* * *
Давным-давно у нас лежала пациентка от кого-то очень «свыше».
Перелом шейки бедра, лет 50. Ее развлечением было не снимать поганый палец с селектора, бесконечные жалобы и звонки «наверх». Кидание судном с говном во входящий медперсонал, выливание еды на пол.
Мы все написали на нее жалобу, и ее перевели в другое отделение.
Там на время вырубили селектор. Кидаться говном было не в кого, она решила выйти в коридор… и сломала себе второе бедро. Довы***валась.
* * *
Лежал в отделении тяжелейший дед с раком мочевого пузыря.
Пришли к нему дочки, ну пока я другими делами занималась в отделении, они его помыли, как могли, переодели и все такое, а потом зовут меня. Захожу в палату, они с заговорщическим видом:
– Девушка, он так курить хочет, прям не может, можно быстренько покурит? – и смотрят на меня три пары глаз с выражением, как у кота из мультика «Шрек».
Я сначала возмутилась, мол, вы вообще-то в реанимации находитесь, вы чего?! А они продолжают жалобно упрашивать. Ну ладно, не выдержала я этой атаки, говорю: «Оденьте его, на улице холодно, откройте окно и пусть курит, а я у двери постою. Только быстро!»
В общем, я прикрыла дверь, стою на стреме, дед, замотанный до подбородка в одеяло и в шапке, натянутой чуть ли не до носа, торопливо «курит», шумно затягиваясь и выдыхая, дочки подставляют импровизированную пепельницу в виде скрученного бумажного кулька. Наконец-то «накурился». Дочки быстренько ликвидируют следы преступления и старательно машут руками, якобы выгоняя дым из палаты в окно. Горячо благодарят меня и потом, уже уходя, просят дать ему еще «покурить» вечером.
Все оставшиеся сутки, стоило мне появиться в поле его зрения, смотрел на меня ну вот как ребенок на Деда Мороза в ожидании подарка. Такой радостный воодушевленный взгляд был… Захожу к нему, говорю:
– Сейчас сделаю вам укол.
В ответ радостное:
– И…?
Не понимаю, спрашиваю:
– Что «и…?»
С неописуемым восторгом отвечает:
– И пыхнем?
В общем, раза четыре он «пыхал» в тот вечер, потом с таким блаженным видом откидываясь на подушке, будто познал величайшее счастье в жизни.
А недели через 1,5–2 его уже не стало.
* * *
Не секрет, что медики иногда просто сокращают слова. Например, «трах» – это трахеотомия.
Я работала в ЛОР-отделении в перевязочной.
Собрались все пациенты около моего кабинета. Я как раз с гнойной перевязочной иду в чистую. Подбегает доктор, и вот начинается наш диалог:
– Катерина, на трах сегодня пойдешь со мной!
– А че это я? Машка не может что ли?
– Не может! Она отпросилась.
– Она, наверно, знала, что у вас сегодня трах, поэтому и не пришла!
– Все! В два часа я моюсь, чтоб была уже готова!
Лица пациентов нельзя описать!
* * *
В отделении:
Мужик все орет:
– Поезд! Бежим, Петрович! Опаздываем на поезд!
Мне это надоело, и я сказала:
– Внимание! Поезд отходит через минуту, пассажирам занять места.
Мужик мне:
– Я успел на поезд?
– Успел.
– А Петрович?
– И Петрович тоже успел.
И все… человек заснул.
* * *
Я педиатр.
За последние 10–15 лет контингент родителей резко поменялся – сплошные психопаты и психопатки, считающие своего ребенка уникальной звездой всех времен и народов. Серые, необразованные, тупые в основной массе, не считающие нужным запомнить имя-отчество врача. Вечно орущие, требующие чего-то.
Я много лет считала, что работаю в светлом, ангельском месте – мамочки, детишки, все улыбчивые, спокойные, просто купалась все годы в этом счастье материнства. Не ощущала ни усталости, ни давления «канцелярщины».
А сейчас – вопли и ор, ор и вопли. Вопящие мамаши и вопящие их неадекватные дети.
И хамство, хамство, хамство…
* * *
У нас поступает больной в делирии. Как всегда, в приемном спрашивают: «Туберкулезом, СПИДом, гепатитом не болели?» Он заявляет, что болен туберкулезом уже 7 лет, болеет и гепатитом и ВИЧ у него. Ну его естественно к нам, в туберкулезное отделение. Мы еще удивились – на туберкулезника тип никак не похож, холеный уж больно. А на утро жена объявилась. Сама в шоке. Говорит, что никогда у него проблем с легкими не было. А мужичок отошел немного и объяснил, что сказал про все эти болячки, чтобы его «не порезали на органы».
Они же у него здоровые.
* * *
Про плохих и хороших врачей.
Поликлиника. Врач работает без м/с. Прием по записи, в коридоре растет очередь, врач не успевает, зашивается…
– Вы вообще собираетесь меня принимать? Я уже вперед себя десять человек пропустила! Я раньше всех пришла! И что, что они записывались?! Я экстренно! Одного взгляда на пациентку достаточно, чтобы понять – патология ни разу не экстренная.
– Сначала пройдут все записанные, потом вы. Видите на двери написано «Прием без записи с 11 до 12». Ждите. Либо просите, чтобы вас очередь пропустила.
Дверь закрывается, из коридора до 11 часов раздаются проклятия в адрес «плохого» врача.
В 11 часов пациентке ставят диагноз: халязион в/века. Выдано направление на плановую амбулаторную операцию в глазной клинике. Объяснено, что с этим направлением – в клинику, там в очередь в регистратуру, потом в очередь к врачу, потом очередь на операцию 3–4 недели. Та, выдавая врачу очередное оскорбление, угрожая жалобами, уходит, хлопнув дверью.
Следом заходит бабушка с такой же патологией.
– Бедненькая вы, милочка, вот сижу тут с 8 и поражаюсь, какие все злые, неужели не понимают, что вы одна и бегаете тут, как белочка в колесе. Еще кричат, хамы! Хотите я потом приду, чай устала ты девочка, не присела ведь ни на секундочку.
Доктор берет телефон. Набирает номер знакомого хирурга.
– Семен Андреевич, а сделайте мне одолжение. Примите пациентку мою, ага, очень хорошая, тяжело ей ходить, по очередям стоять, там работы вам на 15 минут. Примите? Завтра в 3? Спасибо вам, дорогой, должна буду!
В один и тот же день на имя врача приходит одна жалоба, где написано, какой доктор плохой, и одна благодарность, в которой подробно описано, какой же доктор хороший.
* * *
Работала в гинекологии. Привезла рано утром скорая девушку-цыганку 14 лет, на роды.
Мать ее обзывала фельдшеров, орала, что у нее аппендицит, и «всех вас прокляну».
Потом, когда вышла гинеколог и сказала, что она рожает, цыганка как заголосила!
Начала в приемном по полу кататься и волосы рвать на себе! Эта девушка родила здоровую девочку.
Доктор дежурный выходит и спрашивает мать-цыганку, мол, как же вы проглядели? И месячные вообще когда последний раз были?
Цыганка орет:
– Вы что? У нее и месячных еще нет и вообще она девочка! А живот-то не видно из-за ста юбок!
Потом выяснилось, что ее совратил родной дядя!
Кровная месть – отец ее обещал! Девочку так и не забрали новорожденную – «позор роду всему»!
* * *
В травматологии мамаша буквально орала в истерике на доктора что-то вроде: «Что вы наделали?! Вы нам всю жизнь испортили! Как теперь жить?»
Оказалось, прооперировали девочку 18 лет с врожденной патологией суставов. Девочка встала из инвалидного кресла.
Казалось бы – в ноги падать и благодарить надо… Но нет. Претензия была: «Почему вы не предупредили, что инвалидность снимут?»
Мать и «дитя» привыкли к статусу хворых и убогих, рассчитывали всю жизнь жить на пенсию, образования девочка не получала никакого, школу еле закончила. А мать привыкла всю жизнь нихера не работать.
А доктор стоял с обалдевшими глазами и не нашел, что сказать.
* * *
Порой очень веселит отношение некоторых пациентов к своему телу. Как к холодильнику или утюгу, к примеру. Мы ими пользуемся в свое удовольствие, кто как хочет, а потом, когда какая-то «деталь» ломается, то идем к «мастеру» и хотим, чтоб он «детальку» заменил, чтоб мы вновь стали эксплуатировать данную «вещь» по своему желанию. Причем, что касается того же холодильника, то за детальку и за работу мастера мы платим денежку – и деталька, и работа мастера, видите ли, денег стоит, а за скорость ремонта мы еще сверху подкинем, а то продукты пропадут… А что касается тела своего, то хочется, чтоб и побыстрее, и получше, и побесплатнее, и чтоб с улыбочкой… доктора, видите ли, «давали»…
* * *
У нас одна помощница прокурора лежала с переломом, на вытяжке, одна в палате – все, «как положено». Баранки к чаю, форель на завтрак. На ночь обезболивали. А днем проведать забегали прокурорские. И однажды утром она не проснулась… Даже до кнопки вызова не дотянулась. В тумбочке нашли три пустые бутылки из-под коньяка. Она трамадол ночью запивала.
Вот так лежать в одноместной палате в VIP-условиях.
* * *
Направила одного из своих пациентов на обследование в республиканскую клинику. На следующий день он ко мне возвращается и рассказывает о своих впечатлениях:
– Очереди там громадные, конвейер, а не больница. Врачи грубые, а та, что меня смотрела, позвала на помощь свою коллегу, та пришла вся расфуфыренная и на огромных шпильках. Безобразие, разве может так выглядеть доктор? Сразу понятно, что она тупая. Не то что вы, вы внимательная и выглядите всегда так скромно, и врач вы гораздо лучше!
Слушала его и не могла перестать смеяться, мужик принял мой смех за одобрительный, и так и не понял, что я и была той «расфуфыренной». С утра работаю в поликлинике (поспать я люблю, поэтому обычно даже накраситься не успеваю), а после обеда (привожу себя в порядок) еду на вторую работу в республиканскую клинику.
* * *
Давненько это было. Приезжаем, труп дедушки – долго болел. Родственники вполне адекватные люди, позвонили на 03 проконсультироватся насчет дальнейших действий.
«Умники» с центра послали реанимацию. Родственники извиняются, ну прибыли и прибыли. Снимаем ЭКГ, констатируем, я рассказываю им, что делать, скидываю справку во внутренние органы. Нам говорят спасибо за чуткость и все дела – уезжаем. Съездили еще на вызов, заезжаем – мне говорят, мол, на твой вызов «повтор» – уехала кардиология.
– Как так?
– Да вот, повод – «плохо, без сознания».
У меня в голове пиздецы в виде зомби и жутких диагностических ошибок.
Приезжает кардио, я к ним, сбиваясь с ног. Что случилось? Те, мол, мы приехали, дедушка уже завернут в чалму, готовятся к похоронам по мусульманскому обряду. Но… тут нарисовалась какая-то шибко умная дальняя родственница и поднимает кипеш.
«Он еще теплый, ни фига он не помер, вызывайте скорую, пусть спасают, им лишь бы не работать!» – ну и прочее из набора ТП.
На реплику кардиолога, мол, тут несомненная биологическая смерть, вопли, угрозы натравить на нас ООН и мировые СМИ.
То, что рядом покойник, ее не смутило…
Заткнул ее и выкинул из дома нагрянувший муж дочери деда.
* * *
У нас был случай. Бабуля вышла из окошка на асфальт. 5 этаж. Смерть биологическая. Мозг лежит рядом на асфальтике. Законстатировали и подождали бригаду милиции. На улице ж, блин. Вернулись на станцию. Через час – звонок в диспетчерскую. Повтор – «бабуля дышит».
Я офигела – как?
Поехали, а мне по пути водитель говорит, мол, возьми расчесочку, причешись, тебя сейчас СМИ снимать будут.
Приезжаем. Все так же лежит бабуля в той же позе, как и была. Спрашиваю у милиции: «Так что?»
А они ответили: «По-моему, она дышит».
А то, что мозг лежит рядом – это их не смутило…
Мент только спросил:
– А разве не носом дышат? Нос-то у бабули на месте!
Тихий а***.
* * *
Стою это я за прилавком в аптеке. Вечереет, я уже мыслями почти дома (с заходом в магазин), но… Заходит девушка. Милая, молодая, круглолицая девушка. Ходит вдоль витрин, рассматривает, видно, что она что-то ищет и не находит. Я ей:
– Девушка, вам подсказать?
Она мне:
– Да! У вас свечи есть?
– А как же, – говорю, – есть.
А она:
– Какие?
А я:
– А вам какие нужны?
А она:
– А вы расскажите, какие у вас есть.
Рассказываю. Распинаюсь про вагинальные и ретальные, про акулий жир и пчелиный клей прополис, эффералган и цефекон, про французское качество и противозачаточный эффект…
После чего она спрашивает:
– А какие из них с фитильками?
* * *
Подходил к концу мой второй рабочий год после интернатуры в травмпункте «уездного города N». Спокойный летний денек, народу, как ни странно, было мало, и я, сидя в кабинете, мило общался с медсестрами.
Наш разговор прервал стук и опостылевшая уже фраза «Можно?» Можно!
На прием пришел парень лет 25, опрятный, неплохо одетый. Сообщил, что его избили сотрудники полиции и он хотел бы «снять побои». Я направил его в регистратуру для оформления амбулаторной карты. Через 5 минут он вернулся с картой, и я приступил к стандартной процедуре: жалобы, анамнез, обстоятельства травмы (предупредил, что будем сообщать в полицию). Пациент жаловался на боль в голени, плечевом суставе и грудной клетке. При осмотре: отека нет, гематом нет, пальпация болезненна (со слов больного и по выражению лица) в области дельтовидной мышцы, 4–5 ребер слева и ср/3 голени. По осмотру было ясно, что переломов нет, но я все равно направил его на рентген для подстраховки. В это время поставил кабинет на кварцевание и пошел обедать.
Через полчаса, посмотрев снимки пациента, не обнаружив на них «криминала», ставлю диагноз: ушиб мягких тканей в области левого плечевого сустава, ушиб левой половины грудной клетки, ушиб левой голени. От больничного он отказался, выдана справка с диагнозом и рекомендациями. Пациент поблагодарил, положил на стол сложенную в виде конверта бумажку и вышел. Подобные «благодарности» в нашей профессии нередки, поэтому я положил эту бумажку в стол.
Буквально через 10 секунд в кабинет врываются трое людей в штатском, предъявляют удостоверения сотрудников УБЭП и сообщают, что был произведен процесс передачи взятки. Меня как будто ударило током, секунд 5 я соображал, что происходит. Наконец я взял себя в руки и быстро вспомнил, чему всегда учили многие «бывалые» и что я сам читал о том, как надо себя вести в подобных ситуациях. Я сразу пошел в отказ: денег не брал, ничего у меня нет, говорить ничего не буду без адвоката. Пока приглашали понятых, свидетелей, я чирканул эсэмэс жене, она подняла на уши всех родственников, тут же позвонила сестра, позвонил адвокат, рассказали мне план действий.
Один из сотрудников проверил мои карманы, потом полез в стол и обнаружил там эту бумажку. В ней была купюра в 5 тысяч рублей. Только после этого они включили видеокамеру и приступили к осмотру места. Я сразу сообщил, что деньги не мои, стол общий для всех врачей, не знаю, как туда попали, меня вообще не было 30 минут в кабинете и мне ее подкинули, плюс на камеру они не сняли, что деньги достали именно из тумбочки. Денег ни с кого я не требовал, больничные не выдавал, предыдущего пациента просто осмотрел и дал рекомендации.
Сотрудники достали УФ-лампу, купюра оказалась меченой, но на моих руках следов не было, т. к. в руки я ее не брал, а конверт пометить они не догадались. После этого пыл их как-то поутих, а я уже вздохнул свободнее. В объяснении я повторил все свои отказы от каких-либо денег, от дачи других показаний и вообще от всего. Объяснение так же отказался подписать.