Коран в шелковом переплете на красном шнурке висел у него на сердце. Как раз под кораном, из-под складки саронга высовывалась рукоятка криса, сделанная из простого рога. Сгущавшиеся облака тяжелой и темной массой висели над огнями костров.
— Между мной и белыми кровь, — с жаром проговорил Даман.
Илланунские вожди оставались бесстрастными. Кровь была между ними и всем человечеством. Хассим спокойно заметил, что есть один белый, с которым бы следовало дружить; впрочем, Даман, кажется, его друг. Даман улыбнулся, полузакрыв глаза. Да, он друг белого человека, но не раб его. Иллануны, играя рукоятками мечей, вполголоса выразили свое одобрение.
— И зачем эти белые заехали так далеко от своей земли? — продолжал Даман, — Великий белый человек, которого все здесь знают, не нуждается в них. Они никому не нужны. По стопам их идут несчастья. Они похожи на людей, которых правители посылают на разведку в далекие страны говорить о мире и заключать договоры. А это всегда — начало великих скорбей. Иллануны находятся далеко от своей родины, куда белые не осмеливаются заглядывать, и потому в открытом море они могут воевать с кем угодно. Эти люди приехали что-то высматривать. Но что им тут высматривать? Разве в их собственной стране не на что смотреть?
Даман говорил тихим и насмешливым тоном. Груды тлеющих углей постепенно темнели; костер, горевший перед вождем, опал и в конце речи Дамана стал гаснуть. На берегу бухты подымались, двигались и шептались стройные фигуры. Там и сям над черными головами поблескивали красными отблесками острия пик.
— Иллануны ищут на море добычу, — закончил Даман. — Этим занимались их отцы и отцы их отцов, ибо они были бесстрашны и привыкли смотреть смерти в в лицо.
Послышался тихий смех.
— Мы бьем и идем дальше, — сказал чей-то ликующий голос. — Мы живем и умираем с оружием в руках.
Иллануны вскочили. Они топали по земле ногами и размахивали обнаженными мечами над головой пленников. Начался крик. Когда волнение немного улеглось, Даман поднялся, в своем плаще, закрывавшем его до ног, и опять заговорил, высказывая свое мнение. Белые люди сидели на песке и поворачивали глаза от лица к лицу, словно стараясь понять. В конце концов решили отправить пленников в лагуну и передать их судьбу на усмотрение властителя этой страны. Иллануны хотели только разграбить яхту. Им не было дела до того, что станется с белы ми людьми.
— Но Даману это не все равно, — прибавил Хассим. — Далеко не все равно, туан.
Хассим узнал также, что в поселке волнение, точно накануне войны.
Белараб со своими воинами расположился лагерем у могилы отца, в низине, что лежит далеко за полями. Ограда его была заперта, и на верандах расположенных в ней домов никто не появлялся. Только подымавшийся на них дым показывал, что там живут люди. Сторонники Тенги расхаживали по поселку и всячески задирали мирных жителей. Народом овладело великое безумие, такое же сильное, как любовь, как пыл битвы, как желание пролить кровь. И на всех напал страх. Большой дым, который подымался сегодня утром над прибрежными лесами, очевидно, был сигналом Тенги Даману, но что он значил, Хассим не мог узнать. Хассим боялся за Иоргенсона. Пока одну из лодок приготовляли к отправке пленников в лагуну, он и его сестра тихонько ушли из лагеря и уехали в своем челноке. Отсвет огней брига на облаках указывал им путь через отмели. Но не успели они проехать и полпути, как огни погасли и мрак стал еще гуще, чем раньше.
— Но мрак этот не больше чем мрак, окутывающий его ум, — прибавил Хассим. — Он глядел на белых, спокойно и молча сидевших под остриями мечей; глядел на Дамана и слушал его гневные слова; теперь он смотрел на своего белого друга — и не понимает, чем все это кончится. Можно видеть лица людей, но видеть их судьбы, начертанные на их челе, никому не дано. Больше ему сказать нечего, и все, что он говорил, — до последнего слова правда.
IV
Лингард все это повторил миссис Треверс. Ее мужество, ее рассудительность, быстрота ее соображения, цвет ее глаз, бесстрашие взгляда — все это вызывало в нем восхищение и энтузиазм. Она поддерживала его. С каждой минутой эта роковая иллюзия все крепче облегала его душу, словно одежда, сотканная из света, словно оружие, выкованное из огня.
Он не хотел смотреть в лицо действительности. Вся его жизнь вплоть до этого дня была борьбой с событиями ясными и понятными. Но теперь он не мог трезво взглянуть на свое положение.
Миссис Треверс, подождав немного, спросила, какое значение имеют вести, принесенные Хассимом, и только этот вопрос заставил работать остановившуюся мысль Лингарда.
Лингард нисколько не сомневался, что Даман намеренно дал ему возможность узнать о судьбе пленников. Вот почему Даман приветливо встретил Хассима, дал ему выслушать решение и позволил ему уйти из лагеря. Во всем этом была одна цель: дать понять Лингарду, что ему нельзя добраться до пленников, пока он будет оставаться на бриге. А бриг — это его сила. Удалить его с брига — все равно, что обезоружить его.
— Вы меня понимаете, миссис Треверс? — спросил Лингард. — Они боятся меня потому, что я умею драться на этом бриге. Они боятся брига потому, что, когда я на нем, бриг и я — одно. Вооруженный человек, так сказать. Без брига я безоружен, без меня он безвреден. Так, по крайней мере, думает Даман. Он знает не все, но он недалек от истины. Он думает, что если я посажу людей на лодки и поеду за белыми в лагуну, его иллануны, наверное, захватят их яхту, а может быть, и бриг. А если я останусь на бриге, он задержит белых у себя и сможет поставить любые условия. Белараб, несомненно, верит мне, но Даман не верит ни одному человеку на земле. Он просто не понимает, как можно доверять кому бы то ни было, потому что сам он только и делает, что строит кому-нибудь козни. Он приехал мне на помощь, а как только увидел, что меня нет, начал интриговать вместе с Тенгой.
Даман сделал теперь ловкий ход — гораздо более ловкий, чем сам он думает. Почему? Я вам скажу почему. Потому, что у меня, Тома Лингарда, нет на бриге ни одного белого, которому я мог бы довериться. Ни одного. Вся ваша команда так же думает. Ваша яхта меня точно сглазила. Мне не верит никто. Господи боже! До чего я дожил! Даже эти двое — посмотрите на них! — я говорю вам, посмотрите на них! Клянусь небом, они сомневаются во мне! Во мне!
Он указал на Хассима и Иммаду. Девушка казалась испуганной. Хассим смотрел спокойно и умно, с бесконечным терпением. Голос Лингарда вдруг упал:
— И, ей-богу, они, может быть, правы! Кто знает? Вы? Вы знаете? Они ждали годы! Смотрите. Они ждут с тяжелым сердцем. Вы думаете, мне все равно? Может быть, мне надо было скрыть все, никому не говорить — никому! — даже вам! Может быть, они ждут того, чего никогда уже не будет?
Миссис Треверс встала с места и быстро обошла кругом стола.
— Но, может быть, надо дать что-нибудь этому Даману или остальным? — спросила она. — Мы могли бы дать им больше, чем они ожидают. Я и мой муж…
— Не говорите мне о вашем муже, — грубо перебил Лингард. — Вы не знаете, что делаете. — Она встретила темный гнев его взгляда.
— Но я должна, — с жаром настаивала она.
— Должна, — сказал он задумчиво; он заметил, что она только на полголовы ниже его ростом. — Должны! О да! Конечно, вы должны. Должны! Да. Но я не желаю слушать! Дать! Что вы можете дать? Пусть у вас все сокровища мира. Нет! Вы ничего не можете дать…
— Я думала о ваших интересах, когда говорила, — прервала его миссис Треверс.
Глаза его опустились вниз, скользя вдоль линии ее плеч.
— Обо мне! — повторил он.
Они говорили почти шепотом. На палубе над их головой раздались медленные шаги. Лингард повернулся к подъемному окну.
— Эй, кто там! Есть ветер?
С минуту все было тихо. Затем кто-то спокойно отвечал:
— Небольшой ветер с севера. — После короткой паузы голос прибавил: — Темно, хоть глаз выколи.
— Да, темно, — пробормотал Лингард. Он чувствовал, что должен что-то сделать. Сейчас. Немедленно. Мир ждет. Мир, полный страха и надежд. Но что же делать? Вместо того, чтобы ответить себе на этот вопрос, Лингард смотрел на матовые косы миссис Треверс и с любопытством созерцал локон у ее шеи. Но что же делать? Ведь бриг оставить не на кого.
Отвечавший ему голос принадлежал Картеру.
— Вот видите, он следит за мной, — сказал Лингард.
Миссис Треверс покачала головой и попыталась улыбнуться.
Стоявший наверху человек кашлянул.
— Нет, — продолжал Лингард, — вы должны понять, что вы не можете ничего дать.
Человек, по-видимому оставшийся у окна, спокойно сказал:
— Если я вам понадоблюсь, миссис Треверс, я тут.
Хассим и Иммада взглянули вверх.
— Ну, вот видите, — воскликнул Лингард. — Я вам говорил, что он следит за мной. На моем же судне… Право, даже не верится.
— Велите ему сойти вниз, — сказал он, помолчав.
Миссис Треверс позвала Картера, и голос ее показался Лингарду и очень нежным, и очень повелительным.
— Этот бриг я люблю больше всего на свете, — продолжал он. — Больше всего на свете. Если бы я его потерял, мне негде было бы стать на земле. Но вы этого не понимаете, не можете понять.
Картер вошел и тщательно запер за собой дверь. Он спокойно оглядел присутствующих.
— Все спокойно? — спросил Лингард.
— Спокойно, если угодно, — ответил он. — Но стоит вам высунуть голову за дверь, чтобы услышать, как все они на шканцах храпят вповалку, словно дома нет жен, а на море пиратов.
— Послушайте, — сказал Лингард. — Я только что узнал, что не могу положиться на своего помощника.
' — Вот как? — протянул Картер, — Я не очень этому удивляюсь. Он, правда, не храпит, но это, вероятно, потому, что он слишком глуп, чтобы спать. Он только что сейчас подстерег меня на корме и сказал что-то вроде того, что дурное общество портит хорошие манеры. Кажется, я это уже где-то слышал, но сейчас это как будто не к месту. И, кроме того, пытался дать мне понять, что если сам он не испорчен, то это не ваша вина. Как будто мне есть дело до этого! Он так же глуп, как толст. А может быть, притворяется.
Картер засмеялся и прислонился к дверному косяку. Лингард посмотрел на женщину, которая так много ожидала от него, и в свете, который словно исходил от нее, ему показалось, что он, во главе вооруженных лодок, атакует поселок Белараба. Он мог сжечь поселение дотла и всех их, до единого, угнать в леса. Да, он мог. Он испытывал внезапно удивление и смутный ужас при мысли о разрушительной мощи своей собственной воли. Он мог отдать ей массу жизней. Он только вчера увидел ее, а между тем ему казалось, что всю свою жизнь он только дожидался ее знака.
Миссис Треверс сидела молча. Лингард стал обдумывать план атаки.
Он видел пламя, дым, а затем самого себе, — одного, среди бесформенных развалин, на берегу шепчущего и вздымающегося моря. Он вздрогнул и махнул рукой.
— Нет, я не могу отдать вам все эти жизни, — воскликнул он.
И прежде чем миссис Треверс могла понять значение этих слов, он объяснил ей, что для спасения пленников ему придется идти одному на берег. Он не может пустить в ход силу оружия.
— Вы понимаете почему, — добавил он.
— Да, — слабо отозвалась миссис Треверс.
Он сам должен рискнуть. Если только Белараб поймет свои настоящие интересы, все будет хорошо.
— Только мне до него добраться, а там я его уже уговорю, — размышлял он вслух, — ведь эти два года он держался у власти только благодаря мне. И он это знает и чувствует. Только вот допустят ли меня до Белараба?
Лингард задумался.
— Не посмеет, — вдруг воскликнул он.
Миссис Треверс слушала, полуоткрыв рот.
Картер не двинул ни одним мускулом своего юного, спокойного лица. Только когда Лингард подошел к нему вплотную и, сверкнув глазами, тихо спросил: «Могли бы вы сражаться на этом бриге?» — нечто вроде улыбки заиграло у его светлых усов.
— Во всяком случае, я могу попытаться, — отвечал он и едва слышно прибавил: — Конечно, только ради вот этой леди.
Лингард покачнулся, словно его ударили в грудь.
— Я имел в виду бриг, — сказал он тихо.
— Миссис Треверс будет на бриге, — возразил Картер.
— Как? Ну, да, конечно, на бриге. Где же еще? — пробормотал Лингард.
Картер посмотрел на него с изумлением.
— Сражаться, говорите вы? — медленно сказал он. — Ну, что же, испытайте меня.
— Хорошо, — отвечал Лингард.
Он вышел из каюты и позвал:
— Серанг!
Тонкий, надтреснутый голос тотчас же откликнулся:
— Туан! — и дверь захлопнулась.
— Вы верите ему, миссис Треверс? — быстро спросил Картер.
— А вы нет? Почему? — ответила она.
— Я не могу его понять. Будь это другой человек, я сказал бы, что он пьян, — произнес Картер. — Зачем он вообще здесь, он и его бриг? Простите мою смелость, но — вы пообещали ему что-нибудь?
— Да, пообещала! — воскликнула миссис Треверс с горечью, так удивившей Картера, что он с минуту хранил молчание.
— Тем лучше, — сказал он наконец. — Пусть он покажет, что может сделать, и тогда…
— Вот, возьмите это, — сказал Лингард, входя и что-то ощупывая у себя на шее.
Картер машинально протянул руку.
— Для чего это? — спросил он, смотря на маленький медный ключик, привязанный на тонкой цепочке.
— Это от порохового склада. Откидной трап тут, под столом. Человек, у которого этот ключ, командует бригом, пока меня нет. Серанг понимает. Жизнь брига теперь в ваших руках.
Картер посмотрел на лежавший в его ладони ключик.
— Я сейчас говорил миссис Треверс, что я не могу вполне доверять вам.
— Я знаю, — презрительно перебил Лингард. — Вы ведь до сих пор носите в кармане свой дурацкий пистолет, чтобы вышибить у меня мозги. Мне какое дело? Я думаю о бриге. Мне кажется, я не ошибаюсь в вас. Вы подойдете.
— Что же, может бьггь, — скромно пробормотал Картер.
— Не поступайте опрометчиво, — тревожно говорил Лингард. — Если вам придется драться, действуйте и руками, и головой. Если есть ветер, деритесь на ходу. Если они попытаются атаковать в штиль, старайтесь задержать их ружейным огнем. Соображайте и… — Он пристально посмотрел Картеру в глаза; его губы беззвучно шевелились, словно он вдруг онемел. — Обо мне не думайте. Что вам за дело, кто я такой? Думайте о корабле! — воскликнул он. — Не погубите его! Не погубите его!
Страстность его голоса поразила слушателей; некоторое время они хранили глубокое молчание.
— Хорошо, — согласился наконец Картер, — Я буду заботиться о вашем бриге, как о моем собственном. Но мне хотелось бы чнать, в нем тут дело? Послушайте, вы куда-то уезжаете? И один?
— Да, один.
— Хорошо. Но имейте в виду, что если вы сюда вернетесь с толпой ваших черномазых друзей, клянусь небом, я не подпущу вас к вашему бригу и на расстояние голоса. Ну, что же, оставляете вы мне теперь ключ?
— Капитан Лингард, — вмешалась вдруг миссис Треверс. — Не лучше ли было бы рассказать ему все?
— Рассказать ему все? — повторил Лингард, — Все? Еще вчера это можно было бы сделать. Еще вчера. Какое там вчера! Шесть часов тому назад, шесть часов тому назад я мог бы кое — что ему рассказать. Вы это слышали. А теперь — кончено. Скажите ему. Мне больше нечего рассказывать.
Лингард склонил голову и замолчал. Миссис Треверс, собиравшаяся было сделать жест протеста, вдруг уронила руки. Лингард взглянул Картеру в лицо.
— Оставьте ключ у себя, — сказал он спокойно, — а когда наступит время, действуйте. Я вас уполномочиваю.
— Мне все-таки хотелось бы знать, в чем тут дело, — снова пробормотал Картер, — и на сколько дней вы оставляете нас, капитан?
Лингард не отвечал. Картер немного подождал и опять заговорил:
— Вы должны сказать, сэр. Мне это надо знать хоть приблизительно. На два-три дня?
Лингард вздрогнул.
— Дня? — повторил он. — Дня? Вы это хотите знать? Два… три дня… что говорил старик… может быть… навсегда.
Это было сказано так тихо, что слышал только один Картер.
— Что вы говорите? — прошептал он.
Лингард кивнул.
— Дожидайтесь, пока можете, а потом уходите, — сказал он тем же еле слышным голосом.
— Куда?
— Куда хотите, в ближайший порт, в любой порт.
— Хорошо. Это, по крайней мере, ясно, — с невозмутимым добродушием заметил молодой человек.