Она застыла. Пискнула. Черт, этот маленький грустный писк не должен был вырваться из ее груди. Рони повернулась и посмотрела на Табера, чувствуя отчаяние оттого, что то, что она так упрямо пытается спрятать, все-таки вырывается наружу.
По его лицу она прочла все. Сожаление, утяжелившее его черты, голод, пылающий в глазах.
— Но ты этого не сделаешь? – прошептала она, чувствуя, как рвется на куски ее сердце. — Ведь правда?
— Посмотри на себя, - сказал он мягко, но его голос был груб. — Такая невинная и милая, и ты даже понятия не имеешь о том, какого зверя ты пытаешься разбудить.
— Ты не причинишь мне вреда. – Она знала это. Знала, что отдавшись Таберу, может разбить свое сердце, но физически он никогда не сделает ей больно.
— Ты не можешь быть уверена, Рони. – Оторвав руку от руля, Табер коснулся пальцами ее щеки.
Тепло его мозолистых пальцев, прикосновение большого пальца к губам исторгло из горла Рони всхлип. Ей так отчаянно хотелось дотронуться до него. Попробовать его на вкус.
Кончик ее языка коснулся его кожи, и оба они застонали. Звук был горячий, голодный, наполнивший тесное пространство грузовика напряжением, которое пронзило каждую клеточку ее тела.
— Ты причиняешь мне боль, - сказала она, больше не сдерживая своих желаний. – Иногда это просто невыносимо. Табер, ты мне так нужен. Я люблю тебя.
Они были друзьями много лет. Он всегда был с ней рядом, присутствовал в ее жизни так долго, что Рони не могла себе представить свою жизнь без него.
Табер тяжело сглотнул.
— Ты не понимаешь, что говоришь.
— Я любила тебя с одиннадцати лет, Табер. С тех пор, как ты помог мне спуститься с той чертовой горы и принес меня в дом своей матери. Ты знаешь, что ты завладел мной? – Она ненавидела это. Ненавидела свою нужду в нем, свою боль. — Я такая ужасная, что ты меня не хочешь?
Может, дело в Реджинальде и его делишках? Может, что-то сделало ее грязной, недостойной любви? Мысль об этом жалила ее сердце.
Глаза Табера вспыхнули желанием. Ее слова словно что-то сломали в нем, выпустили на свободу, и он не стал на этот раз себя сдерживать. Надежда зародилась в ней. Возбуждение усилилось, заставив ее увлажниться.
— Не хочу тебя? – он почти рычал. – Черт возьми, Рони, да ты придешь в ужас, когда узнаешь, чего я от тебя хочу.
Но он мог попросить что угодно, и она бы ему не отказала.
— Тогда это твое, - прошептала она. Палец Табера очертил контуры ее лица и вернулся к губам. – Все, Табер. Я умру за тебя.
— Ты еще такой ребенок, - простонал он, пальцем раскрывая ее губы и проникая в теплую влажность ее рта. – Боже, Рони…
Она чуть прикусила палец, одновременно языком лаская огрубевшую кожу.
Рони ненавидела себя за неспособность держать контроль, за желание, которое часто заставляло ее причинять боль самой себе, высвобождая чувства, которые позволяли другим ее ранить. Она желала, хотела Табера так, как никогда не хотела и не желала никого другого.
Он был нужен ей так сильно, как воздух, которым она дышала.
— Хорошо, - прошептал он, другой рукой притягивая ее к себе. – Посмотрим, смогу ли я наполнить твой рот чем-то более приятным.
Прежде чем Рони поняла, что происходит, он опрокинул ее на спинку сиденья и приподнялся над ней. Дернув за ручку внизу, Табер отодвинул сиденье назад и опустил изголовье, давая им обоим больше пространства. Рони пискнула, ошеломленно наблюдая за тем, как он укладывается сверху между ее бедер, прижимаясь своим напряженным, обтянутым джинсами пахом к ее паху.
— Табер, - ее лоно сжалось.
Это было подобно удару в низ живота, выбившему из нее остатки воздуха. Рони ахнула.
— Почувствуй меня, Рони, - хрипло приказал он, скользя вверх и вниз. Ее глаза затуманились, между ног стало влажно. Почувствовать?
А что еще она может делать, кроме как чувствовать его?
Это было слишком. Она застонала и выгнулась ему навстречу, ее груди ныли, внизу все пульсировало. Она ухватилась руками за руки нависшего над ней Табера, на лице его отобразилась боль.
— Я знаю, ты такая тугая, что мне и минуты не выдержать внутри тебя, - его хриплый голос заставил зазвенеть натянутые струны внутри нее.
— Убедись в этом. – Рони едва дышала, едва говорила, но смогла найти в себе силы сказать эти слова, обозначить ими свой бушующий голод, с которым она не могла справиться.
Одно прикосновение. Нужно было только одно прикосновение, чтобы уничтожить остатки самоконтроля.
Ладони Рони скользнули по его талии, нащупали и дернули футболку, высвобождая ее из джинсов. Она отчаянно хотела почувствовать его, попробовать его на вкус. Провести руками по груди, коснуться тяжелых мускулов живота, стянуть с него джинсы и убедиться в том, что он такой же большой и твердый, каким она его ощущала.
— Внутри. – Табер наклонил голову к шее, губы проложили дорожку вниз к ее груди, горячее дыхание обожгло ее плоть. – Черт, я не хочу трахать тебя здесь, как мальчишка.
— Мне нужно коснуться тебя.
Ее руки легли на его грудь, пальцы ощутили жар кожи, а чувства вспыхнули от ощущения прикосновения к мягким завиткам волос. Почему-то она думала, что у него безволосая грудь.
Табер дернулся. Животный рык сорвался с его губ, когда ее пальцы скользнули по животу к пряжке джинсов. Она ухватилась пальцами за ремень, не отрывая взгляда от лица Табера, и потянула его сквозь металлическую петлю.
— Нет. Нет, не так. – Его рука накрыла ее руку, хотя пах помимо воли прижался к ее полыхающему паху. – Не так, Рони. Поднимайся в гараж, детка, и подумай об этом. Подумай об этом глубоко и жестко, детка, потому что, я тебе обещаю, именно так я буду тебя трахать – глубоко и жестко, беспощадно. И покарай меня бог, если после этого я позволю тебе уйти. Так что лучше тебе быть на все сто процентов нафиг уверенной, что это именно то, чего ты хочешь.
Он отстранился от нее, застонав от усилия, которого ему это стоило. Он хотел ее. Эта мысль пронеслась в ее голове и опалила тело.
Рони смотрела на него в удивлении, немного напуганная, но в большей степени готовая дать ему то, что он просит – чего бы не попросил.
— Мне надо уехать отсюда нафиг, пока я тебя не изнасиловал, - он уселся на свое сиденье, внимательно наблюдая за тем, как она приводит в прежнее положение свое. – Оставь гараж открытым. Я вернусь позже. И подумай, как я и сказал, Рони. Ты должна быть уверенной. Запомни это. Это твой последний шанс, детка. В следующий раз я просто не сдержусь.
— Я не собираюсь убегать, - она обещала себе не умолять его, но еще пара секунд – и она не отвечала бы за свои слова и действия.
Табер дышал тяжело, часто. Его лицо покраснело, глаза светились яркой неприкрытой похотью.
— Я вернусь вечером. Если это случится, пусть это случится, как положено, детка. Я хочу, чтобы ты была уверена в том, что хочешь.
Она повернулась, чтобы открыть дверь и выскользнуть из кабины. Через секунду он ухватил ее за талию и притянул к себе, обжигая поцелуем ее шею.
— Табер.
Рони обмякла, глаза ее закрылись. Все, что она чувствовала – его тело, прижимающееся к ее спине, его руки, обнимающие ее, его язык, ласкающий ее кожу.
— Мне нужно попробовать тебя на вкус, - и в его голосе она услышала отзвуки борьбы с самим собой.
Его язык был грубым, шершавым, как у кошки, и удовольствие его прикосновение заставило ее задрожать. Он лизал ее кожу, спускаясь вниз, туда, где шея переходила в плечо, а потом впился зубами, исторгнув из ее груди стон боли/удовольствия от этого укуса, заполняя ее, уничтожая ее.
Руки Табера скользнули к ее груди, притянули еще ближе, пока он нежно посасывал ее кожу, пока лизал, постанывая от наслаждения.
— Боже, ты так хороша на вкус, - прошептал он ей в ухо. – Ты такая же сладкая и внизу, Рони? Когда я буду лизать тебя там, ты точно так же сведешь меня с ума?
— О Боже, - она откинулась на его плечо, отдаваясь терзающим ее губам и языку.
— Тебе лучше сегодня хорошенько отдохнуть, - прошептал Табер, медленно отпуская ее. – Хорошенько отдохни, Рони, потому что если ты все еще будешь здесь, когда я вернусь, может статься так, что тебе нескоро придется отдохнуть снова.
Она пыталась выдохнуть. Пыталась найти в себе силы покинуть его. Она не хотела отпускать Табера, не хотела давать ему шанс передумать и оставить ее изнывающей от желания.
— Не хочу думать об этом, - Рони не смотрела на него, она и сама была напугана тем, что вот-вот начнет его умолять. – Я хочу тебя сейчас, Табер.
— Пара часов ничего не изменит, - его голос стал твердым, грубым. – Иди. Пока я не потерял контроль.
Она медленно вышла из грузовика и обернулась к нему.
— Ты вернешься? Точно?
— О, я вернусь, - сказал Табер мягко. – Может, мы оба потом и пожалеем, но я вернусь.
Она закрыла дверь, отступив, чтобы он смог уехать. У нее был целый день, чтобы подумать о грядущей ночи.
Но ночь пришла, а Табер нет. На следующее утро Дайэн, его брат, приехал и привез то, что разрушило все ее мечты. Письмо, которое ей прислал Табер, разбило вдребезги ее сердце.
Ты еще ребенок, Рони. А я мужчина. Взрослый мужчина, которому нужны женщины, чтобы удовлетворить свои желания. Женщины постарше, знающие, что мне нужно, а не маленькая наивная девственница. Возвращайся домой. Ты просто маленькая девочка, которая играет с тем, что ей – и мы оба это знаем – не под силу. И я думаю, что нам пора закончить с нашей дружбой. Я устал тебя спасать. Меня тошнит от того, что ты постоянно зовешь меня на помощь. Учись защищать себя сама, становись взрослой. Я понятия не имею, как воспитывать детей, и не намерен начинать с тебя.
Табер.
Рони вернулась домой, к страхам, к тишине и к желанию, которое стало почти болезненным. И к злости. На себя и на Табера одновременно. Маленькая девочка. Эти слова преследовали ее.
Может, он никогда ее и не трахнет, но он убедится, что она стала взрослой.
И однажды, поклялась она, он за все заплатит.
Глава 1
Пятнадцать месяцев спустя
— Если вы обратите внимание на маленькую отметину на ее шее, то увидите как раз то, что называют любовной меткой, - репортер указал на похожее на синяк пятнышко на коже Меринас Лайонс, точнее, на ее фото — там, где шея переходила в плечо. – У нас пока нет официального подтверждения, но говорят, что это метка «пары». Это инстинктивное подтверждение связи между представителем Кошачьей породы, Кэлланом Лайонсом, и его женой. Оно включает метку, сперму и основанный на слюне гормон, который обычно действует на женщин, как афродизиак. Породы отрицают это, но лабораторные отчеты, наоборот, подтверждают.
Рони была в шоке. Она стояла рядом с отцом и смотрела репортаж. Кровь отлила от ее лица, когда взгляд наткнулся на метку, обозначенную на фото. Конечно, можно было сказать, что это просто засос, но фото делались в течение трех месяцев, и на каждом пятно имело одинаковую форму. Отчеты говорили, что оно никогда не исчезнет.
Рука Рони протянулась к плечу, прикрывая ее собственную, такую же, как и у жены Кэллана, отметку.
— Ну и нахрена ты трахнулась с этим психом? – шипел ее отец, расхаживая по комнате. Ярость кипела в каждом его движении.
Реджинальд Эндрюс не был крупным, мускулистым и высоким, как Табер, но силы его гнева оказалось достаточно, чтобы Рони передернулась при воспоминании о побоях. Она теперь взрослая. Конечно же, теперь она не потерпит ничего подобного. Но ей ни за что не удастся справиться со своим страхом перед ним. Со своим страхом и своей ненавистью.
— Иди-ка ты туда, откуда пришел, - сказала она резко, не отрывая взгляда от телеэкрана. – Они все ошибаются.
Она прекрасно выжила без Табера, хоть он и оставил на ней метку, хоть и разрушил ее мечты. Она прекрасно пережила все эти угрозы и нападения отцовских кредиторов, она прекрасно выжила одна. Она сможет пройти и через это тоже.
— Думаешь, ты сможешь меня обмануть? – выплюнул он, подойдя к Рони. Дернул ее за руку, так, чтобы смотреть прямо ей в глаза своими водянистыми, потемневшими от ярости глазами. – Ты смотришь в зеркало так часто, Рони. Разглядываешь свою отвратительную метку? Или смотришь на нее, чтобы вспомнить, как раздвинула ноги перед животным?
Рони с подозрением посмотрела на отца. Ему было все равно, что с ней и как, это она точно знала. И Рони очень сомневалась, что его действительно волнует, с кем она занималась сексом, а это значило, что за его гневом стоит что-то большее, нежели отцовская забота или личное оскорбление.
— Руки от меня убери, понял? Иначе я позвоню твоему последнему работодателю и скажу ему, где, к чертовой матери, ты находишься. – Она говорила ровным голосом, но внутри у нее все бурлило от отвращения и гнева.
Рони видела его не чаще дюжины раз за последние три года. Ни одно из их свиданий не приносило радости. И это не было исключением.
— Рони, ты потеряла себя, ты все разрушила! - заорал он, но руку ее выпустил. – Я почти нашел тебе жениха, девочка. Мистер Тирнс готов бы за тебя заплатить, но ты все испортила!
Ага, подумала она, вот мы и добрались до сути. Как типично для Реджинальда. Хотя, конечно, свадьба с его боссом – слегка за гранью.
— Брак? С твоим боссом? – Рони захохотала. – Так вот для чего ты здесь, Реджи. Ты думаешь, я буду рада общению с одним из тех ублюдков, которые крутятся вокруг тебя? А я так не думаю. Ты – сам по себе. Вот как все будет.
Так было всегда. Она повернулась к телевизору и потеряла способность дышать, увидев на экране запись интервью с пятеркой из Кошачьей породы. Голос Табера послал волну жара по ее телу, и она даже не пыталась с ней справиться.
Она несколько лет училась справляться с собой. Но с каждым годом становилось только труднее.
— Гребаные животные, - зашипел отец снова. – Если кто-то увидит эту отметку на тебе, Рони, думаю, тебе придется побороться за свою жизнь. Кое-кто в Совете был бы рад держать тебя на коротком поводке.
Страх прошил ее, когда она повернулась к отцу. Как далеко он готов зайти, спросила себя Рони. Она не была глупа и не думала, что отцовские чувства смогут удержать Реджинальда от продажи такой ценной информации на каком-нибудь подпольном аукционе. Он сдаст ее с потрохами, стоит лишь дать слабину.
— Не смотри на меня так, девочка, - скривил он рот. – Я не собираюсь никому говорить. Черт возьми, я не хочу, чтобы кто-то знал, что моя дочка трахалась с кошкой.
Она чуть заметно вздрогнула при его словах. Чуть заметно. Она не трахалась с Табером, блин, он даже ее не целовал. Все, что он сделал – отметил ее, разрушил ее будущее с любым другим мужчиной, а потом бросил ее – да побеги отца бледнеют в сравнении с тем, как Табер с ней поступил.
— Уходи, Реджи. – Рони выключила телевизор. – Ты мне сейчас тут не нужен. Ты был мне нужен раньше. У меня нет денег, и я не собираюсь подчищать за тобой дерьмо. Просто уходи.
Она уже давно поняла, что если научится жить без него, будет только лучше. Когда он понял, что дочь не нуждается в нем, он просто сбежал.
— Ты можешь использовать это, Рони, - сказал Реджинальд, его гнусавый голос умолял. – Мы можем продать им твою историю за миллионы. Мы будем обеспечены до конца дней.
Ею овладел настоящий ужас, когда она себе это представила. Рони не видела отца месяцами, и вот он здесь. С очередной идеей «как-быстро-разбогатеть», и снова ему было все равно, как это скажется на дочери.
Нужно было уходить. Рони молча признала, что отец ее гребаную тайну в себе держать не будет. А значит, у нее есть, в лучшем случае, пара дней, чтобы собрать вещи и сбежать.
Она оглядела дом, в котором прожила всю свою жизнь. Он не был большим, но это все, что у нее было. Дом, о котором так мечтала мама. Жаль, что она не прожила достаточно долго, чтобы порадоваться. И теперь она могла все это потерять.
Небольшой домик уже не казался хибарой. Работа бухгалтером в Морхеде позволила Рони сделать ремонт. Новые занавески и техника, удобная софа с темно-зеленой обивкой и подходящие по цвету кресла, маленький кофейный столик из вишневого дерева и журнальный столик, симпатичная лампа. И новая кровать взамен матраса, на котором она прямо на полу спала многие годы. И теперь придется все это оставить.