И мы поехали в больницу, откуда нас забрала тетя. Мне она ничего не сказала, досталось как всегда Диме. Конечно, сын-то у нее вменяемый, в отличии от племянницы. И с него отдельный спрос. К тому же, что взять с эпилептика? Я могу ведь и забиться в судорогах, начать задыхаться и умереть. И сразу же решат, что это тетка виновата. Сейчас я делю наследство с ней, точнее с моим двоюродным братом, тетка мне не приходится родней, она вдова дяди, тот умер почти двадцать лет назад и с тех пор мой брат с матерью жили в доме дедушки. Я жила с ними. Пока и дед не отошел в мир иной. Фактически из родственников у меня остался только двоюродный брат.
— Гела, что опять случилось? — спросила тетя стоило нам только зайти в дом.
— Ничего, все как обычно уродливо — пожала я плечами.
— Но, ведь приступов не было уже больше двух месяцев, почему снова? Скажи, честно, что-то в институте? — продолжила она допытываться.
— Ничего. Говорю же, я просто устала.
— Как ты не поймешь?! Ты выросла у меня на глазах, я люблю тебя так же сильно, как и Диму…
— Не надо, Инна, не стоит. Мы обе знаем, что никто не может любить чужого ребенка, так же, как родного. Я благодарна тебе за помощь в моем воспитании, но этого достаточно. Давай, ты просто сделаешь вид, что ничего не произошло — посмотрела я на женщину и не дождавшись ответной реплики, поднялась в гостевую комнату, в своей мне даже ночевать негде, кровать я тоже умудрилась сломать.
— Мам, хватит, не плачь. Ты же видишь это бесполезно. Я люблю ее, очень сильно люблю, но даже мне не удается пробиться сквозь стены, что она возвела вокруг себя — видимо, я неплотно прикрыла дверь и сейчас в комнату доходили звуки снизу.
— Дима, ты мой сын, а она моя дочь. Как она не может этого понять? Я пела ей колыбельные, держала за ручку, когда на делала первые шаги, утешала, когда она плакала. Она — мой Ангелок, почему же эта девочка так изменилась? Что я сделала не так?
Ну и как ей объяснить, что она тут совершенно не при чем. Все гораздо проще — я устала, от всего этого и хочу лишь причинить кому-нибудь боль. Такую же, что сама испытываю. Мне стало невмоготу сдерживаться. И я больше не буду этого делать. Зачем? Жизнь так пуста и скучна. Уродство. Я все поменяю, но для начала все разрушу. И пусть кто-то за меня потом строит на руинах что-то новое.
Вдох-выдох и мы опять играем в любимых.
Пропадаем и тонем в нежности заливах,
Не боясь и не тая этих чувств сильных.
Ловим сладкие грёзы на сказочных склонах.
Ангелика
Новый Год. Я сижу на пуфике и смотрю на себя в зеркало. Уродина. Страшная. Не нужная. Мерзкая. Уродина. Да, я такая. И мне не стыдно. Ни капли. Я хочу избавиться от боли. Я подарю эту боль кому-то еще. Или, хотя бы, поделюсь ей. Что в этом ужасного? Сделать больно другому? Ничего. Нет ничего ужасного.
Встаю и иду в прихожую. Брат сидит у телевизора. Тетка готовит ужин. Их жизнь прекрасна без меня. Моя — без них. Они не приносят мне счастья. Они ничего не могут принести.
— Маленькая, ты куда? — спрашивает брат.
— Я ухожу. За мой приехали — говорю это все не для его успокоения, а чтобы отвязался.
— Не будешь встречать Новый Год дома? — выглядывает из кухни тетка.
— Нет. Меня пригласили кое-куда — одеваю шубу.
— У нашей девочки появился молодой человек? — улыбается она.
— Нет. Он не молодой — застегиваю сапоги.
— Я хочу с ним познакомиться — поднимается брат с дивана.
— Не стоит. Я приду домой после полуночи.
И я ухожу. Спускаюсь по ступенькам. Он выходит из машины с охапкой цветов. Ненавижу цветы. Но, он не знает. Откуда ему? Он вообще ничего обо мне не знает.
— Привет — улыбается и целует меня, быстро, но в губы.
— Куда поедем? — спрашиваю просто так.
— Ко мне. Если, ты не против? — какой он галантный, но это ничего не меняет.
— Не против — хочу поскорей все это закончить.
— Может, стоит вначале зайти к тебе познакомиться? — беспокоиться он.
— Ты же не маньяк?
— Нет — продолжает улыбаться он.
— Тогда, не о чем волноваться.
И мы едем к нему. Я бывала тут уже один раз. Неплохая квартира. Дорогая. Конечно, он не бедствует с такими родителями. Впрочем, я тоже не из нуждающихся.
Он красиво тут все обставил, даже елку нарядил. Накрытый стол, тихая музыка. Мне нравится. Он помогает снять шубу и восторженно меня рассматривая, замирает. Я постаралась. Внутреннее уродство скрыть не поможет, но внешне я — неотразима. Как и всегда. Правда, изменить любимому черному цвету так и не смогла.
— Ты очень красива — произносит он, когда пауза слишком затягивается.
— Я старалась казаться такой — киваю я и прохожу в гостиную.
— Я хотел провести этот Новый Год только с тобой — отвечает на мой немой вопрос он, замечая, что я удивленно смотрю только на два столовых прибора.
— Наши желания совпали — и это не ложь. Думаю, тянуть дальше не имеет смысла.
— Я рад. Тогда, прошу за стол.
Едим мы в молчании. Поэтому когда начинается бой курантов, я вздрагиваю. Смотрю на него. Вот уже час, как он ждет чего-то и кажется время пришло. Сейчас осталась последняя часть этого Мерлезонского балета. Он подходит ко мне и поднимает со стула. Сам встает на одно колено и протягивает мне бархатную коробочку:
— Гела, я люблю тебя. Так сильно, что не представляю жизнь без тебя. Ты выйдешь за меня? — слова ему дались с трудом, но он все же сказал это.
Я улыбаюсь и открывая футляр достаю красивое колечко. Одеваю его на безымянный палец. Мило смотрится. Ему большего подтверждения и не нужно. Он встает и притягивая меня к себе неспешно целует. Красивое завершение красивой игры. Поднимает меня на руки и несет в спальню. Я ждала этого момента с нашей первой встречи. Ждала и боялась, что не смогу. Но он сам принял решение.
Поцелуи и ласки. Одежда падает на пол, некрасиво перемешиваясь в одну кучу. Он искусен в сексе. Я почти не притворяюсь. Почти. Наши тела на фоне неоновых огней, переплетение рук, ног, вздохов и всхлипов. Красиво. Уродливо. Какая разница? Ему это нравится. Нравится, что он первый и думаю, последний. А мне? А мне уже все равно. Я не понимаю, почему боль не уходит? Или надо сделать все до конца и тогда уже мечтать об избавлении?
— Почему ты не сказала? Тебе было больно? — спрашивает он заглядывая мне в глаза.
— Мне всегда больно. Скажи, ты меня любишь? — сажусь я на край постели, спиной к нему.
— Да. Я люблю тебя. Безумно люблю — его рука проводит по контурам моего позвоночника.
— Уже не так больно — оборачиваюсь я и широко улыбаюсь — скажи, каково это любить и трахать единокровную сестру?
Он замирает. Его тело напрягается. Он молчит. Минуту… Другую:
— Что?
— Что слышал, Артем. Я — твоя сестра, Ангелика — поднимаюсь я с постели и начинаю одеваться.
— Этого не может быть, Ты — Гела — шепчет он, не двигаясь с места.
— Сокращенно от Ангелики — я поднимаю его мобильник.
Просматриваю «журнал». А вот и нужный мне номер. Набираю. Гудки, тягучие, медленные. За это время Артем приходит в себя и встает с постели. Мне, наконец, отвечают:
— Темка, С Новым Годом тебя! — какой знакомый голос.
— Это не Артем, а Ангелика — и включаю громкую связь, пусть слышит.
— Ангелика? Почему у тебя телефон Артема? — кто-то занервничал.
— Потому, что я сейчас с ним, папочка. Правда, он мне не верит, что я твоя дочь — строю я обиженную гримасу.
— Я не понимаю, что происходит. Дай трубку своему брату!
— Конечно — кидаю я телефон Артему и одеваю платье.
— Пап? Эта та самая Ангелика?..
Дальше я не слушаю, выхожу в коридор. Накидываю шубу на плечи и открываю дверь.
— Прощай, Артем…
Боль исчезла только на каплю. Это не стоило таких усилий. Хочу в свою комнату. Пора там делать перестановку.
Артем
Это кошмар. Просто страшный сон! Этого не может быть в реальности. Только не она, только не Гела! Как?! Как такое могла случится?! Зачем она это сделала?! И главное, куда она пошла? На дворе ночь! Я должен вернуть ее! Мы можем все еще изменить! Господи, я люблю ее! Независимо оттого, кто она — студентка, сестра… Для меня Гела — это Гела. Моя любимая девушка! Плевать на обман, плевать на все! Я просто хочу быть с ней! Набираю ее номер:
— Что еще? — ее голос не изменился, словно ничего и не было.
— Зачем?
— Разве неясно? Я хотела избавиться от боли.
— Через меня?
— Нет. Думала отдать ее тебе. Но, ничего не изменилось. Поэтому, извини, но мне больше не интересно.
— Гела! О чем ты?! Я ведь люблю тебя!
— И что? А я тебя — нет. Каково это? Когда ты — любишь, а тебя — нет?
— Ты мстишь? — и смех в ушах, ее смех.
— Нет. Я всего лишь напоминаю о себе. Слишком долго вы жили забывая обо мне. Теперь ты будешь помнить — всегда.
И она отключилась, но звук машин я услышал. Большего и не надо. Я выбежал из дома и помчался в сторону автострады. Она, наверняка, пошла туда. Я уверен. И правда, одинокая фигурка стоит по другую сторону дороги. Будто почувствовав мой взгляд Гела смотрит в ответ.
Я не вижу выражение ее лица. Слишком далеко и темно. Надо подойти ближе. Иду. Меня ослепляет свет и звук глухого удара. Боль. Неужели… все?…
Ангелика
Он умер на моих глазах. Я ничего не почувствовала. Ничего. Мне не было жаль его. Мне никого не жаль. Ведь никто не жалел меня.
Кто я?
Кому я нужна?
Почему я?
Эти вопросы навсегда со мной.
Моя мать умерла при родах.
Мой отец отказался от меня в роддоме.
Мои дедушка и бабушка не любили меня потому, что я в первую очередь я была Его ребенком, а не их дочери.
Чужая тетка.
Мачеха.
Она вырастила меня. Но, я не смогла полюбить ее.
Брат.
Он не мог забрать мою боль. Поэтому я не смогла принять его.
Так, кто я?
Кому нужна?
И почему именно я должна мучиться из-за грехов родителей?
Почему в одиночку?
Я хочу, чтобы мучились вместе со мной, если нельзя вместо меня.
Он лежал на асфальте. Кругом суетились люди. А я стояла и смотрела на то, как по белому от снега асфальту растекается кровь, того же цвета, что и у меня течет по венам. Уродливо.
Отвернулась и пошла прочь. Пожар внутри начал разгораться с новой силой. мне надо домой. Я хочу домой. Сильно…
Я не дошла. Просто, устав решила отдохнуть где-нибудь. Работал только отель. Взяла номер на самом верхнем этаже. Зашла. Смахнула вазу. Пнула стул. Скучно. Открыла бутылку шампанского из бара. Руки трясуться. Скоро начнется припадок. Глотнула шампанского и ударила бутылку об стену. Хочу свежего воздуха. Открыла балкон и вышла на него. Красиво. Все мигает и горит. Красиво. Набрала номер.
— Ангелика?
— Да. Знаешь, сегодня умер твой сын.