«Мне страшно», — признался Ур.
Учитель сделал знак сочувствия.
«В корабле рожденный, — сказал он, — мы верим в твои способности и твою преданность».
«Не сомневайся, Учитель, — грустно сказал Ур. — Здесь мой дом, здесь все, что мне дорого. Я знаю свою задачу».
«Мне жаль расставаться с тобой, В корабле рожденный. Я умру, пока ты будешь в полете. Тебе сообщат, когда придет время настроиться на общение с новым Учителем. Прощай, и счастливого тебе возвращения домой».
Долог, долог был путь к Земле. Родители изнемогали от однообразия жизни в ковчеге. Что до него, Ура, то ему скучать было некогда. Он готовился к выполнению задачи. Старательно изучал информацию об опасной планете — прежнюю, собранную той экспедицией, и новую, которую исправно поставляли на борт корабля маяки. Эта новая информация была слишком общей — она давала представление лишь о сильных сотрясениях коры планеты, о состоянии атмосферы и магнитного поля. Кроме того, она была как бы спрессована — события разного времени накладывались одно на другое, так что было необычайно трудно определить их даты.
Теперь-то Ур, конечно, знал, какие именно события были зарегистрированы маяками…
Уже подлетая к звезде, именуемой землянами Солнцем, корабль получил данные о выходе на околоземные орбиты космических тел искусственного происхождения. Наконец, информация чрезвычайной важности о полетах искусственных аппаратов с Земли к другим планетам той же звездной системы.
Было похоже, что главная машина Эйра не ошиблась в своих грозных прогнозах…
Последние недели, дни, часы перед посадкой. Проплывали под ковчегом знакомые по картам очертания материков, тут и там скрытые облаками.
Отцу и матери картины, развернутые на экранах, были непонятны. Но они требовали направить ковчег в долину у Реки. По какой-то случайности в отчетах той экспедиции сохранилась только широта места. Ур отсчитал одну двенадцатую круга к северу от экватора и направил лодку вдоль этой параллели.
Горы, горы, океанский берег, океан… опять горы, длинная однообразная равнина… море… вот это место как бы между четырьмя морями — тут и горы, и равнины вдоль больших рек… На следующем витке пойду сюда на посадку, решил вдруг Ур. Надо сесть на воду, как советовал Учитель. На воду легче сесть такому неопытному пилоту, как он, Ур. Какое бы море выбрать?.. Вон то, зеленое, замкнутое, пожалуй, самое подходящее.
Автоматы прощупали воду, определили плотность, температуру и прочее. Всего, конечно, не узнаешь, мало ли что таит эта странная незнакомая среда. Но… выбирать не приходится…
Ур тронул клавишу посадочного автомата. Ох, кажется, трасса спуска излишне крута…
Лодка со свистом врезалась в зеленую воду.
Сквозь сон Ур услышал голоса и вмиг продрал глаза, приподнялся на локте.
Возле летней кухни пил воду из кружки Валерий Горбачевский. Мать обмахивала фартуком табуретку, предлагая садиться, а рядом с ней стояла Нонна. Тутовое дерево, еще не до конца облетевшее, шелестело над ними листвой, и пятна солнечного света скользили по Нонниному лицу, обращенному к Уру.
— Здорово, Шамнилсиныч! — гаркнул Валерий, протягивая руку. — Ну и здоров ты спать.
— Привет, Валерий, — подошел к гостям Ур. — Здравствуй, Нонна.
Он пожал ее узкую прохладную руку.
— Здравствуй, Ур. — Она спокойно смотрела на него со слабой улыбкой. — Давно тебя не видела… Мы привезли тебе почту. И вот этот пакет — посылку от Русто.
— От Русто? — Ур наконец отвел взгляд от лица Нонны и развернул пакет. — А, это моя бритва, я забыл ее там… Спасибо.
Каа притащила с веранды вторую табуретку и, лопоча что-то, пригласила гостей садиться. Потом сунула ноги в туфли и побежала со двора.
— За отцом пошла, — сказал Ур.
— Только не вздумай ничего затевать. — Нонна села на табуретку, аккуратно вздернув на коленях брюки. — Ни в коем случае. Мы ненадолго приехали. По делу.
Ур тоже сел.
— Мне нужно с тобой поговорить, — деловито начала Нонна, однако что-то в лице Ура заставило ее остановить взятый было разбег. — Ты очень изменился, Ур.
Нет, не удавалось выдерживать заранее намеченный непринужденный тон, будто ничего не произошло и все осталось как прежде.
— Если можно, смотри куда-нибудь в сторону, — тихо сказала она, испытывая неясную тревогу от его пристального взгляда.
Ур склонил голову, уставился на свои старые кеды.
— Ты решил снова отрастить бороду?
— Нет… — Ур провел ладонью по заросшей щеке. — Просто не брился… Я сейчас!
Он схватил бритву, присланную Русто, принялся нервными движениями заводить пружину.
— Погоди, потом побреешься, — сказала Нонна, и он послушно замер, опустив белую коробочку бритвы на колено. — Ур, я ни о чем тебя не спрашиваю. Только не перебивай… Ни о чем не спрашиваю, ни во что не вмешиваюсь, не посягаю на твои планы. Но есть одна просьба. Не только моя. И Вера Федоровна просит, и… если хочешь, весь институт…
Торопясь и волнуясь, ужасаясь собственному многословию, Нонна изложила просьбу.
— Нонна, — поднял голову Ур, — ты приехала только затем, чтобы сказать мне это? Чтобы я закончил проект?
— Да. Ты, по-видимому, не собирался заглянуть в институт… Что ж, если гора не идет к Магомету…
— Понятно. За два месяца, наверное, можно закончить расчеты. Даже раньше, я думаю. Но, видишь ли… мои планы несколько переменились…
— Ур, только не спеши отказываться! — воскликнула Нонна. — Вспомни, как ты говорил об океане дешевой электроэнергии… о совмещении магнитной и географической осей… Вспомни, вспомни, Ур! Не могу поверить, что ты начисто потерял интерес ко всему. Я знаю теперь о твоей… о необычайности твоего прошлого… но, что бы там ни было, ты человек, Ур. Человек среди людей.
Она вдруг умолкла, переведя дыхание. Что с ней творится? Совершенно разучилась спокойно разговаривать…
Скрипнула калитка, во двор вошли Каа и улыбающийся Шам в своей клетчатой рубахе навыпуск, с желтой плетеной корзиной, из которой торчали виноградные листья.
— Еще раз прошу, Ур, не торопись с отказом, — сказала Нонна, поднимаясь.
— Хорошо, — сказал Ур, тоже вставая. — Я подумаю.
Работа над проектом шла полным ходом. Рустам поселил Ура в квартире своего старшего брата, уехавшего с семьей в длительную командировку. Полы в обеих комнатах тут были устланы картами, склеенными листами ватмана, таблицами. Каждый вечер после работы Нонна, Валерий и Рустам приезжали сюда, помогали Уру, составляли вертикальный разрез плотности воды вдоль пятидесятого градуса южной широты — параллели, которая как бы служит осью величайшего на планете поверхностного течения, Течения Западных Ветров, непрерывным кольцом опоясывающего южное полушарие.
Вот и сегодня, дождливым вечером, они собрались здесь — все, кроме Валерия, который из института поехал в научтех-библиотеку за очередными материалами. Рустам и Нонна занялись упомянутым разрезом плотности воды. Ур размышлял над странным своим блокнотом, медленно перематывая пленку с одному ему понятными записями.
— Между прочим, наши сегодня играют с финнами, — сказал Рустам, не поднимая головы от ватмана.
— А хоть бы и с дельфинами, — сказала Нонна. — Двадцать пятый западной долготы, глубина пятьсот тридцать четыре и четыре. Отметил?
— Поговорить не с кем, — проворчал Рустам, отмечая указанную точку. — Где Валерку носит, хотел бы я знать?
В восемь он включил телевизор и, закурив, кинулся в кресло. Профессионально-бодрый голос комментатора начал перечислять составы команд. Тут прозвенел звонок.
— Наконец-то заявился, — сказал Рустам, не отрывая горящего взгляда от экрана. — Ур, открой, пожалуйста.
Ур сунул свой блокнот в карман и пошел отворять дверь.
Это был не Валерий. В маленькую переднюю, сразу заполнив ее громкими голосами и шуршанием мокрых плащей, вошли Вера Федоровна и Грушин.
— Вот они где угнездились, голубчики, — прищурилась Вера Федоровна на онемевших от неожиданности Ура, Нонну и Рустама, которого директорское контральто выдернуло из кресла, как морковку из грядки. — Нарочно подыскали квартирку без телефона.
Крупная, уверенная в себе, она прошла в комнату и, огибая расстеленные на полу ватманы, направилась к креслу.
— Садитесь все, — сказала она, — и выключите телевизор. Буду держать речь.
— С вашего разрешения, — сказал Рустам, — я выключу только звук, а изображение оставлю. Наши с финнами играют…
— Ну, если с финнами, тогда можно только звук. — Вере Федоровне не чуждо было великодушие. — Итак, объясняю причину визита. Мне позвонили из Москвы и сообщили, что нам разрешено участие в экспедиции Русто. Для трех человек. Не улыбайтесь преждевременно, Нонна, потому что еще неизвестно, кто поедет.
— Хорошо, я не буду улыбаться. Но все равно приятно…
— Закончив разговор с Москвой, я позвонила к вам, — директриса тряхнула головой в сторону Нонны, — и убедилась в педантичной аккуратности моих сотрудников.
— Мы ушли ровно в шесть, — сказала Нонна, приподняв округлые черные брови.
— Я и говорю: мои педантичные сотрудники скорее умрут, чем задержатся лишнюю минуту на работе. Хорошо, что моя Ниночка превосходно воспитана. Какими путями ей удалось установить адрес этой квартирки, я не знаю. Но пока она обзванивала город, у нас с Леонидом Петровичем произошел сугубо океанографический разговор, который несколько затянулся. И поэтому, девушки, не думайте, что мы приехали только для того, чтобы сообщить радостную весть…
— Ай-яй-яй-яй-я-ай! — завопил вдруг Рустам, ударив себя по коленям. — Извините, — тотчас спохватился он. — Такую возможность Якушев сейчас упустил, клянусь…
— Поскольку телевизор работает без звука, то вы и переживайте, Рустам, соответственно. — Вера Федоровна сунула в рот длинную сигарету, и Рустам, щелкнув зажигалкой, дал ей прикурить. — Так вот, — продолжала она. — Ввиду того что ваш проект, Ур, скоро, как я полагаю, нарастит мясо на кости и будет подан к столу, я бы хотела разобраться хотя бы в его скелете. И Леонид Петрович хочет. Он, между нами, настроен скептически…
— Позвольте, Вера Федоровна, — вскинулся тот. — Дело не в моем каком-то там прирожденном скепсисе. Дело в исходных посылках и законах физики. Разрешите, я выскажу…
— Да уж валяйте, раз начали.
— Начну с того, что полностью сознаю большую важность проблемы получения дешевой энергии. Я интересуюсь этими вопросами, хотя и не совсем по специальности. Производство электроэнергии в наше время практически удваивается за каждое десятилетие. Удваивается! Мировое производство ее уже превысило четыре триллиона киловатт-часов в год. Если так пойдет и дальше, то — не помню точно, в какие сроки, но в обозримое время — энергоресурсы на шарике будут исчерпаны. Имею в виду уголь, нефть и другое природное топливо. Вы слушаете, Ур?
— Да, — поднял тот глаза на Грушина. — Я весь внимание..
— А то мне показалось, что вы отключились… Пойдем дальше. Гидроэлектрическая энергия тоже не безгранична — почти все мощные реки уже перегорожены плотинами. Еще какие естественные источники энергии? Ветер, солнечное тепло, энергия приливов… Все это мы используем пока очень мало. Дороги приливные станции, дороги и солнечные — по экономическим показателям не проходят. Да если бы и прошли, то их ресурсы, это уже подсчитано, дадут в год примерно такую же мощность, сколько дают теперь в сумме все электрические мощности, производимые промышленным способом. Это сопоставимо. Тот же порядок. Это, между прочим, факт сам по себе замечательный и, скажем, для прошлого века просто фантастический: энергия, добываемая человеком, сравнялась с энергией природных явлений. Каково?
— Леонид Петрович, все это очень интересно, — вставила Вера Федоровна, — но все-таки давайте ближе к делу.
— Да… да, да, ближе к делу… Итак, природные ресурсы ограничены, и двадцать первый век на них не выедет. Какой есть выход? Только один — ядро атома. Энергия деления и энергия термоядерного синтеза. Сейчас у нас и за рубежом идут большие работы с целью добиться лучшего использования делящихся материалов. Атомные реакторы нового типа, вероятно, станут дешевле и экономичней, они будут превращать в энергию не только уран-235, но и уран-238, то есть практически всю руду. И наконец, управляемая термоядерная реакция. В конце века, я уверен, она будет осуществлена, и вот тогда-то призрак энергетического голода исчезнет надолго, во всяком случае на многие-многие века. Дейтерий, извлеченный из 160 кубометров воды, даст столько же энергии, сколько дают теперь все добываемые за год миллионы тонн угля и нефти. А дейтерия в морской воде сколько угодно. Запасы лития тоже огромны… Ну, собственно, я почти все сказал. Слишком сложна и трудна проблема будущей энергетики. И поэтому ваша идея использования в энергетических целях морских течений мне кажется… вежливо говоря, она малоперспективна. Конечно, электрические токи в море есть и вызывают некоторые электромагнитные силы, но очень уж эти силы слабенькие — порядка десяти миллионных силы Кориолиса. Да вы сами это прекрасно знаете…
— Так. — Вера Федоровна хлопнула ладонью по подлокотнику кресла. — Одна сторона высказалась. Выкладывайте возражения, Ур. Или вы, Нонна?
— Возразить, Вера Федоровна, может только Ур, — сказала Нонна. — Мне в проекте тоже далеко не все понятно. И если бы я сама не видела, как на Джанавар-чае прибор показал излишек энергии, то рассуждала бы в точности как Леонид Петрович. За одним исключением. Ядерная энергетика имеет замечательное будущее, полностью согласна. Но и у нее есть ограничитель — недопустимая степень загрязнения окружающей среды. Во избежание катастрофического перегрева атмосферы выработку термоядерной энергии придется сдерживать.
— Вы правы, такой ограничитель будет, но все равно ядерной энергии человечеству хватит даже при сдерживании выработки.
— Не стану спорить, я не футуролог, — сказала Нонна. — И вообще, я просто технический исполнитель проекта. Наше с Рустамом и Горбачевским дело — подготовить данные о Течении Западных Ветров, вот и все.
С минуту все молчали. Поглядывали на Ура — теперь была его очередь.
— Хорошо, попробую объяснить, насколько смогу. — Ур потеребил свою шевелюру. — Прошу учесть, что я не автор идеи. На Эйре я был техником на станции синтеза. Обыкновенным техником с обыкновенным образованием…
— Обыкновенное в масштабе Эйра? — вставил Грушнн.
— Да, конечно… Так вот. Когда мы летели к Земле, я изучил общий курс планетологии и все, что было известно о Земле. Перед высадкой мы проделали множество измерений, в частности магнитную съемку, и мои спутники… специалисты с Эйра… они были, как бы сказать… ну, по-своему поражены были космическим феноменом, каким представилась им Земля. Среди известных им планет нет ни одной, которая имела бы такое ярко выраженное магнитное поле и такую огромную акваторию. Кто-то из моих спутников первым высказал эту идею… идею о дефекте, который надо исправить, чтобы черпать энергию из внепланетных источников.
— Дефект — это несовпадение магнитной и географической осей? — спросила Вера Федоровна. — Да.
— Под внепланетным источником имелось в виду Солнце, — полувопросительно, полуутвердительно сказал Грушин.
— Разве в космосе, кроме Солнца, нет источников энергии? — посмотрел на него Ур. — Космос полон ею.
— Если вы говорите о космических лучах, то они доходят до поверхности Земли настолько ослабленными, что не могут…
— Космические лучи — слишком общее название, — сказал Ур. — Я не знаю, как назвать эти заряженные частицы и их источник. На Эйре очень давно создана система, которая преобразует это излучение в энергию различных видов. Мне кажется, ближе всего для обозначения потока частиц, о котором идет речь, выражение «релятивистские электроны». Но не могу поручиться за точность… На Эйре принята общая теория планетных атмосфер, я думаю, она имеет универсальное значение, но изложить ее мне не по силам. Требуется определенная магнитная структура, чтобы широкие ливни, образующиеся при встрече первичного галактического излучения с атмосферой планеты, могли быть уловлены, измерены и преобразованы в нужный вид энергии. Эти ливни частиц взаимодействуют с поверхностью планеты, но лучше всего — с подвижным веществом, пересекающим магнитные меридианы. На этом принципе и основана на Эйре установка искусственного магнитного поля. Очень сложная система. Можно сказать, гордость эирской науки… И вот почему их поразила Земля с ее естественным магнитным полем и морскими течениями, переносящими огромные массы воды. Природа сама создала превосходную энергетическую установку с одним лишь дефектом…