— Если бы так! Я тоже так думал и ликовал, сообщая об этой замечательной находке. Но на меня сразу же дотошные коллеги вылили несколько ушатов ледяной воды, ехидно спросили: «А чем вы докажете, что эти разрушения были произведены в древности, когда жители покидали город? Где доказательства, что они не более позднего происхождения? Какой-нибудь бродячий охотник или подвыпивший лесоруб?»
— Резонное возражение, — пожалуй, слишком радостно подхватил Андрей.
— Конечно, резонное, — сердито ответил Альварес, покосившись на него и опять начиная грозно посапывать. — Вот в Яшчилане несколько лет назад лесорубы решили поискать под древним алтарем клад с золотом. Не знали, дурачье, что майя в те времена золота совсем не имели, самыми дорогими украшениями были у них бусы да пластинки из нефрита! Грабителям мешала одна статуя, и они, не задумываясь, разбили ее на куски! Голова статуи откатилась довольно далеко. Не узнай археологи об этой печальной истории, вполне могли бы принять повреждения за свидетельство древнего восстания или вражеского вторжения.
— А может, и эта плита повреждена недавно? Рельеф отчетливо виден, не успел зарасти плесенью.
— Нет, это я его расчищал два года назад, — отмахнулся Альварес. — А до меня его никто не касался уже по крайней мере со времен испанцев, смею вас уверить.
«А чем вы это докажете?» — вертелся на языке у Андрея ехидный вопрос, но он вовремя сдержался.
— Вот в том-то и трудность, — тяжело вздохнул Альварес, поглаживая расколотый камень ладонью. — Рельеф явно поврежден давно, но когда именно — триста или тысячу триста лет назад? Кто это скажет? К сожалению, камень не подвергнешь радиоактивному анализу.
— Да, трудные перед вами встают проблемы, — задумчиво посочувствовал Андрей.
— Еще бы не трудные! Хорошо египтологам: у них все в основном давно ясно, занимаются только уточнением деталей. А у нас чуть не каждое новое открытие заставляет пересматривать множество устоявшихся взглядов и казавшихся бесспорными теорий. Считали, что города на севере, в Юкатане, построены переселенцами из южных покинутых городов. Там, дескать, возникло Новое царство. А раскопки Дзибилчалтуна возле Мериды показали, что возник этот город чуть ли еще не за две тысячи лет до нашей эры! Вот вам и Новое царство…
— Но если переселения с юга в Юкатан не было, то куда же девались жители покинутых городов?
— Вот именно, черт возьми! Я тоже хотел бы узнать это, как и вы. А тайна не проясняется, но лишь все больше запутывается. Открытия приносят, пожалуй, больше новых загадок, чем проясняют старые. Считалось, будто пирамиды у древних майя служили лишь постаментами для храмов и обсерваторий. Но вот Альберто Рус открывает «царскую гробницу» в пирамиде под «Храмом Надписей» в Паленке — и прежние теории рушатся. Сейчас уже найдено несколько гробниц в пирамидах. А в Экмуле на Юкатане обнаруживают вдруг целое кладбище из сорока могил, относящееся к восьмому веку. У всех скелетов нет ног. Видимо, этих людей принесли в жертву богам. Но считалось, что обычай кровавых жертвоприношений возник лишь гораздо позднее — с приходом тольтеков. Опять все пересматривай!
Профессор сказал это с таким сокрушением и даже ужасом, что Андрей невольно рассмеялся.
— Вам смешно! Но хотел бы я услышать, как вы станете смеяться, когда рухнет ваша гипотеза. А моя, кажется, начинает уже качаться и потрескивать…
— Почему? Может, вам еще удастся точно установить, когда были повреждены эти изображения.
— Допустим. А кем они повреждены — как это установить через тысячу лет? Восставшим народом или какими-то вторгшимися чужеземцами?
Он вздохнул и добавил после длинной паузы усталым голосом:
— Слышали о последних раскопках в Алтаре Жертв? Поселение там возникло почти две тысячи лет назад и существовало до девятого века нашей эры, когда этот город был покинут, как и остальные. Все прежние находки говорили, что здесь шло последовательное развитие одной и той же местной культуры. Но с десятого века картина резко меняется. Прежнюю культуру сменяет совершенно иная, явно чужеземная, ее назвали «комплексом Химба». И после этого город умирает… Значит, вторжение? Чье? И тут побывали тольтеки, но не задержались в лесных краях, а ушли дальше, на север?
— Профессор, нас зовут! — прервал его Андрей, давно уже украдкой поглядывавший в сторону холма, где рабочие расчищали пол над гробницей. — Франко машет нам рукой.
— Да? Значит, закончили расчистку. Ну, пошли вскрывать вашу гробницу. Конечно, каламбур невысокого сорта, но дай бог, чтобы не стала она гробницей вашей гипотезы, а?
— Мне надо захватить все принадлежности…
— Пойдемте, я вам помогу.
Взвалив на спину два тяжелых тюка, профессор проворчал:
— Чего вы столько набрали?
Вся земля из комнаты, где находилась гробница, была уже вынесена. Пол прикрывал большой кусок брезента, который предусмотрительный Альварес велел положить в прошлом году, прежде чем делать земляную насыпь. Брезент местами подмок и покрылся зеленоватой плесенью.
«Ну, это пустяки, гробнице ничего не сделалось», — с благодарностью к профессору подумал Андрей.
Комнату ярко освещали три потрескивавших и чадивших факела.
— Посмотрите-ка сюда, — потянул Андрея за рукав профессор к дальней стене. — Вот что я вам хотел показать.
Множество лиц пристально смотрело со стены на Андрея, Это была огромная фреска, покрывавшая всю стену и часть потолка. Она изображала какую-то пышную церемонию.
В центре на вершине ступенчатой пирамиды стоял вождь в горделивой позе, со шкурой ягуара, ниспадающей с плеч. Голову его венчал султан из разноцветных перьев, на груди украшения из бус и драгоценных камней. Вокруг толпились вельможи в красивых высоких головных уборах. Их горбоносые лица со скошенными лбами были торжественны и полны достоинства. А ниже выстроились воины, опираясь на копья.
Еще ниже, на ступенях лестницы, ведущей к вершине пирамиды, перед этими победителями распростерлись пленники с искаженными болью и страданием лицами. Один, с запрокинутой головой и бессильно повисшими руками, уже был принесен в жертву свирепым богам. Остальные пленники покорно ожидали той же участи. Лишь один из них горестно вздымал руки, умоляя о пощаде.
Вся картина была полна какой-то удивительной, энергичной и мрачной экспрессии. Каждая фигура была выписана с малейшими деталями причудливых костюмов. И яркие краски — алые, зеленые, голубые — почти совсем не выцвели за века!
— Хороша? — спросил Альварес таким тоном, будто сам нарисовал все это.
— Великолепна! — тихо ответил Андрей, не в силах отвести глаз от картины и совсем забыв на миг о заветной гробнице.
— А это вы видите? Присмотритесь внимательнее, — вдруг совсем другим, помрачневшим голосом спросил профессор, показывая пальцем на несколько лиц на картине.
Андрей пригляделся, но ничего особенного не заметил и вопрошающе посмотрел на Альвареса.
Тот схватил факел и поднес его к самой фреске.
— Неужели вы не видите, что у многих фигур выцарапаны глаза?! Да не у одиночных, а целыми группами!
— Теперь вижу.
— Сначала я подумал, будто там были драгоценные камни для оживления изображений и со временем они выпали. Пробовал даже искать эти камни в земле, накопившейся за века на полу Нет, никаких камней там не было. Просто кто-то нарочно повредил фреску, выцарапывая именно глаза. Кто-то хотел сознательно осквернить эти священные изображения на стене храма. Кто? Пьяный лесоруб или тем более бродячий суеверный охотник этого не стали бы делать, бессмысленно. Значит, повреждения нанесены еще в древности — или восставшими, или вторгшимися чужеземцами…
— Но, может, это все-таки естественные повреждения? От времени?
— Нет, — замахал факелом Альварес, заставив Андрея отшатнуться в сторону. — Есть явные следы человеческих рук, царапины! А эта трещина?
Сунув факел в руки своему помощнику, профессор рывком сдернул брезент с пола и отшвырнул его в угол.
— Видите эти трещины по углам плиты, прикрывающей вход в гробницу? Ее явно пытались расколоть, чтобы осквернить могилу.
Андрей молча уставился на плиту. По ее поверхности, отполированной почти до блеска, змеилась кривая глубокая трещина. А один уголок плиты был отбит.
Трудно передать, что творилось в душе молодого ученого. Он молчал, не находя слов, но совсем по иной причине, чем Альварес.
Все его мечты и надежды рухнули в один миг…
— Ну, что же вы стоите? — спросил Альварес, озадаченный и даже слегка обеспокоенный его мрачным молчанием. — Давайте разбивать ваш стерильный шатер…
— Зачем? — глухо спросил Андрей, не поднимая головы.
— Как зачем? Будем вскрывать гробницу!
— Можно вскрывать и так… Как вы обычно делаете. Для меня она бесполезна.
— Как бесполезна? — рявкнул профессор. — Почему?!
— Она не герметична.
На какой-то миг Андрею показалось, что Альварес может его сейчас убить. Выхватит факел из рук окаменевшего Франко и ударит по голове…
— Но в гробнице никто не копался, вы же видите, что плиту не сумели разбить или поднять! — закричал Альварес, потрясая над головой тяжелыми кулаками.
В дверной проем, подталкивая друг друга, заглядывали заинтересовавшиеся его криками рабочие.
— На плите трещины. И угол отбит, — стараясь не смотреть ни на них, ни на Альвареса, ответил Андрей.
— Подумаешь, крошечная щелка!
— Я могу взять пробы, если вы настаиваете, но результаты их, какими бы они ни оказались, публиковать не стану и ссылаться на них не буду. Это совершенно бесполезно. Опыт нечист.
— Тогда убирайтесь со своими пробирками и не мешайте нам работать! — заревел Альварес. — Вы отказались при свидетелях, и кончено!
В бешенстве он несколько раз пнул ногой один из тюков со стерильным оборудованием, которое так оберегал Андрей всю дорогу.
С помощью рабочих Андрей поспешил вытащить из комнаты свои вещи и отнес их обратно в лагерь, где и уселся под кустом в полном отупении, охватив голову руками.
Сколько он просидел так в одиночестве и глубокой прострации, Андрей не мог бы сказать.
Потом раздалось тяжелое сопение, зашуршала трава под ногами, и рядом с ним грузно опустился на землю Альварес.
— Ладно, chamaco [19], не дуйся на меня, как девчонка, — виновато сказал профессор. — Я тебя понимаю, но и ты должен простить меня.
Он грустно посопел, вздохнул и добавил;
— Обидно. Так берег для тебя эту могилу… Но ты молодец. Ты настоящий ученый. Так, конечно, и надо — быть неподкупно требовательным. И ты был прав, — он положил руку на плечо Андрею и тут же отдернул ее: — Дьявол, весь перемазался в грязи и тебя испачкал. В эту проклятую трещину затекала вода, в гробнице все попорчено. Но кое-что есть интересное. Пойдем посмотрим, а?
Андрей молча поднялся и, сутулясь, словно старик, устало поплелся за профессором.
Придя в храм, Андрей увидел глубокую яму, зиявшую посреди пола. Возле нее высилась груда сырой земли.
А в яме лежал скелет — неудобно скорченный, с подогнутыми ногами. Возле него хлопотал Франко, весь перемазанный грязью.
— Нашел еще одну раковину, профессор! — непривычным для него повеселевшим голосом сказал Франко.
— Такая же?
— Да. Тоже Spondilus.
Помощник осторожно передал профессору тускло поблескивавшую небольшую раковину. Андрей полагал, что она служила украшением и должна быть как-то обделана. Но раковина оказалась самой обыкновенной.
— Что в ней интересного? — спросил он у профессора.
— Как что? Это же морская раковина! Кроме того, нашли в могиле несколько игл морского ежа. Это свидетельствует о довольно широко развитых торговых связях в те древние времена. И видимо, нелегко сюда было доставить эти вещи с морского побережья, если они считались сами по себе ценными украшениями.
— Но главное, вот что мы нашли, — Альварес подвел Андрея к расстеленному в сторонке куску брезента. — Полюбуйтесь!
На брезенте лежала каменная маска, украшенная инкрустациями из тех же раковин.
— Погребальная…
Андрею она не очень понравилась. Та маска, гипсовая копия которой висела на стене в кабинете Альвареса, была, конечно, гораздо выразительнее, хотя и без всяких украшений. Или просто у него сегодня такое настроение, что уж ничего не могло нравиться?..
Альварес, видно, почувствовал это, потому что несколько виноватым тоном сказал:
— Мало нашли интересного. Вы были правы: гробница попорчена, в нее затекала вода, все истлело, кроме раковин да камня.
— А к какому времени она относится?
— Сразу трудно сказать. Но по некоторым признакам захоронение довольно архаичное, а, Франко? Вероятно, эта гробница была поставлена еще в первые годы существования города.
Археологи занимались гробницей до самого вечера: фотографировали с разных точек, разбивали веревочками на квадраты, потом составляли схему, помечая точно, где именно лежала каждая раковина или иголка морского ежа. Андрей помогал им, но, признаться, без особого интереса.
Профессор чувствовал себя виноватым и решил его утешить.
— Ну что же… При всех признаю, что вы правы, — сказал он вечером у костра. — Ваши исследования требуют еще большей точности, чем мои. И придираться к вам станут строже. Надо найти такую гробницу, возле которой и близко никто еще не побывал.
— Это возможно?
— Надеюсь. Я же говорил: этот городок слишком невелик, чтобы стоять вдалеке от других поселений. Должны быть где-то поблизости еще развалины. Не все же мы уже разыскали. Но трудно. Придется забираться в самую глушь.
Он подумал и добавил:
— Видимо, придется разделиться. Пусть Франко ведет здесь раскопки, справится пока без меня. Тут устроим базовый лагерь. А сами налегке отправимся на разведку. Может, встретим лакандонов, если посчастливится. Но они вряд ли станут нам помогать. Упрямый народ, истинные потомки древних майя. Живут по-прежнему в самой глуши, сторонясь цивилизации, и почти точно так же, наверное, как простые земледельцы майя в древности. И до сих пор поклоняются древним богам, приносят дары на древние алтари. Заманчиво с ними познакомиться, а?
Глаза его загорелись, круглое раскрасневшееся от зноя лицо с торчащими в стороны усами приняло забавно-мечтательное выражение.
— Решено! — выкрикнул Альварес, хлопая Андрея по плечу. — Полезем в самые дебри. Эти камни от нас уже не уйдут.
ЛЕТАЮЩИЙ ЖРЕЦ
Четыре дня они втроем — Альварес, Бенито и Андрей — занимались разведкой окрестностей. Это оказалось неимоверно трудным делом. Никаких троп не было. Приходилось буквально прорубаться сквозь непролазную чащу. Только теперь Андрей понял, как нелегко было археологам найти в лесных дебрях эти развалины и проложить к ним тропу от реки.
Всем троим приходилось по очереди часами рубить ветви тяжелыми мачете, и теперь Андрей поневоле научился этому трудному делу. К вечеру он так выматывался, что чуть не засыпал прямо у костра с лепешкой во рту, не оставалось сил даже добраться до гамака.
А утром просыпался от крика неутомимого Бенито:
— Arriba!
— Vamonos! — вторил ему, покряхтывая, Альварес.
Андрей удивлялся и завидовал их выносливости, ведь они были гораздо старше его.
А результат их каторжных трудов и усилий? Они нашли только еще одну-единственную стелу.
И наткнулись на нее совершенно случайно. Каменный столб стоял, чуть накренившись, в самой гуще зарослей и был так плотно оплетен лианами, что путешественники наверняка прошли бы мимо, приняв его за простой древесный ствол.
Но, к счастью, мачете в руках Андрея скользнул по лиане и звякнул, ударившись о камень…
Они очистили стелу от лиан и наросшего мха. Обелиск был высотой в три с половиной метра, почти правильной четырехугольной формы. После чистки скульптурные изображения на нем стали резко выделяться на фоне сочной зелени. Когда-то они были ярко окрашены. Следы краски до сих пор сохранились местами в глубоких выщербинах камня. Это поразило Андрея: казалось, каменный столб был поставлен здесь недавно, а не многие столетья назад.