— Возьмем креветки «Баттерфляй», — распоряжался Чамберс с плотоядным выражением на лице. — Для них используется цейчуаньский перец, очень вкусно. Потом будем есть вонтонский суп… Ну, второе… Конечно же, это будет карп по-пекински. Не пробовал, Алекс? — Он закатил глаза и сладостно застонал. — Как его здесь готовят! Как готовят! Пить будем?
— Нет, — сказал Круглов.
— Неверный ответ. — Чамберс взмахнул руками. — Ты слишком привык к этой космической еде, Алекс. Пищей надо наслаждаться. — И склонился к официанту, отдавая ему последние распоряжения.
Пока сервировали стол, Чамберс расстегнул куртку и откинулся в удобном плетеном кресле.
— Что ты решил, Алекс?
— Пока не знаю, — с сомнением отозвался Круглов. — Я никогда не занимался административной работой. Не чувствую призвания, Дик. И что, меня действительно выпустят в космос, несмотря на запреты квалификационной крмиссии?
— О'кей, — сказал Чамберс. — Я тебя понял. Штатное расписание в моих руках. Что, если твоя должность так и будет называться — инспектор Внеземелья? Мне кажется, звучит очень красиво. Журналисты будут обсуждать это назначение несколько дней.
— Не надо журналистов, — утомленно сказал Круглов. — Если бы ты знал, Дик, как они мне надоели! Мне бы хотелось, чтобы это назначение прошло незамеченным. Договорились?
Чамберс с усмешкой пожал плечами.
— Чего не сделаешь для хорошего человека, — покладисто сказал он. — Но ты должен понимать, что лишаешь мою фирму дополнительной рекламы. За это тебе придется гнуть горб с особым усердием. Как насчет путешествия на орбиту?
— Это не путешествие, — криво усмехнулся Круглов. — Это прогулка.
Что и говорить, для межпланетчика, побывавшего на Марсе и посетившего около десятка различных лун, чудом уцелевшего при аварии планетолета, знавшего космос лучше многих других, полет на околоземную орбиту и в самом деле был не более чем прогулка. И все-таки это было лучше, чем безвылазно сидеть на Земле.
— Не спеши, — сказал Чамберс. — Это будет не рядовой полет.
— Но что мне делать на орбите? — Круглов рассеянно смотрел, как ловкий официант расставляет перед ним маленькие тарелочки. Увидев палочки для еды, он жалобно осведомился: — А вилку здесь можно получить?
— Можно, — сказал Чамберс. — И ложку тоже. Уж не воображаешь ли ты, что знаменитый вонтонский суп мы станем есть палочками? Конечно, они требуют определенной сноровки, но мы с тобой не уподобимся китайским ретроградам. Мы смело внесем в китайскую кухню новые элементы.
— Ну, это ты загнул. — Круглов заглянул в тарелку. — Сноровка в обращении с палочками у них есть, но вряд ли они хлебают суп палочками.
Креветки и в самом деле были очень вкусны. Они пряно обжигали рот, было такое ощущение, что на языке взрывались маленькие жгучие пузырьки.
— Вернемся к моей работе, — сказал Круглов. — Ты говорил, что я должен лететь в Приземелье.
— Понимаешь, — сказал Чамберс, — история загадочная. На Луне исчез человек. Разумеется, все явилось следствием грубейших нарушении правил безопасности, но ведь его активно искали. Очень активно, Алекс. И не нашли. А он занимался, кроме своей основной работы, атмосферой Луны.
Глава третья
ЛУННЫЙ ВАРИАНТ. 2055 ГОД
Начинающийся за кессонной камерой коридор делился на рукава, которые соединялись с кольцевыми коридорами. Этого требовала безопасность лунной базы.
— Дзюба! — от входа крикнул Ван Келлен. — Господа! Где этот хозяйственный негодяй?
Смуглое лицо его полыхало негодованием, сразу видно было, что человек пришел спрашивать и имел на то веские основания.
— Дзюба в шестом куполе, — отозвались от стола. — Нарушилась герметичность купола, и он ищет места утечки. А ты чего всполошился?
— А чего ее искать? — удивился Ван Келлен. — Выбирайся наружу и смотри, где «синеглазки» зацвели.
«Синеглазками» в обиходе называли кислород, замерзающий на поверхности купола в безвоздушном пространстве.
Название было удачным, синие наросты и в самом деле напоминали цветы.
— Вот Олекса туда и отправился, — объяснил кто-то из присутствующих. — А тебе он зачем?
— Графитовая смазка, — уже тише сказал Ван Келлен. — Я ходил к Темным скалам, и мне пришлось возвращаться обратно из-за этой смазки. Только идиот мог использовать графит в дыхательных муфтах.
— Ну, это не смертельно, — успокаивающе отозвался от стола сейсмолог Пржелински. Был он высок, плечист и пославянски светловолос. — Из-за этого не стоит вешать нашего канадского хохла. Тем более что в наших условиях сделать это было бы очень затруднительно. Есть будешь?
— После случившегося у меня кусок в глотку не лезет, — пожаловался Ван Келлен, но любопытство быстро взяло верх, и он без перехода поинтересовался: — А что у нас на ужин?
— Консервированные бобы, — мрачно сказал Пржелински. — И вчера были консервированные бобы со свининой, и сегодня консервированные бобы. Интересно, по какому принципу завозится продовольствие? По-моему, их берут из прежних армейских запасов. Если так, то до конца года нам предстоит жевать эти долбанные консервированные бобы. Куда же деваются прекрасные сублимированные продукты, которыми хвастались русские и американская академия питания?
Ван Келлен с мрачным видом сел за стол, потянул к себе упаковку бобов, повернул кольцо на тубе, заставляя термоэлемент подогреть пищу.
— Не понимаю, чем тебе не нравятся бобы, — хмуро сказал он. — Я люблю бобы. Особенно со свининой.
— Я тоже люблю, — признался Гурген Изория. — Только если они не китайского производства. Терпеть не могу «Великую китайскую стену». У меня ощущение, что вместо мяса они добавляют в бобы свиной жир, а чтобы это скрыть, щедро сдабривают свое дерьмо специями. А что ты делал у Темных скал, Ольгерт?
Ван Келлен понюхал горячую пасту и сморщился.
— Действительно, — признал он. — Специй здесь хватает.
— Это консервы, — вздохнул Пржелински. — А вообще-то китайцы готовить умеют. В Гирине мне доводилось попробовать бульон из филе лягушек и свинину чоу мейн. Вполне, вполне. Можно сказать, гастрономическое удовольствие я получил. Так что ты делал у Темных скал, Ольгерт?
— Съемку, — сказал Ван Келлен. — Особых надежд на редкоземельные нет, но что-то мне подсказывает, что Темные скалы однажды преподнесут сюрприз, помяните мое слово. Если бы не графитовая смазка в переходниках, я бы задержался.
— И ужинал бы в одиночестве, — меланхолично заключил Пржелински. — Тебе Дзюбу благодарить надо, а не трясти в столовой воздетыми кулаками. Продолжить нашу партию не желаешь?
Вот уже неделю он и Ван Келлен вели свою маленькую шахматную войну. Безрассудного гусарства в атаке никто из них не одобрял, поэтому партия свелась к долгому и бесплодному маневрированию фигурами. Любой гроссмейстер давно бы уже предложил сопернику боевую ничью и постарался бы забыть эту громоздкую многоходовую партию, как кошмарный сон, но в данном случае никто не торопился протянуть трубку мира сопернику, и партия продолжалась, грозя стать воистину бесконечной. Сегодня ей окончание не грозило.
Ван Келлен от игры отказался, торопливо выдавил в рот тубу с подогретым кофе и удалился к себе заниматься какими-то срочными расчетами.
Пржелински посмотрел ему вслед.
— Люди работают, — сказал он себе. — Пора и нам собираться. Как ты считаешь, Гурген?
Невысокий худощавый Изория кивнул.
— И скафандры мы проверим сразу, — сказал он. — А вообще ты не прав. О таких вещах надо говорить вслух. Иначе могут случиться большие неприятности. И напрасно Ван Келлен пренебрегает правилами безопасности. Зря он уходит один. Однажды это может очень плохо кончиться.
Отделение, где хранились скафандры, напоминало оружейную комнату рыцарей, оставивших в ней свои доспехи.
Унифицированные скафандры отличались по цветам и цифрой, проставленной на подвеске с баллонами. По цвету легко было узнать, из какой страны астронавт, а по цифре сразу было видно, кто это. Огромные, несколько неуклюжие, с круглыми гермошлемами, с опущенными светофильтрами, скафандры придавали комнате фантастический вид. Каждый скафандр был изготовлен на конкретного человека, поэтому их было больше, чем находилось на базе людей. Кто-то был в отпуске, кто-то решал совсем другие задачи за тысячи километров отсюда, а механическая оболочка терпеливо дожидалась своего хозяина. Каждый скафандр был снабжен индивидуальным компьютером, компьютер был подключен к рации и при необходимости, если хозяин получил серьезные повреждения, мог самостоятельно подать сигнал бедствия, установить маячок для последующей пеленгации потерпевшего, а при желании — даже вести со своим хозяином беседы на профессиональные темы. Итальянец Филипп Кастеллане божился и клялся, что лично слышал, как компьютеры скафандров редут между собой неторопливые разговоры и даже спорят о достоинствах своих хозяев. Оценки людей, приписываемые компьютерам, были слишком метки и остроумны для машин, поэтому не было никаких сомнений, что эти характеристики принадлежат самому Кастеллане, но рассказы итальянца были так забавны, что их охотно слушали вечерами в кают-компании, потягивая прохладное безалкогольное пиво.
Через сорок минут они уже были на лунной поверхности.
Если смотреть на Землю с Луны, всегда поражаешься, какая она крошечная в сравнении с окружающим ее звездным пространством.
Нет, встает она над безмолвной лунной поверхностью во всем своем величии — огромный голубой шар, перевитый белыми облаками, сквозь которые угадывается поверхность планеты. Еще интереснее смотреть на ночную поверхность Земли. Такое бывает редко, и тонкий белый серп поражает воображение, а на темной неосвещенной поверхности планеты горят россыпи огоньков, которыми отмечены крупные города, залитые электрическим светом.
И все-таки неизбежно возникает мысль об ограниченности жизненного пространства человечества. Того человечества, которое запросто можно разместить на территории Германии, оставив весь мир тем, кто им владел до человека, — растениям и животным.
Смотреть на Землю вошло в ежедневный ритуал Изории постепенно, теперь он уже не мог сказать точно, откуда у него взялась такая привычка, но теперь это стало потребностью — смотреть на Землю, обдумывая предстоящие дела или просто успокаивая душу.
Особенно хорошо было смотреть на Землю с крутого склона лунного цирка, в котором располагалась база с незатейливым и нейтральным названием «Селена». Американцы предлагали назвать базу в честь своей лунной программы, но комитет космических исследований ЮНЕСКО это название не утвердил, справедливо усмотрев в нем попытку принизить остальные нации, занятые в освоении и изучении космического пространства.
Странно было смотреть на родную планету со стороны, особенно после того, как начался монтаж многокилометровой орбитальной станции. Пока она была не достроена, поэтому с расстояния казалась полуразрушенной, но каждый день добавлял новые штрихи к ее готовности — мутный пластиковый каркас медленно, но верно покрывала сверкающая титановая броня, станция медленно обретала шарообразную завершенность, и вид почти пятикилометрового сооружения вызывал в Изории чувство законной гордости за творение рук человеческих. По многочисленным орбитам против часовой стрелки двигались светящиеся точки — саперы осуществляли очистку околоземного пространства от разной пакости, заброшенной туда за последние семьдесят лет. Работа была довольно рискованной, поэтому в саперы шли исключительно добровольцы. Особенно опасными были автономные рентгеновские лазеры, входившие в систему противоракетной обороны Штатов, России и Китая. Производить их демонтаж в космосе было крайне опасно из-за возможности спонтанного запуска системы, поэтому каждую установку после ее обнаружения требовалось закрепить на транспортном корабле. Демонтаж осуществлялся под контролем международной комиссии, созданной из оставшихся без работы генералов. Впрочем, в космос генералы не поднимались по сути дела, и в этом случае разоружение космоса проводилось под контролем энергичных нижних чинов.
Бывшие генералы отслеживали этот процесс по бумагам, тщательно и ревниво наблюдая, чтобы чужие системы не остались по воле случая вне поля зрения и не угрожали в ближайшем будущем процессу объединения государств в действительно международное сообщество. Загруженные транспортники время от времени отправлялись на Солнце. Многие ученые уже выступали против этого, ссылаясь на возможные негативные последствия таких сбросов, но где еще можно было хранить всю эту взрывающуюся и смертельно опасную дрянь?
— Ну что, пошли? — спросил Пржелински, без натуги взваливая на плечо огромный контейнер с сейсмической станцией. — Сегодня нам недалеко, поэтому вездеход брать не будем, верно, Гурген?
Монтаж оборудования Изория и Пржелински в свое время начали с дальних точек, поэтому к концу работ их задачи все более облегчались. А вскоре и выходы на поверхность Луны станут ненужными — всю информацию сообщит установленное оборудование, а Изории и Пржелинскому и тем, кто придет им на смену, останется только анализировать эту информацию и строить гипотезы о внутреннем строении Луны.
— Двинулись, — согласился Изория, неторопливо проверяя светофильтры, установленные в шлеме. Иногда на «хамелеон» шлема выпадали дополнительные нагрузки, с которыми «хамелеон» не справлялся, особенно на освещенной поверхности Луны, поэтому фильтры были необходимы. Пренебрегший ими мог в один прекрасный или, скорее, злосчастный момент просто потерять зрение. Открытое солнце — опасная вещь. Изория и Пржелински работали на станции второй срок, но к вопросам безопасности относились со всей серьезностью.
Атмосферы на Луне не было, поверхность планеты казалась бесконечной, она словно рассекала видимую Вселенную, и зрению было не за что зацепиться, чтобы определить подлинное расстояние до ближайшего кратера. Здесь даже звезды были одинаковы — что в зените, что у горизонта.
Трудно привыкнуть, что ты видишь всего на три с небольшим километра. Казалось, если отправиться пешком, до горизонта пришлось бы шагать вечность. Международная база располагалась вблизи лунных Кордильер, в местности не слишком исследованной, а потому особенно привлекательной. Привлекательна она была еще зоной терминатора, которую временные обитатели Луны называли Сумеречью.
Огромные кратеры, чьи склоны на фотографиях выглядели отвесными и неприступными, на деле имели пологие склоны, которые можно было преодолеть без каких-либо затруднений, тем более что ослабленное тяготение тому немало помогало.
Кто сказал, что Луна безмолвна?
Не иначе это был искренне влюбленный, смотревший на спутник нашей планеты исключительно снизу вверх. Никогда этот человек не чувствовал старушку Луну под ногами, слыша в наушниках переговоры товарищей. Даже не верилось, что весь этот вселенский бедлам в эфире устроили три десятка человек.
Международная лунная база «Селена» функционировала уже десять лет, но впервые на ней собралось столько народу.
Препятствовало что? Препятствовали размеры базы, в прежние годы сменные экипажи станции не дотягивали до дюжины и в основном состояли из русских и американцев, иногда в очередную экспедицию включались специалисты из Европейского Содружества и только дважды — представители Китая и Японии. Но они решали на Луне очень специфическую задачу — закрепление приоритета, на станции пребывали непродолжительное время — от ракеты до ракеты, потому и не оставили после себя ни легенд, ни даже простых воспоминаний. Другое дело постоянные обитатели «Селены»! О них слагались легенды, которые изустно передавались от экипажа к экипажу, этакий космический фольклор, которому предстояло со временем войти в воспоминания, художественные книги и даже, как это ни странно, в научные труды. Впрочем, люди того стоили, а истории, время от времени приключавшиеся с ними, могли своей романтичностью поспорить с рассказами Джека Лондона и Джозефа Конрада.
Первые экспедиции селенологов в основном занимались съемкой местности и геологическими исследованиями. Вновь прибывшие на станцию командированные призваны были решить более грандиозную задачу — подобрать место для строительства первого лунного космодрома, с которого планировали запуски планетолетов к другим объектам Солнечной системы. На Луне не надо пробивать плотные слои атмосферы, да и притяжение спутника в шесть раз меньше земного.
Поэтому старты с Луны обходились бы значительно дешевле, да и о форме ракет не надо было думать, обтекаемая форма в безвоздушном пространстве не нужна, можно было кирпичи запускать, причем даже не в переносном, а в прямом смысле.
Нет, можно было, конечно, планетолеты монтировать прямо на околоземной орбите. До сих пор так и делали. Но монтаж в невесомости — работа трудоемкая и требующая высокого мастерства, сопряженного с риском. Другое дело на Луне, где монтаж осуществляется в условиях хоть небольшой, но тяжести, а рабочая смена имеет возможность прекрасно отдохнуть в комфортабельных условиях. Экипаж «Селены» менялся раз в восемь месяцев, а каждая смена во время своего пребывания на станции возводила очередной пластиковый купол, соединяя его по окончании монтажа переходниками с уже действующими секциями базы. После десяти лет «Селена» представляла собой несколько концентрических колец, в центре которых находился шарообразный резервуар с водой.