Паруса внезапно захлопали: дунув разок посильнее, ветер совсем ослабел и еще повернул к зюйду. Буш приказал круче обрасопить паруса, остальные во все глаза смотрели на французов.
– Поворачивают! – громко сказал Джерард. Так и есть: на этом курсе французы обойдут мыс Паламос, однако сейчас они неуклонно сближаются с британской эскадрой – если там есть британская эскадра.
– Мистер Буш, – сказал Хорнблауэр, – поверните оверштаг, пожалуйста.
– «Кассандра» сигналит флагману, сэр! – завопил Сэвидж.
– Бегом наверх! – приказал Хорнблауэр Винсенту и Лонгли. Один с подзорной трубой, другой с сигнальной книгой, мичмана побежали по вантам, остальные встревожено провожали их взглядами.
Значит, Лейтон за горизонтом, и французы, судя по всему, его не видят. Бонапарт мог приказать четырем французским линейным кораблям сразиться с тремя английскими, но французский адмирал, который лучше императора знает свою команду, до последнего будет уклоняться от боя.
– Эй, на мачте, что сигналит «Кассандра»? – крикнул Хорнблауэр.
– Далеко, плохо видно, но я думаю, сообщает новый курс неприятеля.
Еще час на таком курсе, и французы обречены, отрезаны от Росаса и не успеют добраться до Барселоны.
– Черт, опять поворачивают! – сказал вдруг Джерард.
Безмолвно они наблюдали, как четыре французских корабля привелись к ветру и увалились на другой галс. Они поворачивали, пока у всех четырех мачты не слились – теперь они шли прямо на «Сатерленд».
– Кхе-хм, – сказал Хорнблауэр, глядя, как надвигается его рок, и снова: – Кхе-хм.
Французские впередсмотрящие заметили верхушки лейтоновских мачт. До Росаса – шесть миль с попутным ветром, до Барселоны – сто и ветер почти встречный; французский адмирал, завидев незнакомые паруса, без долгих размышлений устремился к убежищу. Путь ему преграждает один-единственный линейный корабль – француз постарается обойти его или уничтожить.
У Хорнблауэра упало сердце, однако мысли неслись стремительно и четко. Французам надо пройти шесть миль с попутным ветром. Где Лейтон – по-прежнему неясно, но не ближе, чем в милях в двадцати. В лучшем случае ветер дует ему с траверза, в худшем – с левой скулы. Если ветер будет поворачивать и дальше, через два часа он станет для Лейтона встречным. Двадцать против одного, что адмирал не догонит французов и те успеют укрыться под пушками Росаса. Помещать этому могут лишь непредвиденные порывы ветра, и то – если «Сатерленд» успеет сбить достаточно неприятельских мачт перед тем, как его уничтожат. Так напряженно Хорнблауэр вычислял, что лишь закончив, вспомнил: «Сатерленд» – его корабль, и решать ему.
Докладывал бледный от волнения Лонгли – он соскользнул по фордуну аж с топа стеньги.
– Винсент велел сказать, сэр. «Кассандра» сигналит, и он думает, это «Флагман „Сатерленду“ номер двадцать один». Номер двадцать один – «вступить в бой», сэр. Но флажки прочесть трудно.
– Очень хорошо. Подтвердите.
По крайней мере, Лейтон взял на себя моральную ответственность бросить один корабль против четырех. В этом смысле он достоин руки леди Барбары.
– Мистер Буш, – сказал Хорнблауэр, – сейчас без четверти час. Проследите, чтоб за эти пятнадцать минут матросов покормили.
– Есть, сэр.
Хорнблауэр глядел на медленно приближающиеся корабли. Ему их не остановить, все, что он может – преследовать их до Росаса. Корабль, или корабли, у которых он собьет мачты, достанутся Лейтону; остальные надо покалечить так основательно, чтобы их не починили в убогом росаском доке. Тогда они будут гнить в гавани, пока их разрушение не довершат брандеры, шлюпочная экспедиция или правильно организованная атака на крепость с суши. Хорнблауэр думал, что справится с задачей, но не находил в себе сил представить, что будет с «Сатерлендом». Он тяжело сглотнул и стал продумывать план первой стычки. Восемьдесят пушек первого французского корабля, уже выдвинутые, ухмылялись в открытые порты, над каждым из трех кораблей хвастливо реяли аж по четыре трехцветных флага. Хорнблауэр поднял глаза к синему небу, где трепался на ветру выцветший флаг красной эскадры, и вернулся к окружающей действительности.
– Команду к брасам, мистер Буш. Чтоб, когда время придет, повернули с быстротой молнии. Мистер Джерард! Канониров, которые выпалят раньше, чем пушка будет наведена, выпорю завтра всех до единого.
Матросы у пушек улыбались. Капитан знает: они и без угроз сделают для него все, что в их силах.
«Сатерленд» шел носом на приближающийся восьмидесятипушечный корабль, на самый его бушприт. Если оба капитана не изменят выбранному курсу, корабли столкнутся и, вероятно, потонут. Хорнблауэр глядел на неприятельский корабль, ожидая, когда у его капитана дрогнут нервы, «Сатерленд» шел в самый крутой бейдевинд, паруса его самую малость не хлопали. Если французскому капитану хватит ума привестись к ветру, «Сатерленд» не сможет причинить ему серьезного вреда, но все за то, что он будет тянуть с маневром до последнего, а потом, не полагаясь на неопытную команду, инстинктивно увалится под ветер. Когда расстояние между кораблями сократилось до полумили, над носом француза заклубился дым, и у британцев над головами просвистело ядро. Стреляли из погонных орудий. Нет нужды говорить Джерарду, чтобы тот не отвечал – он отлично знает цену первого, без спешки заряженного и наведенного бортового залпа. Корабли сближались. Две дыры появились в грот-марселе «Сатерленда» – Хорнблауэр так напряженно следил за неприятелем, что не слышал, как пролетели ядра.
– Куда он повернет? – спрашивал Буш, прихлопывая руками. – Куда повернет? Я не думал, что он продержится так долго.
Чем дольше, тем лучше: чем торопливее француз будет поворачивать, тем беспомощнее окажется. Бушприты разделяла уже какая-то сотня ярдов, и Хорнблауэр стиснул зубы, чтоб инстинктивно не скомандовать: «руль на борт!». Тут по палубе француза забегали, засуетились, и бушприт развернулся – по ветру!
– Не стреляйте! – крикнул Хорнблауэр Джерарду, опасаясь, что тот выстрелит слишком рано. Джерард ослепительно улыбнулся и махнул шляпой. Корабли поравнялись, между ними не было и тридцати футов, пушки француза указывали на «Сатерленд». В ярком солнечном свете Хорнблауэр видел, как блестят на французских офицерах эполеты, как наводчики баковых карронад, пригнувшись, визируют, цель. Пора.
– Руль на ветер, помалу, – приказал Хорнблауэр рулевому. Бушу, который предугадал маневр, хватило взгляда. «Сатерленд» начал медленно поворачивать через фордевинд, чтобы поравняться с кормой противника раньше, чем корабли сойдутся борт к борту. Буш командовал матросам у шкотов и брасов передних парусов, и тут, в дыму и грохоте, француз разразился первым бортовым залпом. «Сатерленд» задрожал, над головой у Хорнблауэра тренькнула, разорвавшись, бизань-вантина, из дыры в фальшборте полетели щепки. Однако нос «Сатерленда» почти касался неприятельской кормы. Французы заметались по шканцам.
– Так держать! – крикнул Хорнблауэр рулевому. Один за другим гремели выстрелы: «Сатерленд» проходил у неприятеля за кормой, и пушка за пушкой стреляли каждая в свой черед, и каждый раз корабль кренился от отдачи, и каждое ядро прокладывало путь от неприятельской кормы до самого бака. Джерард одним прыжком очутился на шканцах – он пробежал всю главную палубу, останавливаясь у каждой стреляющей пушки – склонился над ближайшей шканцевой карронадой, чуть изменил угол наклона, дернул вытяжной шнур и махнул рукой, приказывая остальным канонирам повторить за ним. Карронады гремели, ядра с картечью косили вражеские шканцы. Французские офицеры падали, как оловянные солдатики. Большое кормовое окно исчезло, будто сдернули занавеску.
– Ну, угостили мы их на славу, – сказал Буш.
Такими бортовыми залпами выигрывают сражения. Вероятно, они вывели из строя половину команды, убили или ранили человек сто, не меньше, сбили с лафета десяток пушек. В одиночном поединке француз спустил бы флаг меньше, чем через полчаса. Но теперь он удаляется, а их нагоняет другой француз, под контр-адмиральским флагом. «Сатерленд» заканчивал поворот, неприятельский корабль под всеми прямыми парусами подходил к его корме с наветренной стороны; через несколько минут он обстреляет «Сатерленд» продольным огнем, как тот обстрелял его товарища.
– Право руля! – сказал Хорнблауэр рулевому. – Приготовиться у пушек левого борта!
В наступившей после залпа тишине голос его прозвучал неестественно громко.
Француз надвигался, не отказываясь от поединка, но и не тщась маневрировать – это отняло бы время, он же торопился укрыться в Росасе, к тому же знал, что противник – маневреннее. Он шел наперерез «Сатерленду». Слышно было, как французские офицеры взволнованно выкрикивают приказы, сдерживая рвущихся в бой канониров.
Это им не вполне удалось. Сперва одна, потом другая пушка выстрелили раньше времени – Бог весть, куда угодили ядра. Хорнблауэр развернул «Сатерленд» почти параллельно противнику и махнул Джерарду. Оба корабля дала залп с интервалом не более полсекунды; «Сатерленд», накренившийся от отдачи, еще сильнее накренился от ударивших в него ядер. В ушах стоял треск ломающейся древесины вопли и крики раненых.
– Стреляй, ребята! Стреляй, как зарядите! – орал Джерард.
Не зря он столько гонял матросов на учениях. Банники вошли в дымящиеся жерла, порох, прибойники и ядра не заставили себя ждать. Почти хором загремели по палубе катки, почти хором взревели пушки. На этот раз между залпом с «Сатерленда» и нестройным ответом противника получился некоторый разрыв. Слабый ветер не мог разогнать дым, и Хорнблауэр видел артиллеристов главной палубы, словно в густом тумане, но мачты и паруса француза, как ни в чем не бывало, торчали на фоне синего неба. Третий залп с «Сатерленда» последовал сразу за вторым с француза.
– Три на два, обычное дело, – хладнокровно заметил Буш. Ядро попало в кнехт бизань-мачты и осыпало палубу щепками. – А он по-прежнему нас перегоняет, сэр.
Ужасающий грохот мешал сосредоточиться. Кругом гибли люди. Капитан Моррис и его пехотинцы с переходного мостика стреляли по вражеской палубе из ружей: между кораблями было меньше ружейного выстрела. Теперь и «Сатерленд» палил нестройно, более опытные расчеты заряжали и выдвигали быстрее. Иногда несколько пушек выстреливали одновременно, и тогда грохот получался еще оглушительнее – так четверка лошадей на каменистой дороге выстукивает копытами то в унисон, то снова вразнобой.
– Кажись пореже стреляют, – сказал Буш. – И неудивительно.
Убитых на главной палубе не так много, «Сатерленд» еще поборется.
– Гляньте на их грот-мачту, сэр! – завопил Буш.
На французском корабле грот-стеньга медленно и важно наклонилась к носу, брам-стеньга тоже клонилась, еще под большим углом. Потом в дыму грот-мачта откачнулась к корме. Тут рушащаяся масса реев и парусов утратила всякую важность, на долю секунды зависла в воздухе S-образно и устремилась вниз, таща за собой фоки и крюйс-стеньги. Хорнблауэр с мрачным удовольствием думал, что в Росасе не удастся разыскать запасную мачту. Команда «Сатерленда», победно вопя, торопилась последний раз обстрелять противника – корабли быстро расходились. Через минуту пальба стихла, ветер унес дым, над обезображенной палубой засияло солнце.
За кормой недавний противник дрейфовал, волоча у борта сломанные мачты с парусами; на второй орудийной палубе погонное орудие торчало из порта под немыслимым углом – оно уж точно больше не выстрелит. В четверти мили впередиих первый противник под всеми парусами мчался к Росасу, по французскому обыкновению бросив товарищей на произвол судьбы. Дальше над горизонтом вздымались бездушные испанские горы, над золотистым пляжем белели крыши Росаса. «Сатерленд» был уже почти у входа в залив, на полпути между ним Росасом чернели на водной глади два гигантских жука – канонерские шлюпки шли на веслах из Росаса.
Со стороны покалеченного неприятеля приближались два других корабля: трехпалубник под вице-адмиральским флагом, двухпалубник в его кильватере. Надо было решаться.
– Эй, на мачте! – крикнул Хорнблауэр. – Флагман видите?
– Нет, сэр, только «Кассандру».
Ее жемчужно-белые марсели Хорнблауэр и сам видел на горизонте. Значит, «Плутон» и «Калигула» милях в двадцати и, похоже, заштилели. Легкий ветерок, который подгоняет «Сатерленд» к заливу, всего лишь морской бриз – день достаточно жаркий. Лейтон скорее всего не успеет на место сражения. Хорнблауэр может повернуть оверштаг и устремиться к безопасности, обойдя французов, если те попробуют ему помешать, а может преградить им путь. С каждой секундой они ближе к Росасу – решать надо быстро. Если он выберет бой, Лейтон, возможно, еще подоспеет – но шансы на это исчезающе малы.
«Сатерленд» разнесут в щепки, но достанется и неприятелю: французы не смогут выйти из Росаса в ближайшие дни или даже недели. В противном случае, пока британцы будут готовить атаку, они могут ускользнуть из Росаса, как ускользнули из Тулона, трое из них, по крайней мере.
Хорнблауэр мысленно прикидывал, разумно ли жертвовать одним семидесятичетырехпушечным британским кораблем, чтобы наверняка уничтожить четыре французских. И туг понял, что это неважно. Уклонись он от боя, и до конца жизни будет подозревать себя в трусости – ему отчетливо представились годы и годы невыносимых угрызений. Он будет драться, разумно это или нет. И тут же понял, что да разумно. Еще секунду он помедлил, глядя на голубое небо, которое любил, и судорожно сглотнул, собирая себя в кулак
– Положите судно на левый галс, мистер Буш, – сказал он.
Команда закричала «ура!»; несчастные глупцы, они радуются, что снова вот-вот сойдутся с неприятелем, хотя для половины из них это верная смерть. Хорнблауэр жалел – или презирал? – ослепленных жаждой славы матросов. Буш, судя по тому, как осветилось его лицо, недалеко ушел от остальных. Он хочет убивать французов потому что они французы; его не страшит перспектива остаться безногим калекой, если прежде он успеет покалечить нескольких лягушатников.
Ветер нес к ним изуродованный двухпалубник под контрадмиральским флагом – и его, и всех, кого удастся покалечить, вынесет в залив, под защиту пушек. На палубе француза матросы вяло разбирали обломки. Увидев, что пушки «Сатерленда» направляются на них, они побросали работу и бросились врассыпную. Прежде, чем корабли разминулись, «Сатерленд» дал три бортовых залпа, в ответ выстрелила лишь одна пушка. Еще полсотни убитых французов для Буша, зло подумалось Хорнблауэру, когда смолк грохот катков и притихшие матросы замерли в ожидании приказов. Вот и трехпалубник, прекрасный под пирамидой парусов, грозный с рядами выдвинутых пушек. Даже сейчас Хорнблауэр с профессиональным интересом отметил заметный завал бортов – англичане такого не делают.
– Чуть под ветер, помалу, – сказал он рулевому. Сейчас он повиснет на французе, как бульдог. Медленно-медленно поворачивал «Сатерленд». Хорнблауэр видел, что его последний маневр будет выполнен так безукоризненно, как только можно желать. «Сатерленд» шел теперь в точности тем же курсом, что и его противник. Корабли сближались. Их пушки, в ста ярдах друг от друга, одновременно оказались наведены и одновременно окутались дымом.
В предыдущих стычках время текло замедленно. Теперь оно ускорилось, адский грохот бортовых залпов не смолкал ни на секунду, бегущие в дыму люди, казалось, мечутся с невероятной быстротой.
– Ближе к неприятелю, – приказал Хорнблауэр рулевому. Последний приказ отдан, можно больше не думать, раствориться в безумии происходящего. Ядра взламывали палубу вокруг, доски разлетались в щепки. Как в страшном сне Хорнблауэр видел: Бушу оторвало ступню, он падает, заливая палубу кровью. Двое матросов пытаются поднять его и унести вниз.
– Оставьте меня, – говорил Буш, – отойдите от меня, сволочи.
– Унесите его, – приказал Хорнблауэр. Резкость его голоса вписывалась в общее безумие – на самом деле он радовался, что может отправить Буша вниз, где тот, возможно, останется живым.
Рухнула бизань-мачта – реи, блоки и тали падали рядом с Хорнблауэром, такие же смертоносные, как летящие извне ядра, но он был еще жив. Фор-марса-рей сорвался с боргов – сквозь дым Хорнблауэр видел, как Хукер с матросами лезет по вантам привесить его на место. Боковым зрением он видел: в дыму надвигается нечто огромное, непонятное. Это четвертый французский корабль приближался с другого борта, по которому еще не стреляли. Хорнблауэр понял, что машет шляпой и выкрикивает какую-то чепуху, матросы с криками «ура!» выдвигают пушки правого борта. Дым стал гуще, грохот оглушительнее, стреляли все орудия до одного, корабль сотрясался от отдачи.