- Спросить хочу.
Он удивлен, но пытается не показать виду. Лишь плечом как-то странно дергает, засовывая руки в карманы джинсов.
- Ну... спрашивай.
Она синхронно засовывает руки в карманы своих джинсов. Она думала об этом, много, долго думала. А теперь... Его новый облик ее странным образом выбил из колеи. И поэтому...
- Вик, почему ты уехал?
Он снова дергает плечом.
- Работа... интересная. Перспективы. Здесь, в Кремниевой Долине, Мекка всех айтишников.
- Работа? И все? В этом причина?
Он отводит взгляд. И отвечает негромко:
- Да.
- А я? Я не заслужила даже "До свидания" от гениального господина Баженова? - интонации в голосе те самые, от которых предостерегала мать. Но рвется изнутри неконтролируемо. Пусть отвечает. Пусть объясняется!
А он отвечает, после паузы и неожиданно:
- Надя... отпусти меня.
- Отпустить?!
А что он еще мог ей сказать? Когда увидел ее, ее, о которой думал каждую проклятую минуту перед сном! Такую вот непривычную - бледную, без косметики, в совершенно простой одежде. И все. Ноги едва не подогнулись. Пропал. Сердце рвется к ней, гордости уже нет и следа. Остается так только... Хоть как-то. Лишь бы снова не упасть на колени.
Зачем она приехала? Успокоить уязвленную гордость? Наказать непокорного, осмелившегося от нее сбежать?
- Пожалуйста. Я прошу тебя. Я же не нужен тебе. Позволь мне... сохранить хоть что-то от себя.
- Ты сам понимаешь, о чем говоришь?!
- Понимаю, - кивает невесело. - Прекрасно понимаю. Зачем я тебе? У тебя таких много...
- ЧТО?!
- Надь, мы оба это знаем, - говорить об этом больно, но надо. Иначе нельзя, никак. - Я для тебя просто один из... - он замолчал. Как же это трудно... - Тебе же неважно...
- Неважно что?!
- У тебя были, есть и... будут другие, - произносит он тихо, но твердо. - Зачем тебе именно я? Я понимаю, что задел твою гордость, когда уехал. Но так было нужно. Дай мне уйти, пожалуйста. Я... не могу так...
- Витя... - она говорит тоже тихо. - Ты что такое говоришь?! По-твоему, я только и делаю, что прыгаю от парня к парню, из одной койки в другую?
- Я тебя не осуждаю, - как-то торопливо. - Это твоя жизнь, ты вольна...
- Так, стоп! - она повышает голос. - Ты именно так обо мне и думаешь? Что я такая доступная, что мне все равно - с кем?
- Я этого не говорил!
- Ты именно это и сказал! Что у меня много, что я... - она задыхается.
- Надя, правда, я тебя не виню. Ты очень привлекательная, и ты имеешь право...
- Ты считаешь меня шлюхой!!!
- Да нет же!
- А как это назвать?! Если ты считаешь, что я меняю парней как перчатки! Что у меня каждый день в постели новый... - у нее пресекается голос.
- Слушай, я не думаю, что у меня есть право тебя судить, правда...
Она поднимает руку, призывая его к молчанию. И он подчиняется, настороженно глядя на нее.
Надя вздыхает глубоко, проводит ладонями по лицу. А потом, нарочито спокойно и негромко:
- Трое.
- Что? Я не понял...
- Их было трое. Тех, кто был до тебя. Те легионы парней, о которых ты говоришь. Которые прошли через мою постель. Их было трое. Трое!
- Я не...
- Не веришь? Мне плевать! Мне плевать на твое мнение, плевать на то, веришь ты мне или нет! - Надя с отвращением чувствует в своем голосе истерические нотки. Надо успокоиться! С горькой усмешкой: - Вик, я же... Ты что, правда, считаешь, что я обращала внимание на каждого, кто домогался меня? В том самом... смысле обращала внимание?! Это смешно! Это не... Меня не так воспитывали, если хочешь знать! У меня есть самоуважение, чувство собственного достоинства и разборчивость, в конце концов! - вдохнуть, медленно выдохнуть. Не позволить себе потерять то немногое, что у нее еще осталось - то самое достоинство, о котором она только что говорила. - Вокруг было много, ты прав. Много, очень много парней. И мне это нравилось, я врать не буду. Но неужели ты думаешь, что я позволяла каждому?.. Я же... Неужели ты не понимал?!
- Надя, подожди. Я не...
- Я поняла - не веришь! Мне все равно! - злость - единственное, что поможет ей сохранить гордость. Когда он нанес ей такой удар. Когда он ТАК о ней думает. Но королевы, даже смертельно раненые, не падают на колени. И погибают с гордо поднятой головой. Расправила плечи, усилием воли заставила себя посмотреть ему в глаза. - Мне по фигу, что ты мне не веришь! В то, что у меня было всего трое, не три десятка, не три сотни, а всего лишь трое. Или в то, что ты первый с кем я... - тут она запнулась, говорить об этом неловко, но она же шлюха в его глазах, таким можно говорить все, что угодно. - Я оргазм в первый раз в жизни испытала... пару месяцев назад. Догадаешься, с кем?
Вик попытался что-то сказать, но она его перебила.
- Я раньше... до тебя... всегда терпела только... скорее бы кончилось. Всегда... старалась избегать этого... по возможности. Странно, да? Для той, которую ты считаешь такой... многоопытной. А мне не нравилось! Пришлось научиться притворяться, что мне хорошо. Чтобы не лезли лишний раз, чтобы быстрее отстали, - усмехнулась горько, над собой. - Могу сдавать экзамен по имитации оргазма. Хотя... в реальности все было по-другому. Гораздо... гораздо... не знаю! Иначе.
- Надя, послушай...
- Не буду я тебя слушать! Я уже поняла, что ты мне не веришь! Даже в то, что ты единственный... - тут щеки залило предательским румянцем, но она решила идти до конца в своей откровенности. Вряд ли им выпадет шанс еще так поговорить. Вряд ли она еще раз решится так открыться. - Ты единственный, кому я позволила... кто... - она прикусывает губу, как же неловко, почти стыдно об этом говорить. Но - к черту! Она же общедоступная в его глазах! - Ты первый... и единственный... кому я позволила... ласкать... целовать себя... там. Чтобы ты там ни думал - я перед каждым встречным ноги не раздвигаю!
Все, а вот теперь надо уходить. Бежать. Спасать королевское достоинство. Потому что Надин Соловьева никогда не плачет. Но и любимый ее никогда до этого не предавал.
Она делает два шага вперед. Он делает шаг навстречу.
- Стоять.
- Что?! Стоять?! Ты не путаешь меня с вашей таксой? Это ей ты можешь командовать - стоять, сидеть, лежать, голос! А я... я узнала все, что хотела, а теперь ухожу! - дернула головой: - С дороги!
- Это правда? То, что ты сказала? - он взял ее за плечи, в глаза смотрит. Взгляд его слепит, руки на плечах, кажется, жгут. Так хочется вырваться, убежать! Но надо доиграть до конца.
- Что, поверил? - смеется, громко и неестественно. - Ой, Витя, ты такой смешной и наивный! Конечно, нет, неправда. С тобой я тоже притворялась. Чтобы не нанести урона твоей нежной психике. Я виртуозно имитирую оргазм!
В его лице не дрогнуло ничего. Смотрит все так же внимательно, и так же крепко держит за плечи, не вырваться.
- Это правда? - повторил.
А Надя вдруг понимает - не удастся сохранить лицо. Силы кончаются, что-то внутри рвется. Она закрывает глаза. И говорит, почему-то шепотом:
- Как бы я хотела... Как бы я хотела сказать, что это неправда. Что ты такой же, как все. Что с тобой так же, как с другими. Только... только это не так, - она открывает глаза, и Вик почти с ужасом видит - глаза его королевы полны слез. - С тобой все по-другому... совсем по-другому... С тобой... Ты... особенный... Ты... - она снова закрывает глаза, будто не в силах смотреть на него. И совсем тихо произносит: - Как ты мог ТАК думать обо мне?..
Он потрясенно, не веря своим глазам, смотрит, как из-под длинных темных ресниц сбегает первая слеза. За ней еще одна, и еще...
- Надюша...
- Как ты мог, Вик?.. - она словно не слышит его. - Что ты за человек, если мог так думать обо мне?! Когда ты для меня... Когда я тебя...
Слезы катятся градом, глаз она не открывает. Его охватывает ощущение, близкое к панике. Кажется, он снова все испортил. Он просто дурак, клинический идиот, ведь она говорит правду, он это чувствует!
- Наденька, - осторожно касается ее волос, гладит по голове. - Я, кажется, не так все...
- Как ты мог, Вик?.. - повторяет она чуть слышно, всхлипывает, глаза по-прежнему закрыты. - Как ты мог так плохо думать обо мне, Витя?..
- Девочка моя...
- Как ты мог оставить меня, Вик?! За что?! - и она зарыдала, по-настоящему, уже не сдерживаясь, вздрагивая всем телом.
- Надюша... - обхватил ладонями ее лицо. - Посмотри на меня, пожалуйста...
Медленно поднимаются вверх слипшиеся острыми треугольниками темные ресницы. Любимые синие глаза. Синее море тоски, обиды, горечи.
- Как ты мог, Витя?! Как? - и потом, после судорожного вздоха, пытаясь удержать рыдание: - Ненавижу тебя!
- Люблю тебя! - все, что-то изменилось в нем мгновенно, невозвратно. Он ее не отпустит. Никогда. Ловит губами соленые капли на ее лице. - Люблю тебя, девочка моя. Прости меня, солнышко, любимая, прости меня...
- Как ты мог?! - кажется, она не может сказать ничего другого. - Как ты мог ТАК думать обо мне? Почему ты меня бросил? За что?
Да как ей объяснить то, что он и сам теперь не понимает. КАК он мог уйти от нее?!
- Я просто закомплексованный болван! Который судит о других по себе! Прости меня, я просто... напридумывал себе черт знает чего, свалял дурака! Но ты же у меня умничка, ты должна простить меня, да, Надюша?..
- Ненавижу тебя... - стонет сквозь слезы.
- Неправда, - шепчет он ей в губы, наклонив голову, прижавшись своим лбом к ее. Внутри какая-то странная уверенность и одновременно - пустота. - Скажи мне это. Ты же за этим приехала. Чтобы сказать. Скажи. Пожалуйста.
Она вздыхает, прикусывает дрожащую губу. И он, обмирая от предвкушения, слышит то, что очень давно мечтал услышать от нее:
- Я люблю тебя.
- Дааа, - Вик выдыхает это слово откуда-то из самого сердца, прижимает ее к себе так крепко, что Надя охает от боли. Слегка ослабляет давление рук, и целует - виски, кончик носа, дерзкие скулы. - Да, девочка моя, да... Да, моя хорошая... моя любимая... ты только прости меня, идиота... Хочешь, на колени встану?
- Не хочу. Лучше поцелуй.
И он поцеловал.
____________________
Бывают такие моменты в жизни. Краткие, не фиксируемые сознанием как отрезок времени. Они мимолетны, их нет. И в то же время - они меняют все. ДО этого момента ты одинок, несчастен, впереди нет ничего, кроме тоски. А в следующее мгновение - ты господин этого мира, у тебя есть все, что тебе нужно, ты счастлив, ослепляющее, безмерно счастлив, потому что у тебя есть он, любимый человек. И между этими двумя состояниями - невозможно краткий миг. Точка разрыва, мгновение, когда стрелочник твоей жизни переключает что-то, и твоя жизнь уносится куда-то совсем в другом направлении. В сторону света, радости, счастья. Туда, где есть все.
______________________
- Вик, ты мне поверил? - они целовались долго, очень долго. А теперь просто стоят, обнявшись, боясь сдвинуться с места, словно то, что произошло между ними, пока еще невозможно хрупко.
- Конечно, - в его голосе нет и тени сомнения. - Ты никогда не говоришь неправды, Надюш.
- Да? - она невесело усмехается. - Только не говори мне, что ты не понял, что я соврала про вирус.
- Я... я думаю, что у тебя была веская причина, - он странно уверен.
- Очень веская, - Надя смущенно утыкается ему носом в плечо. Но ей кажется ужасно важным рассказать ему об этом. - У меня тогда... менструация началась... и я не знала, как тебе сказать...
- О, Господи... - у него вырывается смех пополам со стоном. - Знала бы ты, чего я напридумывал себе...
- Да я уже поняла, что ты просто мастер по части напридумывания. Расскажи.
- Лучше не буду. Вдруг этот идиотизм заразен.
- А ну говори!
- Ох... - он вздыхает. - Ну, если коротко - то я решил, что не нужен тебе. Что ты меня избегаешь.
- Дурак! Впрочем, - и она тоже вздыхает, - и я тоже... хороша. Оба мы с тобой дураки.
- Наверное, - соглашается. - А еще я боялся... что ты меня все-таки не простила за... - в глазах на мгновение мелькает отблеск того самого коктейля стыда, раскаяния и боли, - за... тот раз.
- Нет, - проводит рукой по его лицу - скула, лоб, непривычный жесткий ежик. - Ты же знаешь. Я простила сразу. Не думай об этом. Забудь.
- Я не могу.
- А ты попробуй. Меня гораздо больше другое беспокоило...
- Что? - она чувствует, как он напрягся.
- Вить, я все никак не могла понять... как ты мог так долго ждать? Терпеть? У меня это просто в голове не укладывалось...
- Знаешь уже, да? - он невесело усмехается. - Я выгляжу жалко? Кажусь странным?
- Ты ооочень странный. Но я тебя все равно люблю.
- Скажи еще раз, - у него такие глаза, что недоверчивое счастье в них просто слепит.
- Люблю.
Он зажмуривается и прижимает ее к себе крепко-крепко. Кто-нибудь, убедите его, что все происходит на самом деле!
- Витя, - Надин голос звучит слегка глухо, она говорит, уткнувшись в его грудь, - а вот ты сейчас о чем думаешь, а?
- Честно?
- Честно.
- Я пытаюсь вспомнить, где находится ближайшая аптека.
- Зачем это? Тебе что, плохо?
- Мне слишком хорошо.
- Вик?!
- Надь, у меня дома... - улыбнулся смущено, - презервативов нет.
- Ах, вот о чем речь идет... - Надя поднимает к нему лицо, усмехается лукаво - Знаешь, меня это скорее радует, чем нет. Значит, местных негритянок не обхаживал...
- Надя! - он теперь уже смеется, даже лицо ладонью прикрывает. - Ну, ты даешь! Да мне не до того было...
- Ладно, я более предусмотрительная. У меня есть с собой.
- Правда?
- Конечно. Я же приехала тебя соблазнять, - она улыбается, а он просто плавится от ее улыбки. Так, все, сейчас они снова будут целоваться!
И не только целоваться.
Любить.Загрубевшими от струн кончиками пальцев по изгибу спины.
Любить.Жарким дыханием по шее, сходя с ума от его запаха.
Любить.Губами по разлету ключиц и потом дальше, ниже.
Любить.Ладонями по широкой спине, гладкой коже.
Любить. Просто - любить.
Глава 14. Ты не задумываешься о том, откуда ты отправляешься и где находится пункт назначения, ты не представляешь, сколько времени отпущено человеку.
(с) Еко Тавада "Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов"
Он плохо спал в ту ночь. Ужасно спал, если уж называть вещи своими именами. Постоянно просыпался. То от ее нечаянного движения во сне. То, наоборот - когда не чувствовал ее рядом с собой, когда разрывался контакт тел: хотя бы кончиками пальцев касаться ее - руки, бедра, чего угодно.
Безумно хотелось обнять ее крепко-крепко, прижать к себе. Но Надька во сне сегодня почему-то постоянно отбивалась от него. А он не мог, ему надо было... Чтобы поверить.
В очередной раз подвинулся к ней, откатившейся почти на край кровати. Притянул к себе. Вот, так правильно, так хорошо.
- Вить, - Надя бормочет сонно, - перестань меня тискать. Давай спать.
- Извини, - вздыхает. - Спи, конечно, - поцелуй в плечо и он отодвигается.
- Эй, куда ты... - теперь уже вздыхает она, все так же сонно. - Иди сюда, - в одно мгновение оплетает его руками, ногами, утыкается губами под ключицу. - Все, лежи и не дрыгайся. Спим.
Лежи и не дрыгайся. Ну и как это объяснить одной особо непослушной части тела, которая совершенно предсказуемо реагирует на прижимающее к ней обнаженное девичье тело? Как?!