— Семь с половиной месяцев, — обреченно сказал Ярницкий.
— Время есть, — вздохнул Круглов.
— Куда бы только его употребить, — не глядя на капитана, пробормотал Ярницкий.
— Не так мрачно, Витя, — не слишком уверенно отозвался Круглов. — Мы остались живы, это уже не так плохо. У нас есть запасы кислорода и продуктов, это тоже хорошо. И регенерационная система практически в исправном состоянии. Можно сказать, нам повезло.
— Не думаю, чтобы это можно было назвать везением, — вздохнул Ярницкий. — Везение в другом…
Капитан сидел в кресле, потирая виски.
— Хреново без компьютера, — прищурился он. — Ты уже отвык от таких упражнений, верно?
Он потянулся.
Включив селектор, он поинтересовался:
— Миша, как у вас?
— Плохо, — после некоторого молчания угрюмо отозвался бортинженер. — Оборудованию тоже досталось. Но здесь положение лучше, чем в рабочих отсеках. Ищем исправные блоки, потом проверяем наличие пригодных чипов и узлов. Боюсь, это затянется надолго. Тут работы не на неделю, Алексей Николаевич.
— Время у нас есть, — бодрым голосом сообщил Круглов. — Мы тут с Ярницким посчитали — получается, что в нашем распоряжении больше семи месяцев. Значит, надежда есть, Миша?
— Трудно сказать, — менее напряженным тоном доложил бортинженер. — Сначала надо определиться, что у нас есть. Эрик в радиорубке. Он выясняет, что нам будет необходимо.
Круглов хотел спросить, как держится Везелен, но вовремя удержался — немец наверняка услышал бы его, а это повышенное внимание к собственной персоне обязательно покоробило бы астрофизика.
— Работайте, — распорядился он и отключился.
— Итак, Витя, что мы имеем на сегодняшний день? — Он поймал ручку, плывущую над столом.
— Пока одни минусы, Леша, — отозвался тот, не отрываясь от блокнота. — Наше местонахождение на Земле никому не известно, двигателя у нас нет, радиопередатчик не работает, нас уносит к Солнцу. Условно положительным моментом можно считать тот факт, что мы еще живы, а главное — время у нас еще есть.
Круглов покачал головой.
— Эк тебя вывернуло, Витя, — укоризненно сказал он. — Условно положительный момент… Радоваться надо, что остались в живых после взрыва силовой установки. Один шанс на миллион, а?
— Можно посчитать, Леша, — грустно усмехнулся Ярницкий.
С ним Круглову не надо было притворяться. Они летали в одном экипаже пять лет, и капитан видел своего штурмана и второго пилота в деле. Особенно при исследовании кометы Ван Дейка.
— Значит, минусы мы свои знаем, — сказал Круглов. — И условно положительные моменты тоже, — безжалостно добавил он. — Ничего, Витя, бывали ситуации и похуже.
В худшие ситуации они еще никогда не попадали, это Круглов приукрасил немного для поднятия боевого духа. Где-то в глубине души Алексея Николаевича гадким черным пауком копошилось чувство обреченности, но он старательно давил это чувство, стараясь не показывать членам экипажа, что сам не верит в спасение.
— Главное, правильно поставить задачи, — откинулся он в кресле. — Чего мы хотим, Витя?
— Вернуться на Землю, — мрачно сказал штурман.
— Верно. А для этого нам как минимум нужно подольше оставаться в живых. Связаться с Землей мы не можем. Так? Но, возможно, этот фактор перестанет выглядеть так безнадежно в самое ближайшее время. Если ребятам удастся отремонтировать радиопередатчик.
— И если целы антенны, — уточнил штурман.
— Антенны целы, — сообщил Круглов. — Я на них специально внимание обратил, когда прогулку под звездами совершал. Красивое зрелище, Витя! Значит, антенны у нас целы. Пусть Миша и пассажиры занимаются ремонтом до посинения. Чем быстрее мы отремонтируем радиостанцию, тем больше возрастут наши шансы на спасения.
— Или наоборот, — пробормотал Ярницкий и, поймав хмурый и недовольный взгляд Круглова, пояснил: — Это я к тому, что передатчик привести в порядок, может, и не удастся.
— Экий в тебе пессимист просыпается, — буркнул Круглов. — Надо вперед смотреть с надеждой, тогда будущее розовым кажется.
— Трудновато, командир, — вздохнул Ярницкий.
— Но тоже вполне возможный вариант, — неохотно согласился Круглов. Он легко воспарил над креслом и подплыл к иллюминатору. В иллюминаторе были видны яркие звезды. Незадолго до взрыва планетолет входил в режим торможения и развернулся двигателем в сторону Солнца.
Именно поэтому светила в иллюминаторе не было видно.
Как и Земли.
— Привлечь к себе внимание, — подумал вслух капитан. — Если мы не можем помочь себе сами, то надо добиться, чтобы нам помогли.
— Капитан, — усмехнулся Ярницкий. — Ты рассуждаешь, как китайские мудрецы. — Подобным образом они рассматривали очевидные истины, превращая их в философские проблемы.
— Дерзок ты, Витюша, — не оборачиваясь, сообщил Круглов. — Смеяться над начальством опасно. Вернемся на лунную базу, добьюсь, чтобы тебя на месяц в бригаду сантехников определили.
Слышно было, как Ярницкий вздохнул.
— Если вернемся, — сказал он, — это будет не наказание, а поощрение.
— И все-таки нам повезло, — задумчиво сказал Круглов. — Планетолет сохраняет герметичность, системы… в основном… функционируют нормально. И энергии от резервных источников нам пока хватит. И если это не чудо, то я, Витюша, ничего не понимаю в чудесах.
Через несколько часов, когда они перебрались в кают-компанию для того, чтобы перекусить, появились и остальные.
Круглов обратил внимание на Везелена. Из всех обитателей искалеченного планетолета именно немец вызывал у него серьезные опасения. Он словно бы сразу постарел на несколько лет — лицо бледное, под глазами обозначились темные круги. Нехорошо выглядел астрофизик, чувствовалось, что он на пределе.
Энергию все-таки приходилось экономить, поэтому плафоны в кают-компании горели вполнакала, а обходиться приходилось сухим пайком. Раньше все корабельные надобности обслуживал реактор, сейчас его не было. «Ничего, — подумал Круглов. — Завтра с Мишей выйдем в пространство, развернем солнечную батарею, и экономить электричество больше не придется. Это очень важно, чтобы на планетолете были человеческие условия. Это подстегивает, заставляет вспомнить, кто ты есть, и соответственно держаться».
Он обратил внимание, что к своим тубам и упакованным в полиэтиленовую пленку разовым хлебцам Везелен не притронулся. Понятное дело, в таких условиях трудно сохранить аппетит, но все-таки немец нервничал больше остальных. Его внутренняя напряженность могла в любое время обернуться конфликтной ситуацией. Есть такие люди — когда им очень плохо, хочется, чтобы остальным было еще хуже. В обычной обстановке они приятны и интересны, порой даже остроумны и зачастую являются душой компании, но, попав в стрессовую ситуацию, меняются в худшую сторону — срываются на крик, начинают конфликтовать с окружающими, а это в условиях ограниченного пространства добром не кончается. Деваться друг от друга некуда, появляется взаимная неприязнь, учащаются ссоры. Поэтому экипажи планетолетов тщательно проверяют на психологическую совместимость. Зачастую лететь приходится очень долго, люди должны понимать друг друга и относиться терпимее к слабостям товарищей. Удивительно, неужели Везелен не проходил тестирование на психологическую пригодность к длительной работе в космическом пространстве? Плохо он себя ведет, очень плохо. Надо предупредить, чтобы остальные относились к нему повнимательнее и сдерживались в щекотливых ситуациях, старались избегать конфликтов. И самому поговорить с астрофизиком, постараться как-то поддержать его.
— Не могу, — сказал Везелен. — Почему вы все так спокойны? Скажите правду, капитан, мы ведь погибнем?
— Возьмите себя в руки, — посоветовал Круглов. — Надо держаться.
— Не могу притворяться. — Астрофизик нервно мял полиэтиленовую обойму с разовыми хлебцами. — Но почему? Почему именно мы? Глупо все. Глупо. Глупо. И не надо меня успокаивать, не надо тешить иллюзиями. Мы все обречены. Так почему вы так спокойны?
На английском Везелен говорил с небольшим характерным акцентом, слишком твердо произнося слова. Бледное лицо астрофизика порозовело, а кончики ушей стали малиновыми.
— Курт, не стоит, — спокойно сказал Пельер. — Надо держать себя в руках.
Острое худое лицо астрохимика было спокойным и даже немного равнодушным. «Хорошо держится, — одобрительно подумал Круглов. — Крепкий мужик!»
Везелен торопливо встал. От резкого движения его приподняло над столом, нелепо закружило, и он с трудом восстановил правильное положение. Ленточку с разовыми хлебцами немец уронил, и сейчас она, медленно извиваясь, плыла в пространстве над столом, придавая происходящему фантастический вид.
— Прошу меня извинить, — сказал Везелен, ни к кому персонально не обращаясь. — Мне надо прийти в себя.
Не опускаясь на пол, он проплыл в люк. Присутствующие на мгновение увидели подошвы его тяжелых башмаков с плоскими магнитными подошвами. Люк беззвучно захлопнулся.
Слышно было, как в пустом гулком отсеке астрофизик негромко ругается по-немецки.
— Плохо, — сказал Круглов. — Миша, ты посматривай за ним, чтобы неприятного сюрприза не случилось. Слишком он нервный для космоса. Куда медики смотрели? Его дальше орбитальных спутников нельзя было выпускать.
— Он по рекомендации, — сказал Пельер спокойно. — Мы проходили только общее медицинское освидетельствование. Психологического тестирования никто не проводил.
Круглов промолчал.
Вопросы, конечно, были, но Пельер на них ответить не мог. Эти вопросы следовало задать Европейскому комитету космических сообщений. «И я их обязательно задам!» — твердо пообещал себе Круглов. «Если вернемся», — немедленно откликнулся унылый внутренний голос.
— Отдыхать, — вслух приказал он. — Всем отдыхать не менее семи часов.
Ярницкий и Лямин немедленно поднялись. Они не первый день летали с Кругловым и знали, что распоряжения капитана обязательны и обсуждению не подлежат. Эрик Пельер некоторое время продолжал сидеть, цепко вглядываясь в невозмутимое лицо капитана.
— Вы хотите что-то спросить, Эрик? — поинтересовался Круглов.
— Нет, — отозвался астрохимик, медленно поднимаясь изза стола. — Мне все ясно, капитан. Я иду спать.
Оставшись один, Круглов помрачнел. Сейчас не надо было притворяться, а сам он знал цену усилиям команды и пассажиров. Спасти их могло только чудо. Или инопланетяне. Но чудес на свете не бывает, а появление корабля с инопланетянами, предлагающими немедленную помощь, было из разряда таких же чудес. В Академии их учили многому, но в данном случае имеющиеся знания не годились.
Круглов опять подплыл к иллюминатору, присел в кресло и некоторое время смотрел на звезды. Земля находилась позади корабля, и сейчас ее не было видно, но красноватая звездочка Марса оказалась на месте, как и Юпитер. Алексей Николаевич долго и пристально смотрел на Марс. Потом коротко и тоскливо выругался, встал на ноги и неторопливо шагнул к люку.
Бортинженер Лямин отдыхал в соответствии с указанием руководства. Он лежал, скрестив руки на груди, и разглядывал пейзаж — лесную поляну с могучим зеленым дубом в центре экспозиции.
Круглов присел рядом с ним на постель.
— Что там, Миша? Есть надежда?
— Плохо дело, Алексей Николаевич, — оторвавшись от созерцания пейзажа, отозвался бортинженер. — Натворил дел этот вихрь! По-моему, мы пустышку тянем. Есть, конечно, и исправные блоки, но, как говорят, из верблюда человека не сделаешь. Только время теряем.
— Времени у нас много, — сообщил капитан. — Пока. Ярницкий насчитал семь с половиной месяцев. Я думаю, это реально. Авария произошла прямо перед началом торможения… Думаю, все так и есть. Витя ошибается редко.
— Он ошибается, — уверенно сказал Лямин. — У нас в запасе максимум несколько недель. Дальше все попытки будут бесполезными и ненужными. Так что мы будем делать?
— Занимайтесь потихоньку, — сказал Круглов. — Не сидеть же сложа руки. Это страшно представить, что будет, если мы еще станем бездельничать. Особенно пассажиры. Заметил, как немец психует? Еле держится в рамках. Очень наш астрофизик жизнь любит…
— А кто ее не любит? — возразил Лямин. — Я тоже поражаюсь вашему спокойствию, Алексей Николаевич. Неужели вы не боитесь? Или просто не представляете, что нас ждет в конце пути?
— Как раз это я себе очень хорошо представляю. — Капитан положил ладонь на плечо лежащего штурмана. — Но паниковать не собираюсь. Надо искать выход. Обязательно надо искать выход.
— Какой выход, капитан? — Плечо бортинженера дрогнуло под рукой капитана. — Надо смотреть правде в глаза. На этот раз нам не выкарабкаться. Вы вытащили нас с Европы, но здесь необходимо чудо, Алексей Николаевич, а вы, извините, не бог. И даже не чудотворец.
— Плохо, если ты думаешь именно так, — нахмурился Круглов. — Надеюсь, ты не станешь подобным образом успокаивать наших пассажиров. Я тебя умоляю, Миша, держи себя в руках и не давай им распускаться. Ну, ты сам все прекрасно понимаешь. А я к тебе по делу заглянул. Подготовь мне документы по грузу, который мы везли на «Мичиган».
— Да что документы? — Бортинженер посмотрел на капитана. Не нравились Круглову его глаза. Тоска и осознание безнадежности положения были в этих глазах. — Я и так все помню.
— Мне бы твою память, — посетовал Круглов. — Старею, наверное, порой элементарные вещи вспомнить не могу.
Оказавшись у себя, он долго перебирал личные вещи, потом достал книгу и попытался читать. Книга была хорошая, посвящалась событиям в России конца двадцатого века и написана была человеком увлеченным, умеющим рассуждать, только вот текст сейчас совершенно не воспринимался. Он вспомнил о доме, и на душе стало совсем нехорошо. О семье в этой ситуации лучше было не вспоминать, воспоминания эти расслабляли душу, а Круглову сейчас расслабляться было нельзя. Капитан неторопливо разделся, забрался в капсулу и отрегулировал аэратор на запах степи. В капсуле запахло полынью и еще чабрецом. Круглов закрыл глаза и заставил себя уснуть. Тело и мозг были не единожды тренированы на экстремальные ситуации — он уснул. Заснуть было трудно, помогала техника. Перед погружением в забытье ему в голову пришла очень важная мысль, нет, не выход, но кое-какие шансы они при этом все-таки сохраняли. «Не забыть бы, — с отчаянием засыпая, подумал Круглов. — Не забыть бы…» Конечно, надо было встать и обдумать все подетальней, но именно в этот момент сработал настроенный капитаном гипноратор.
Семь часов спустя от хорошего настроения капитана, внушенного гипноратором, не осталось и следа. Нет, солнечную батарею они установили довольно быстро и сориентировали ее по отношению к Солнцу почти сразу, хотя руководствоваться приходилось расчетами, которые Ярницкий делал вручную из-за неисправности бортового компьютера. Голова у Ярницкого была светлой, ошибка измерялась в долях секунды.
— Пошел генератор, — доложил с борта планетолета Ярницкий. — Пошел, родной! — И через некоторое время радостно сообщил: — Вышли на расчетную мощность!
Вот уже второй раз в течение последних суток Круглов и Лямин возвращались на корабль.
— Веселее, — сказал Круглов, искоса глянув на кислое лицо бортинженера. — Можно сказать, нам повезло больше, чем Робинзону. Ну, что у него было, Миша? Несколько топоров, которые он нашел в корабельном сундучке, да кремневое ружье с двумя-тремя десятками зарядов.
— У Робинзона было и громадное преимущество, — подетски возразил бортинженер. — Его необитаемый остров находился на Земле.
— Зато наш остров — обитаемый, — хмыкнул капитан. — Коз мы здесь, конечно, не найдем, а потому и не приручим. И оранжерею нашу накрыло. Но ведь мы все живы! Обойдемся и без оранжереи. Верно, бортинженер?
— Поражаюсь вашему оптимизму, Алексей Николаевич, — сказал Лямин, стягивая шлем. Волосы его были влажными.
— Теперь ты убедился в преимуществе короткой стрижки? — Круглов неторопливо расшнуровал пояс, освободился от скафандра и поставил его у гофрированной стены отсека, неторопливо закрепляя рукава и штанины зажимами.