-за таких мелочей. Это мы, кто не может тебе дать даже половину того, что ты хочешь, должны плакать. К тому же, — брат Бернард был не только сентиментальным, но и рассудительным человеком, — весь декабрь олдермэн Коуэн провел во Флориде. Наверное у него было много дел, и он забыл о тебе... А теперь ложись спать, малыш. — Брат Бернард встал. — Завтра утром тебе понадобятся силы, потому что мы пойдем в Сентрал Парк кататься на санях. Посмотри в окно.
Я выглянул в окно и увидел большие белые хлопья. Слезы мигом высохли, и я лег спать. Брат Бернард вышел из комнаты и кого-то встретил в коридоре. Я услышал, как он сказал:
— Мне плевать, когда политики не выполняют обещаний перед своими избирателями, но когда эти мошенники разбивают сердца маленьких детей, это уж слишком.
Свет в коридоре погас. С того дня я возненавидел олдермэна Коуэна со всей силою, на которую способно детское сердце.
Когда мы познакомились с Джерри, как раз перед избранием его отца мэром Нью-Йорка, я не совсем понимал, как мне себя с ним вести. Джерри оказался приятным и общительным парнем. Он так и не понял, наверное, что истинная причина его перевода из частной школы в приходскую кроется в политике. Он мне нравился, но я не знал, стоит ли ненавидеть сына за грехи отца?
Я решил найти ответ на этот вопрос самым простым способом — с помощью драки. Когда стало ясно, что силы равны, я сказал:
— Ну и черт с ним! Ты мне нравишься.
Конечно, Джерри не понял, что я имею в виду. Может, даже подумал, что я просто псих. Он протянул руку и ответил:
— Я рад. Ты мне тоже нравишься.
Мы стали хорошими друзьями. С тех пор прошел год, и вот теперь он хочет познакомить меня со своим стариком. Я никогда не рассказывал ему, за что не люблю его отца, вернее, даже не рассказывал, что не люблю его. Я надеялся, что Джерри забудет об этой идее с обедом, но черта с два — к концу мессы он ждал меня у дверей церкви.
— Готов, Фрэнки? — улыбнулся он.
— Угу, — буркнул я.
— Чего же мы тогда ждем? Пошли.
Дверь открыл дворецкий.
— Здравствуйте, мистер Джерри! — поздоровался он.
— Где отец, Роберт?
— Он ждет вас в библиотеке.
Я пошел за Джерри в библиотеку, где нас ждали его родители. На лице Коуэна-старшего по-прежнему блуждала та же самая вечная улыбка. Меня поразило, что Джерри, когда улыбается, очень похож на отца, и в то же время он обладал чувственным ртом и мягкостью матери.
— А вот и наш сын! — воскликнул отец Джерри. — Мы без тебя не садились за стол.
— Спасибо, отец. — Джерри показал на меня. — Это мой друг Фрэнки, о котором я тебе говорил.
Коуэны посмотрели на меня. Неожиданно я вспомнил, что у меня вся рубашка и брюки в латках.