– Я совсем не беспомощна.
К своему удивлению, Ферн поняла, что под ее бравадой есть зерно правды, она ведь не какое-то бездеятельное, покорное существо. Хотя ее незнание – столь неожиданное для нее пару дней назад – еще оставалось источником постоянного огорчения, она все же сумела найти способ поведения даже с таким удивительным и пугающим человеком, как ее муж.
Потом Колин поцеловал ее, и прошло много времени, прежде чем они продолжили процесс водружения матраса на кровать. Когда он был на месте, Ферн достала из комода белье и нахмурилась.
– Я никогда в жизни не стелила постель, – сообщила она.
Колин поднял бровь.
– Давай сюда простыни.
– Но как вы…
– Итон, mon ange, – ответил Колин, с хлопком разворачивая верхнюю простыню. – Теперь встань здесь, и я покажу тебе, как это делается.
Ферн смущенно выполнила приказ. Когда они закончили, он растянулся на постели, а она взяла где-то найденные тряпки и стала вытирать мебель, но поднятая ею пыль немедленно оседала на только что блестящее дерево. Она чихнула.
– Брось. Ферн. Ничего хорошего ты все равно не добьешься.
Пытаясь чихать, как полагается леди, она лишь согласно кивнула.
– Уже темнеет, – добавил Колин.
– И есть хочется, – призналась она.
– Неудивительно. – Он взглянул на карманные часы. – Корзинка с едой в коридоре. Если ты сама заправишь лампы, я принесу ее, дрова, воду и чайник. Конечно, ужин будет легким, но этого должно хватить, пока утром я не схожу в деревню.
Ферн снова кивнула. Поднявшись и бросив на кровать пакетик с бумажными спичками, Колин вышел.
Как только дверь закрылась, Ферн сразу пожалела, что позволила ему оставить ее, а если бежать за ним, это означает возвращение на кухню. Она поежилась, стараясь отогнать дурное предчувствие. Видимая из окна скалистая вершина холма опускалась к деревне, вересковая пустошь и болото сплетались в предательский гобелен из вереска, лишайников и осоки. Дождь зарядил надолго, это не гроза с раскатами грома и треском молний, а равномерный ливень, затопивший, казалось, всю землю, лишивший мир красок, превративший его в сплошное болото.
Стерев пыль с одной из ламп, Ферн заправила ее, дождалась, когда древний фитилек пропитается новым маслом, затем аккуратно чиркнула спичкой и поднесла огонь к концу фитиля. Тот загорелся, хотя менее ярко, чем парафиновая свеча, но Ферн была признательна веселому огоньку, прогонявшему серость дождя и пыли. К сожалению, розовый шарик света оставил во мраке загроможденные углы комнаты, отчего мебель там казалась большими тенями. Не угрожающими, нет, скорее одинокими. Мысль была настолько смехотворной, что Ферн заставила себя громко засмеяться. Но веселья не получилось, и она решила чем-нибудь занять себя: отыскала полотенца в ящике для белья, чистые, хотя и затхлые, выложила их с Колином ночные рубашки. Конечно, рыться в чужих вещах неправильно: пусть запах его одежды теперь и знаком ей, она еще не чувствовала себя вправе трогать личные вещи мужа, тем более неношеные.
Ферн опять взялась за тряпку, пытаясь занять руки делом, чтобы не вспоминать о темной каморке с написанными там словами…
Открывшаяся дверь заставила Ферн подскочить и резко повернуться.
– Я тебя напугал, да?
От искры юмора в глазах Колина у нее сильнее забилось сердце. Это было таким настоящим, таким живым. Это была часть нового Колина, она волновала и пугала ее, вызывала желание схватить его и не отпускать.
В одной руке он нес ведро, чайник и корзину, а другой прижимал к себе большой кусок торфа. Оставив все у камина, он направился с корзиной к постели, чтобы там распаковать ее.
– На кухне я обнаружил дверь, ведущую к колодцу во дворе. Там был и внутренний резервуар, но без воды.
– При таком дожде? – удивилась Ферн, глядя, как он достает большой кусок цыпленка и картошку.
– Думаю, прохудился. – Колин осмотрел еду. – Боюсь, осталось не слишком много.
– Хватит. Теперь я рада, что мы не остановились перекусить, – сказала она. В пути ее возмущало нетерпение мужа.
Пока он делил еду на две равные части, в желудке у Ферн заурчало совсем не как у леди, и Колин одарил ее насмешливым взглядом, от которого сердце ее затрепетало, но по другой причине.
Она торопливо схватила тарелку и начала грызть крыло. Разумеется, ее сестра Фейт сказала бы, что раз он мужчина, то должен получить львиную долю еды, а настоящая леди должна притвориться сытой после нескольких кусочков и предложить ему остальное. Но она не Фейт и к тому же очень голодная.
Ферн ела по возможности аккуратно. Колин делал это медленно, словно хотел, чтобы его порция дольше не кончалась. Он смотрел на нее, она устремила взгляд на свою тарелку. Новый он Колин или прежний, она еще не так свободно чувствовала себя с ним.
– Если бы у нас было раза в два больше, – вздохнул он, съев последний кусок.
– Я видела в кладовой мешок муки, хотя не берусь определить, сколько времени он там стоит.
– И что же ты собираешься делать с мешком муки? – поинтересовался Колин.
– Найти того, кто может из нее что-нибудь приготовить.
– Это моя Ферн, – шутливо сказал он и, видимо, прочтя что-то на ее лице, спросил: – В чем дело?
– Вы опять назвали меня по имени. Сегодня уже несколько раз, а прежде вы почти всегда говорили mon ange.
Колин выглядел слегка озадаченным.
– Наверное, ты права. Я никогда об этом не думал.
– Все это мелочи. – Она пожала плечами.
– Только не для тебя.
Ферн почувствовала, что краснеет, но когда он называл ее по имени, это пробуждало совсем другую ее часть, более для нее существенную, только она не могла объяснить Колину, что имела в виду.
– Я бы хотела вымыться и переодеться, – сказала Ферн, меняя тему. – Я тоже вся в пыли.
Колин начал укладывать кусок торфа на каминную решетку.
– Надеюсь, мы не подожжем дымоход, – нервно заметила она.
– Есть лишь один способ это выяснить.
Когда он взял ламповое масло, Ферн отступила, боясь, что на кринолин попадут брызги. В ответ на ее осторожность Колин поднял бровь, вылил добрую порцию масла на торф, забрал у нее спички, чиркнул одну и бросил в камин. Вскрикнув, Ферн отскочила.
Но пламя не взревело, а быстро образовало горячий прямой столбик огня. Держа наготове ведро, Колин стоял у камина с выражением полного самообладания, а Ферн в ожидании худшего следила за ним.
– Мы чуть сами не задымились, – наконец вымолвила она.
– Да, тяга вроде бы хорошая.
Он поставил ведро и начал вешать над огнем чайник. Желтые языки пламени танцевали на торфе, медленно въедаясь в него, слишком медленно. Ферн вздохнула.
– О чем теперь? – спросил Колин.
Она печально улыбнулась.
– Вода будет готова минут через пятнадцать.
– Тогда незачем тратить их впустую.
Сердце у Ферн дрогнуло от его намека.
– Продолжай, – хрипло произнес Колин.
Она подчинилась, рубашка последовала за жилетом. Теперь Ферн стояла, глядя на редкие черные волосы в треугольном вырезе нижней рубашки, уже хорошо знакомые возбуждающие, поскольку она чувствовала внутри дрожь.
– Ты сам должен ее снять, – каким-то скрипучим, нетвердым голосом сказала она. – Я не достану.
Колин медленно поднял бровь и еще медленнее стянул через голову рубаху. На миг Ферн закрыла глаза, когда же снова открыла их, он смотрел на нее, бесстыдно стоя полуголым, что не могло быть правильно. Колин не целовал ее, не ласкал, не раздевал. Тогда почему она так покраснела?
Грудь у него была покрыта узором красных царапин, которые пугали и в то же время очаровывали ее. Ферн положила руку на одну из отметин, чувствуя, как под ладонью бьется его сердце.
– Они болят? – спросила она.
– Не больше и не меньше, чем я хотел.
Даже ответ Колина вызвал у нее дрожь.
– Я не должна была этого делать.
– А я не должен был этого хотеть. Я слышал, в Лондоне есть место, где любителей для их удовольствия бьют или стегают кнутом.
– Ты хочешь того же? – Ферн отдернула руку.
Он покачал головой:
– Нет. Мне вполне хватает того, что есть. Для напоминания, что я живой.
– Не понимаю. Ничего из этого не понимаю.
– Ты не была наследником титула, – ответил Колин, снова кладя ее руку себе на грудь. – Пэр – это качество, а не человек, и я научился быть совершенным будущим пэром.
Он повел ее руку по своей груди к животу, до более густых завитков выше линии пояса.
– Закончи это, – сказал он.
Помедлив, Ферн начала расстегивать пояс и не остановилась, даже когда заметила под рукой явную выпуклость. Наконец пояс был расстегнут.
– Штаны, – приказал Колин.
С возрастающей дрожью и пылающими щеками Ферн отстегнула верх клапана и отдернула руку, снова коснувшись твердой выпуклости.
– Я не могу, – произнесла она, не в состоянии выразить противоречивую гамму чувств от унижения до приятного возбуждения.
– Ты должна. Бояться нечего, Ферн. – Хотя она пыталась сопротивляться, он взял ее руку и положил на твердый холм.
– Он горячий, – выпалила она и тут же прикусила губу. – Что… как это называется? Твоя интимная часть?
Колин усмехнулся:
– Его медицинское название «пенис». Но большинство мужчин используют более грубые слова.
– О! Ты не хочешь мне сказать какие?
– Нет.
Ферн смотрела на свою руку.
– Больно, когда он такой… набухший?
– А тебе больно, когда ты набухаешь от желания? – Восклицание Ферн вызвало у него усмешку. – Я в состоянии кое-что знать о твоих реакциях так же, как ты в состоянии знать о моих.
– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. – Она густо покраснела.
– Ты не ответила на мой вопрос.
Теперь он изводил ее насмешками, она была уверена.
– Если это заставит тебя умолкнуть, я сделаю, что ты хочешь! – Она полностью отстегнула клапан. – Вот. Я совершенно уверена, что твой камердинер этого для тебя не делает.
Колин не ответил, просто сделал шаг в сторону, чтобы снять обувь. Он выпрямился, и, зная, что за этим последует, Ферн отвела взгляд и нервно облизнула губы.
– Ферн.
Она посмотрела на него. Он стоял перед ней совершенно голый, а его… пенис выдавался между ног, что должно было выглядеть смешным, но выглядело немного пугающе, даже немного угрожающе и определенно приятно возбуждающе. Это было довольно странно, не такая уж это красивая часть его тела, как спина, плечи, бедра. Обхватив себя руками, Ферн замерла в ожидании.
– Сейчас твоя очередь, – сказал Колин.
Поскольку она не шелохнулась, он сам подошел к ней и принялся расстегивать длинный ряд пуговиц от шеи до талии. Затем быстрым движением развязал пояс, который скользнул по колоколу юбок на пол.
– А теперь, – сообщил он, – ты должна раздеться для меня.
Глава 11
– Что? – Ферн изумленно смотрела на него.
– Разденься, – повторил он. – Для меня.
Взявшись за открытый ворот лифа, Ферн стянула его с плеч, один за другим сдернула с себя рукава и бросила лиф на кучу его одежды.
Когда она с немым вопросом посмотрела на Колина, глаза у него, казалось, горели в темноте, пожирая ее, вызывая жар, распространявшийся по всему ее телу.
– Хватит, – прошептала она. – Пожалуйста, Колин.
– Теперь юбки.
Так как Ферн не привыкла раздеваться самостоятельно, ей понадобилось время, чтобы расстегнуть за спиной крючки пояса. Но стянуть юбку через голову она сумела намного быстрее, потому что не доверяла Колину, ибо он мог воспользоваться ее кратковременной слепотой. Тем не менее когда она вынырнула из шелковых складок, он стоял неподвижно. Ферн отложила юбку в сторону и начала развязывать нижние юбки, сначала шелковую с кружевами, затем легкую полотняную, затем стянула обе сразу, добавила их к растущей куче одежды и, не дожидаясь его следующего приказа, освободилась от стальных обручей кринолина. Теперь она стояла только в корсете, чулках и туфлях.
– В таком виде ты мне больше нравишься, – сказал Колин. – Розовое и белое, мягкость и твердость.
Он шагнул вперед. Ферн отступила, блеск в его глазах вызывал у нее тревогу.
– Я должна помыться, Колин. Я устала, у меня несвежая одежда, и сама я тоже.
Он проигнорировал ее слова.
– А ты знаешь, что некоторые мужья бывают в таком восхищении от свадебных корсетов их жен, что не позволяют им переодеваться весь медовый месяц?
Он снова насмехался. Ферн знала это, и все же на его лице не было даже тени юмора. Что он за человек? До ближайшего жилья около мили, никто, кроме того кучера, не знал, где они сейчас… Что мог сделать этот человек, который, смеясь, помогал ей втащить матрас, а потом, всего через час, угрожал ей за свое веселье?
Ферн искала слова, что-нибудь для прекращения грубой выходки. Она представила себя вроде Элизабет или Мэри, своих дерзких, бесстрашных подруг, и слова пришли к ней.
– Должно быть, те жены испытывали большое неудобство, а те мужья обладали весьма плохим обонянием.
Что-то мелькнуло в глубине его глаз, но исчезло так быстро, что Ферн не смогла это определить, сделала еще шаг назад… и резко села, ударившись икрами о кровать.
Он мгновенно оказался на ней, вдавив ее в затхлый матрас, и начал целовать. От страха Ферн вывернулась и со всей силой ударила его в висок. Колин отпрянул, тяжело дыша, но его тяжесть еще прижимала ее к кровати.
– Тогда заставь меня снять твой корсет, Ферн. Сделай мне больно.
Разгоряченная желанием и гневом, она двумя руками уперлась ему в грудь, толкнула в сторону и упала на него. Она чувствовала под своими бедрами твердые мышцы его живота и еще более твердую горячую тяжесть между ними.
– Все, – процедила она сквозь зубы. – Прекрати эти глупые игры. Мы здесь ни во что не играем. Это действительность. Такая же настоящая и важная, как все в нашей жизни, а мы даже не знаем, что делаем. Если тебе нужно это… – Ферн сильно ущипнула его бицепс, вонзив ногти в кожу. – Значит, нужно, и я не спрашиваю о причине. Но я не позволю тебе сводить все это к шутке.
– Иногда серьезность опасна.
– Она настоящая, – упорствовала Ферн.
– Кое о чем трудно просить.
Это спокойное дополнение заставило Ферн умолкнуть, гнев сразу исчез.
– Тогда не проси, – тихо сказала она. – Этого не требуется. Я уже знаю.
– Так дай мне это.
Склонившись над ним, Ферн нашла чувствительное место за его скулой и ласково поцеловала.
– Если ты вынуждаешь меня быть жестокой, – смело прошептала она, – то должен относиться ко мне более великодушно. – И она укусила его.
Колин резко приподнял таз, руки надавили ей на бедра, и пенис скользнул между ними. Ферн заставила себя нарочито медленно двигаться по горлу вниз, потом снова укусила его, и он с силой вошел в нее. Она схватилась за простыни, когда ее тело приняло его, но держалась за них лишь несколько секунд, чувствуя мощные толчки снизу. Затем с дрожью, потрясшей все ее существо, она вонзила ногти ему в плечи и начала двигаться в его ритме. Внутри у нее росло напряжение, скручиваясь в клубок ожидания, кровь все громче шумела в ушах, она уже чувствовала тот недостижимый край, почти случайно обнаруженный ею прошлой ночью, и она достигла его…