Журнал «Если», 2000 № 04 - Шон Уильямс 6 стр.


— Прошу вас, — сказал Виктор, учтиво выпроваживая обеих за перегородку. — Давайте поговорим на кухне. Вы уже обедали, Зо?

— Да, спасибо, — ответила Зоранна, — я поела в дороге.

Ей пришлось пройти сквозь кровать, на которой корчился от боли неведомый мужчина; иначе на кухню никак нельзя было попасть.

— Извините, — проронила она. Похоже, он привык к подобному обращению, так как просто закрыл глаза, пропуская ее.

Кухня представляла собой всего лишь часть гостиной, отгороженную шкафами и стойкой. Там тоже не обошлось без койки, но лежавший на ней седой старик с разинутым ртом то ли спал, то ли находился в коме.

— Думаю, Эдварду какое-то время будет не до нас, — проговорил Виктор. — Комп, сотри эту голограмму. Извините, Эдвард, но нам нужно место.

Голограмма исчезла, и Виктор пригласил Зоранну сесть на табурет у стойки.

— Хотите чаю? Может быть, капельку коньяка?

— Спасибо, — произнесла Зоранна, примостившись на табурете и скрестив ноги. Чай — это прекрасно.

Ее сестра, войдя в кухню, откинула сиденье «ходунков» и собиралась уже присесть — но тут из спальни донесся душераздирающий стон.

— Нэ-э-э-нси, — взывал голос (мужской или женский, неясно). — Нэ-э-энси, вы мне очень нужны.

— Извини, — сказала Нэнси.

— Я схожу с тобой, — заявила Зоранна.

Спальня оказалась вполовину меньше гостиной. Голографических кроватей в ней тоже было в два раза меньше. У дальней стены стояла еще одна — настоящая. На нее Зоранна и села. Тумбочка, приспособленная под шкаф ниша, столик-трюмо. В шкафу висела недешевая на вид мужская одежда. Из-под тумбочки торчали мужские тапочки. Над тумбочкой висела голограмма: трансляция футбольного матча. Крохотные спортсмены в ярких майках носились по полю размером с салфетку. Звук был отключен.

Нэнси уселась под женщиной с отечным лицом, чья койка была на потолке.

— Что ты, собственно, делаешь с этими людьми? — спросила Зоранна.

— В основном слушаю, — отозвалась Нэнси. — Я помощница в госпитале.

— Зачем? — поразилась Зоранна. — Я ведь посылала тебе деньги.

— Мне это нужно. — Нэнси задрала голову к женщине: — Я здесь, миссис Хурли. На что жалуетесь?

Зоранна принялась рассматривать голограммы. Как и в гостиной, каждая кровать транслировалась отдельно. В углу всех кадров виднелись эмблема телекоммуникационной сети и счетчик. За все это интерактивное эфирное время кто-то выкладывает неплохие денежки.

Разглядев Нэнси, женщина начала причитать:

— Ой, Нэнси, спасибо, хоть вы меня не бросили. Я лежу вся сырая, но они отказываются сменить белье, пока я не подпишу какое-то разрешение. Какое разрешение, зачем подписывать — никак не пойму.

— Милая, а разрешение у вас здесь? — поинтересовалась Нэнси. — Хорошо, покажите его мне, — и миссис Хурли дрожащими руками протянула Нэнси какой-то лист. — Комп, — распорядилась Нэнси, — скопируй этот документ и выведи. — На стене спальни возник огромный прямоугольник с текстом. — Миссис Хурли, это разрешение на то, чтобы санитары помогли вам покончить с собой. Вы не обязаны его подписывать, если не хотите.

Женщина испуганно распахнула глаза:

— А я хочу, Нэнси?

В дверях появился Виктор.

— Нет! — вскричал он. — Ни в коем случае ничего не подписывайте!

— Т-с-с, — прошептала Нэнси.

Виктор вошел в спальню, проходя сквозь тела и кровати.

— Не подписывайте себе смертный приговор, миссис Хурли. — Женщина, казалось, еще больше перепугалась. — Мы вернулись к древнеримскому строю! — зычно объявил Виктор. — Слуги и хозяева! Рабы и плутократы! О, где ты, благословенный средний класс? Как нам сейчас тебя не хватает!

— Виктор, — сурово произнесла Нэнси, указывая на дверь. Затем кивнула Зоранне. — И-ты тоже. Идите, выпейте чайку. Я подойду попозже.

Зоранна вышла вслед за Виктором на кухню, села у стойки, наблюдая, как он ставит на стол чашки и блюдца, сахарницу, блюдо с псев-досоевыми лимонами, распаковывает и нарезает темно-коричневый кекс. Очевидно, в этой кухне он находился не на правах гостя.

— Что они сделали с твоей сестрой, эти мерзавцы! — проговорил Виктор.

— Какие мерзавцы? Что с ней сделали?

Виктор налил в заварочный чайник кипяток.

— Она буквально жила школой.

— Школой? — не поверила своим ушам Зоранна. — Вы говорите о том, что кончилось тридцать лет назад!

— Но это единственное дело, которое было ей по душе.

— Ой, какая жалость! — саркастически протянула Зоранна. — Нам всем пришлось расплатиться за долголетие. Как преподавать в начальной школе, если детей больше не рожают? Значит, переучивайся! Жизнь продолжается. Достаточно стать членом такой вот организации, — Зоранна взмахнула рукой, указывая на возвышающуюся наверху башню, — и пропитание до самой смерти гарантировано! Единственное, чего тебе не подадут на тарелке с голубой каемочкой — это долголетие! Его придется зарабатывать самому. А кто не может, тот просто никуда не годится, вот и все! — сообразив, что в соседней комнате медленно угасают две дюжины именно таких неумех, Зоранна перешла на шепот: — Неужели общество должно волочь этот балласт из столетия в столетие?

Виктор, рассмеявшись, накрыл ее руку своей огромной лапой.

— Я вижу, Зо, вы настоящий «вольный стрелок». Пиратка! Ах, если бы у всех была такая инициативность, такая неуемная жажда деятельности! Но, увы, мы не таковы. Мы жаждем простой тихой жизни, поэтому весь день стрижем клиентам волосы. Когда нам это надоедает, нас переучивают — обучают подрезать ногти. Когда нам и это приедается, мы умираем. Ибо чего у нас нет, так это рабских душ. Прирожденные рабы среди людей — драгоценная редкость, их следует ценить, холить и лелеять. Как повезло нашим хозяевам, что они открыли клонирование! Теперь им нужно всего лишь отыскать среди нас одного раболепного человека и выпустить в свет массовым тиражом. А все остальные пусть убираются к черту! — он убрал руку, чтобы налить чай, и Зоранна тут же почувствовала, что тоскует по его прикосновению. — Впрочем, у нас сегодня, можно сказать, праздник! Хватит о мрачном! — взревел он. — Как замечательно наконец-то свести знакомство с нашей знаменитой Зо! Нэнси только о вас и говорит. По ее словам, вы важная особа. Идете в ногу со временем и преуспеваете. Работаете следователем, — он уставился на Зоранну поверх чашки.

— Я действительно занималась розыском пропавших без вести — по поручению национальной полиции, — сообщила Зоранна. — Но забросила это занятие много лет назад. После того, как мы всех нашли.

— Всех нашли? — расхохотался Виктор, пристально глядя ей в лицо. Затем, отвернувшись, перевел взгляд на Нэнси, которая делала обход в гостиной.

— Ну а вы, мистер Воль? — спросила Зоранна. — На что вы живете?

— Что это еще за «мистер»? Я вам не «мистер», а Виктор! Мы с вами почти что родня!.. Разумеется, я живу не «на что», а «ради чего». Живу ради жизни. А вот на хлеб я зарабатываю уроками бальных танцев.

— Вы меня разыгрываете.

— Зачем мне вас разыгрывать? Я преподаю вальс, фокстрот, ча-ча-ча, — и, обхватив за талию воображаемую партнершу, он закачался в танце. — А также мерлец. Но мой конек — кубинское танго!

— Удивительно, — произнесла Зоранна. — И это так популярно, что АПГ ввела в свой штат преподавателя танцев?

Виктор театрально отшатнулся, изобразив на лице ужас.

— Я не имею никакого отношения к АПГ. Я такой же «вольный стрелок», как и вы.

— Понятно, — протянула она и поднесла к губам чашку. Как можно жить в Башне и не иметь отношения к АПГ? Или они с Нэнси официально женаты? Все равно АПГ крайне прижимисто распоряжается жилой площадью в своих зданиях.

«Жучок, — безмолвно проартикулировала она, — найди сведения о Викторе Воле в справочной Башни».

А вслух сказала:

— Ну и как, хорошо платят за уроки танцев?

— Отвратно, — Виктор воздел руки к потолку. — Искусство вообще дело не доходное. Но есть вещи поважнее денег. Впрочем, ваш намек мне понятен. Кушать хочется всегда, так что я не брезгую и другими занятиями. Например, консультирую джентльменов относительно содержимого их гардеробов. Это оплачивается лучше: джентльмены не любят появляться на публике без шика.

Перед мысленным взором Зоранны возникла восхитительная картина: высокий, элегантный Виктор в накрахмаленной белой рубашке и черном смокинге, порхающий по блестящему дубовому паркету, изящно поддерживая свою не менее элегантную партнершу. Зоранна даже могла вообразить на месте этой партнерши себя.

Но Нэнси?!

«Справочная Башни недоступна из-за перегрузки домкомпа», — доложил Жучок.

Зоранна удивилась. Ее домашняя система легко могла бы поддерживать три дюжины интерактивных голограмм. Впрочем, судя по всему, на 40-П люди жили, как в доисторической пещере.

Нэнси прикатила на кухню, кое-как удерживая на раме «ходунков» маленькую плоскую картонную коробку, которую тут же поставила на стол рядом с чайником.

— Ох, Нэнси, Нэнси, — укоризненно цокнул языком Виктор. — Что нам сказал автодок? «Ничего не поднимать». Присядь с нами, выпей чайку.

— Еще минуточку, Виктор. Там есть и другая коробка.

— Давай помогу, — сказал он и поднялся.

Зоранна попробовала кекс. Он был размокший — почти что каша — и слишком сладкий. Со специями повар тоже переборщил. Такие кексы покупал отец, вспомнила она, в крохотной лавчонке на бульваре Падеревского в Чикаго. Положив в рот еще кусочек, она принялась рассматривать картонку Нэнси. То был бокс модели «Семейный архив», из которого при необходимости можно было выкачать воздух. Но защелка этой коробки была не заперта, да и крышка чуть приоткрыта. Заглянув внутрь, Зоранна увидела пеструю коллекцию записных книжек — среди них нельзя было отыскать двух похожих — и связку писем с яркими бумажными марками. На верхнем конверте в графе «Адресат» было от руки написано «Пани Беате Смоленской». Так звали прабабушку Зоранны…

Виктор плюхнул на стойку вторую коробку, а затем усадил Нэнси на кресло-шезлонг в гостиной.

— Нэнси, — окликнула Зоранна, — что это такое?

— Вот, сохранила… Для тебя, — отозвалась сестра.

Заботливо укрыв Нэнси одеялом и обложив подушками, Виктор подал ей чай с кексом.

Зоранна заглянула в большую коробку. Сверху лежали рондофон и несколько сломанных голокубиков, но в основном картонка была наполнена реликвиями минувших столетий. Не совсем антиквариат — просто обыденные, исцарапанные и облупленные вещицы. Посеребренная солонка с медными проплешинами, оклеенная ружейными гильзами дубовая дощечка (очевидно, творение какого-то ребенка), четки из вишневых косточек, трубка…

— Что это за мусор? — вслух спросила Зоранна, уже догадавшись об ответе, ибо заметила пару терракотовых дроздов, принадлежавших ее матери. Это было собрание предметов, которые в их семье считались фамильными реликвиями. Очевидно, на Нэнси — самую младшую и добропорядочную из всех детей — была возложена задача хранителя. Но почему сейчас она решила все отдать?

Тоже ясно, решила Зоранна, глядя на полулежащую среди пациентов госпиталя сестру. Виктор выговаривал Нэнси за то, что она отказывается носить противоварикозные чулки. Отечные, покрытые лиловыми пятнами щиколотки Нэнси походили на сардельки. Черт подери, подумала Зоранна.

«Жучок, — позвала она, — запроси медицинскую карту Нэнси Брим, девичья фамилия — Смоленская. С паролями я помогу».

«Сеть недоступна», — доложил Жучок.

«Обойди домашний комп. Подключись к общественному линку напрямую».

«Общественный линк недоступен».

Чушь какая-то… Если из лифта подключиться можно, почему отсюда нельзя? Или это жилище заколдовано? Оглядевшись, Зоранна допыталась понять, где в квартиру входит утилиткабель. Наверное, через санузел, там, где водопровод — ведь на кухне сервис-панелей точно нет. Прошмыгнув сквозь кровати в гостиной, Зоранна вошла в санузел и задвинула дверь. Она оказалась в крохотном кафельном склепе, уставленном морскими раковинами и корзинками с ароматизированным мылом — Нэнси пыталась создать атмосферу уюта. Шкафчик-аптечка был отведен под мужские туалетные принадлежности.

Этот обманщик просто-напросто завесил сервис-панель полотенцем! Хитрый замок панели был нейтрализован замысловатым приспособлением, к которому Зоранна решила не прикасаться.

— Виктор Воль вас пугает или возбуждает? — подал голос Жучок.

— Почему ты спрашиваешь, идиот?

— Когда он прикоснулся к вашей руке, уровень адреналина в крови резко повысился.

— Что-о? Ты и за моей биометрией теперь следишь?

— Моя задача — узна…

— Знаю, — отрезала Зоранна. — Твоя задача — узнать меня поближе. Упрямый маленький пройдоха, вот ты кто!

Отыскав в кармашке пояса ретранслятор для терминалов, она включила его в соответствующее гнездо на панели.

— Готово, вот мы и с доступом!

— Так точно, — отозвался Жучок. — Автодок требует пароли медицинской карты Нэнси.

— Отмени запрос. Это подождет.

— В справочной Башни Виктор Воль не значится.

— Так я и думала, — заметила Зоранна. — Выведи протоколы компа. Вместо экрана используй зеркало.

В зеркале появилась коммерческая страница домкомпа Нэнси. Просмотрев несколько меню, Зоранна не обнаружила ничего необычного, кроме записи о том, что полдюжины сообщений, которые она послала Нэнси, были просмотрены, но остались без ответа.

— Жучок, здесь что-то нечисто…

— Это не стандартные протоколы пользователя, — объявил Жучок.

— Стандартные заблокированы. Все домашние кабели идут в обход встроенного домкомпа и выводят на фальшивый домкомп.

— Фальшивый? — переспросила Зоранна. — Та-ак, уже интересно.

— Сервис-панель выглядела довольно-таки невинно: ни тебе лишних проводов, отходящих вбок, ни оптических ретрансляторов. — Процессор можешь найти?

— Он находится в полуметре от вас, справа, на уровне вашего бедра.

И действительно, под раковиной обнаружилось дешевенькое устройство в форме блюдца.

— Наверное, в тебе живет душа инженера-электронщика, — прокомментировала Зоранна. — Я бы в жизни не смогла добиться от Гончика того, что ты сейчас сделал. Ну ладно, расскажи мне о голотрансляциях в комнатах.

— В фальшивом домкомпе базируется частная сеть связи, именуемая «Госпиталь Камилла Делийского». Я усматриваю незаконное использование 203-го канала Тэ-Эс-Эн.

Круглосуточный футбольный канал. Зоранна была восхищена. На свою «левую» телекоммуникационную сеть Виктор — кто ж еще, как не Виктор? — ни гроша не тратил, если не считать абонентской платы за прием одного-единственного коммерческого канала. Счетчики, на которые Зоранна обратила внимание, показывали не расходы ее сестры, а суммы гонораров, которые Виктор брал со своих больных клиентов.

— Жучок, ты можешь вычислить, сколько «Госпиталь Камилла…» зарабатывает в среднем за день?

— 45 кредиток в день.

Негусто. В два раза больше зарплаты парикмахера — или учителя танцев. Риск явно не оправдывается.

— На что идут доходы?

— Я не располагаю субрутиной для отслеживания финансовых операций.

Проклятье, подумала Зоранна, зря с собой Гончика не взяла.

— Можешь сказать, на кого зарегистрирован госпиталь?

— На госпожу Нэнси Брим.

— Чего и следовало ожидать, — протянула Зоранна, вынимая ретранслятор из гнезда. Если афера раскроется, отдуваться придется ее сестре. Вначале Зоранна решила по душам поговорить с Виктором, но выйдя из санузла, услышала, как он невинно распевает на кухне песенки из видеофильмов, и отказалась от своего намерения. Покосившись на кровать Нэнси, она задумалась, каково делить такое узкое ложе с плечистым мужчиной. И решила повнимательнее разобраться в деле, прежде чем разоблачать Виктора.

— Жучок, попробуй-ка скачать и проинсталлировать следящие рутины Гончика из моей библиотеки прикладных систем.

Виктор стоял у кухонной раковины — мыл посуду. В гостиной тихонько похрапывала Нэнси. Точнее, это был не храп, а какая-то дребезжащая одышка — симптом застойных явлений в легких. Губы у Нэнси были синеватые: кислородное голодание. Почти как у их матери за день до смерти, вспомнила Зоранна. У матери было кровоизлияние в мозг (слабые стенки артерий — вот наша подлинная семейная реликвия, подумалось Зоранне). Она прожила еще некоторое время: полубезумная, ослабшая, жалкая. Мать не выпускала из рук короткой бамбуковой трости с обломанным кончиком. Обломанным кончиком она чесала спину и ноги, ровным — набирала номера на старинном дисковом телефоне, а еще махала тростью, бичуя свою злую судьбу. Самая младшая из детей, Нэнси, училась тогда в педагогическом колледже — но взяла академический отпуск, чтобы ухаживать за матерью. Зоранна, старшая, уже работала на Западном побережье. Она умудрилась не появляться дома, пока мать не впала в кому. Теперь же, спустя многие годы, Зоранну мучила совесть за то, что она оставила мать в беде.

Назад Дальше