— Пруссаки отступают? — недоверчиво переспросил Шарп.
— Они ушли еще ночью, так что мы остались одни. Перед нами маршал Ней, и в любую минуту остальная французская армия может ударить нам в левый фланг.
Шарп непроизвольно посмотрел на восток, но там не было видно никакого движения. Он попытался переварить эту информацию. Вчерашняя победа у Катр-Бра была напрасной, Наполеон пнул по двери и союзники разделились. Пруссаки сбежали, и теперь британские войска стоят перед лицом всей армии Императора.
— Так что очень скоро, — безмятежно продолжил Ребек, — нам придется отступить. Герцог не суетится, но он просто не хочет создавать панику. Есть только одна дорога по которой мы можем отойти, а дождь очень затруднит движение.
Шарп вспомнил как Веллингтон стоял у карты в спальне герцога Ричмондского.
— Мы идем к Ватерлоо? — спросил он Ребека.
Ребек, казалось, удивился тому, что Шарп слышал это название, однако кивнул.
— Мы отойдем к югу от Ватерлоо, к местечку под названием Мон-сен-Жан. Мы выходим сегодня, завтра доберемся до места, и будем молиться, чтобы пруссаки нас спасли.
— Спасли? — вскинулся Шарп.
— Конечно, — Ребек был совершенно невозмутим. — Блюхер обещал, что если мы будем защищаться, он пойдет нам на помощь. Так что если французы ему не помешают, разумеется, он, несомненно, попытается нам помочь. Вчера мы не смогли помочь ему, так что остается надеяться, чтобы он не вернул нам эту любезность. Мы не сможем в одиночку победить Наполеона, и если Блюхер подведет нас, мы все будем разбиты. — Ребек улыбнулся. — В общем и целом, Шарп, дела плохи. Вы уверены, что все еще желаете служить в штабе Его Высочества?
— Я же сказал вам, мне нужны деньги.
— Естественно, что мы можем не успеть сегодня дойти до Мон-сен-Жан. Император может понять, что мы в трудном положении, и я отнюдь не уверен, что он прямо сейчас не поспешит атаковать нас. Могу я просить вас быть пикетом Принца при отступлении? Если случится так, что Император прорвет оборону и побьет нас, дайте мне знать. Я бы очень не хотел, чтобы Его Королевское Высочество пленили, с политической точки зрения это будет весьма затруднительное положение. Юный Доггет может быть курьером. Кстати, вы завтракали?
— Выпил немного чаю.
— У меня есть хлеб и холодная говядина, — Ребек повернулся к перекрестку и протянул Шарпу руку. — Вот в чем хитрость, Шарп: будучи правым, необязательно показывать это. Это раздражает тех, кто выше нас.
Шарп улыбнулся и пожал протянутую руку.
— Ну, тогда возблагодарим бога за герцога Веллингтона.
— Увидим, — Ребек подошел к лошади и залез в седло. — Дайте мне знать, если положение станет угрожающим, в любом случае, постарайтесь выйти сухим из воды, — он протянул Шарпу сверток с едой и поскакал на север.
Шарп посмотрел на восток и юг. Где-то там, под низко висящими тучами, находился человек, против которого он воевал большую часть жизни, хотя ни разу его даже не видел. Император Франции, завоеватель мира, шел чтобы, наконец, сразиться с британцами.
Дождь, как и французы, не спешил.
* * *
Новость о том, что пруссаки разбиты, распространилась быстро. Оптимизм увял, затем сменился нервозностью, когда армия поняла, что находится на чрезвычайно уязвимой позиции. Вся французская армия сосредоточится у Карт-Бра и тогда не останется надежды на помощь пруссаков.
Отступление началось. Один за другим батальоны снимались со стоянок и направлялись к Мон-сен-Жан, который находился в двадцати милях к северу от перекрестка. Те, кто ждали своей очереди, все больше беспокоились: каждый батальон, ушедший на север, ослаблял оставшиеся войска в свете возможной стремительной атаки французов. Войска маршала Нея все еще оставались на юге, а Император, по-видимому, быстро надвигался с востока.
Герцог Веллингтон притворялся беззаботным. Какое-то время он сидел и читал газету, и даже поспал, укрыв ей голову. Он все еще спал, когда вернулись пикеты, посланные наблюдать за возможным французским наступлением. Странно, но французы не двигались, а их костры все также горели, дым от них поднимался к стелящимся черным тучам.
К полудню эти тучи стали уже такими же, как и в Индии в период муссонных дождей. Ветра, как ни странно, не было, воздух был тяжелый и густой, и предвещал грозу. Последние батальоны стояли у края дороги, ведущей на север, прочь от взведенной французской мышеловки. Конная артиллерия, которая вместе с кавалерией составляла арьергард, беспокойно оглядывалась на юг, но признаков наступления французов с Фрасне или с востока не было видно. Единственным признаком присутствия французов был дым от костров.
— Они всегда так делают, — сказал Харпер. Ирландец вместе с Шарпом и Доггетом стоял возле поля и полузарытой могилы погибших из 69-го батальона.
— Делают что? — спросил Доггет.
— Делают передышку на утро после драки и готовят себе еду.
— Будем надеяться, что делать это они будут еще долго, — ухмыльнулся Доггет.
Гвардия последней из британских войск отправилась на север, оставив на перекрестке лишь конную артиллерию, кавалерию и штаб. Арьергард после ухода гвардии еще долго ждал, давая тихоходной пехоте уйти подальше. Французы все еще медлили, а дождь так и не начинался. Британская кавалерия направилась к северу, и Шарп увидел как Веллингтон, наконец, вскочил в седло.
— Нам тоже пора уходить, — сказал Шарп.
По какому-то капризу природы черные тучи немного разошлись, и бледный луч света осветил пространство возле фермы Жемонкур.
— О, Боже! — Доггет уставился на яркое освещенное пятно.
На этом залитом светом пятне появились уланы.
Там их были тысячи. В зеленых и пурпурных мундирах. Пятно ощетинилось пиками с флажками на остриях, отражавших пробившиеся лучи солнца.
— Сваливаем отсюда побыстрее, — Шарп впрыгнул в седло.
— Нет, сэр! Смотрите! Смотрите туда! — взволнованный Доггет привстал в седле и указывал на юг. Шарп повернулся, ничего не увидел и вынул из сумки подзорную трубу. Его взгляд миновал улан, пыль, поднятую с дороги копытами их лошадей, и достиг места, где освещенный солнцем, стоял одинокий всадник. Человек был одет в черное, сидел на лошади серой масти, а на голове была надета шляпа, с загнутыми по бокам полями.
— Это он! — почти благоговейно сказал Доггет.
— Мой бог! — в голосе Шарпа тоже послышался трепет. Там, за стеклами подзорной трубы находился человек, правивший Европой прошлые десять лет, человек, которого Шарп никогда не видел, но чье лицо были ему знакомы с тысяч гравюр и статуй. Шарп протянул трубу Харперу, который пристально всмотрелся в Императора.
— Это Бонапарт! — Доггет произнес это так, будто сам король Англии ехал рядом с ним.
— Самое время отсюда убираться, — сказал Харпер.
Уланы забрались на склон возле брода и, будто приветствуя их, выстрелила британская пушка.
Пушки отскочили назад. Колеса неприятно проскрежетали по земле и от них поднялась пыль. Из каждой пушки на двадцать ярдов плюнуло дымом, а над примятой рожью пролегли узкие полосы, прочерченные горящими запалами снарядов, устремившихся к линии наступающей кавалерии. Затем вдруг показалось, что уланы влетели в водоворот взрывов. В дыму и огне ржали лошади. Шарп видел, как над дымом взлетело копье.
Затем, как бы показывая как ничтожен человек перед природой, с северо-запада внезапно задул ветер. Ветер был такой сильный, что Шарп резко повернулся в седле, ожидая, что позади него упадет снаряд, и как только он повернулся, раздался удар грома такой силы, будто предвещал конец света. Брешь в облаках исчезла, как будто захлопнулась небесная дверь, и звук захлопывающейся двери сотряс землю. Где-то вдалеке ударило бело-голубое копье молнии и хлынул ливень.
Через мгновение поле боя исчезло из виду. Это был ливень, просто потоп, бурлящий шторм, он лился с небес и затапливал поля, канавы, шипел при прикосновении к горячим стволам пушек. Шарпу пришлось кричать, чтобы даже услышать самого себя сквозь этот ливень.
— Уходим! Уходим отсюда!
Буквально за секунды поле превратилось в болото. Ливень был посильнее тех, что Шарпу довелось видеть в Индии. Когда они вышли из-за укрытия деревьев, Шарп непроизвольно пригнулся от безумства стихии, мгновенно промочившей насквозь его мундир. Лошади с трудом прорывались сквозь пелену дождя, их копыта прилипали к липкой мешанине грязи и травы. Дождевая вода смывала с полей плодородную почву, обнажая едва засыпанные тела мертвых.
Снова раздался удар грома; битва богов на небесах заглушила звуки битвы людей. Громкие разрывы прокатились с запада на восток, отразились эхом от облаков и вернулись к земле. Шарп повел Харпера и Доггета к нивельской дороге, которая превратилась в реку грязи. Он видел группу всадников в плащах слева от себя, а справа орудийные команды тащили за передки свои пушки, но все, что находилось дальше тридцати футов, было скрыто за пеленой дождя, обрушивающегося как шрапнель. Позади Шарпа выпалила пушка, но выстрела едва было слышно за грохотом шторма.
Шарп свернул к главной дороге. Вымощенная булыжником, она была лучше грунтовой и дождь ей не повредил. Из под копыт лошадей, прорывающихся на север по сторонам поля летели комья грязи, давая понять, что если пушки не достигнут дороги, их не увезти.
— Вперед! Вперед! — Пушкари нахлестывали лошадей, принуждая их скорее выбраться с поля на дорогу, с которой текла вода. Но лошади и без того старались изо всех сил, будто чувствуя страх своих хозяев перед близкими уланами. Люди оглядывались назад до тех пор пока последняя пушка не покинула Катр-Бра и не направилась на север. Кровь текла из истерзанных плетями боков лошадей, смешиваясь с водой. Шарп, Харпер и Доггет поскакали вместе с артиллерией.
Чудесным образом ни одна пушка не была потеряна. Сумасшедшая гонка закончилась в деревне Женапп, где дорога сужалась и вилась между домами. Задержка дала шанс французской погоне догнать самые задние в колонне пушки, но полк британских драгун развернулся и пошел в атаку на улан. Французы двинулись вперед и были атакованы еще и тяжелой лейб-гвардией,[13] личным эскортом короля. Лейб-гвардейцы, одетые в пурпурные мундиры и черные с золотой отделкой шлемы с султанами, обрушились на улан с тяжелыми палашами наперевес. Тяжелая кавалерия оттеснила назад легких улан, давая пушкам время преодолеть узкие деревенские улочки.
К северу от Женаппа французская погоня, казалось, начала терять азарт. Ливень тоже поутих, хотя и был все еще весьма силен. Примерно через каждую милю британские пушки останавливались, вставали на позиции, давали несколько залпов по преследователям, и продолжали гонку. Французы были неподалеку, но и не гнали во весь опор. Британская кавалерия, драгуны и лейб-гвардия, скакали по флангам. Буквально каждую минуту эскадрон французов подъезжал поближе, британцы шли в атаку, но всякий раз французы уклонялись от стычки. Шарп изумился, увидев как один лейб-гвардеец свалился со споткнувшейся лошади, залез обратно в седло и отъехал в задние ряды своего подразделения, скрыв испачканный мундир, будто это было на параде в Гайд-парке.
Французы тоже потрудились притащить свои восьмифунтовые орудия и открыли огонь. Маленькие ядра поднимали фонтанчики грязи и воды. Грязь и слякоть помогала отступлению, не только потому, что промочила порох в французских снарядах, но в большей степени из-за того, что французская конница вынуждена была держаться поблизости от главной дороги. Если бы земля была сухой, то легкая и стремительная французская кавалерия смогла бы обойти британцев с флангов и устроить жуткую резню, но грязь и дождь не давали им это сделать.
На стороне британцев было еще одно оружие. Внезапное шипение позади Шарпа заставило его обернуться, и он увидел, как запускают ракету. Впервые он увидел их еще в Испании, но все равно каждый раз зачарованно смотрел, как это необычное оружие неуклюже летит вперед, опираясь на столб огня. Доггет, ни разу не видевший запуска ракет, был весьма впечатлен, но Харпер презрительно мотнул головой.
— Они постоянно промахиваются, мистер Доггет. Вот смотрите.
Первая ракета перелетела через поле, оставляя за собой спиралевидный дымный след. Ракета угодила точно во французские пушки, заряд в ракете взорвался и на орудийные позиции обрушился дождь шрапнели, выкашивая всех, кто находился поблизости.
— Боже всемогущий! — воскликнул Харпер в изумлении, — чертовы штуковины, оказывается, работают.
Воодушевленные таким успехом, ракетчики запустили целую батарею ракет. Дюжину запустили со стальных направляющих, установленных под углом. Ракетчики подожгли запалы ракет и отбежали в укрытие. Ракеты начали изрыгать огонь и дым. Они задрожали на направляющих, затем одна за одной взлетели в воздух. Сначала они вихляли из стороны в сторону, затем, набрав скорость, перестали рыскать. Две ракеты пробили облака и исчезли из виду, три упали на мокрую лужайку и догорели, вертясь как волчок, пять ракет вроде бы полетели в сторону французов, однако упали на землю, не причинив никакого вреда, а последние две ракеты, крутясь, полетели в сторону британской кавалерии, которая, застыв на секунду, бросилась в стороны.
— Вот так чаще всего и происходит, — удовлетворенно сказал Харпер, — верно ведь, мистер Шарп?
Но Шарп и не слушал Харпер, и не смотрел за залпом ракет. Он внимательно смотрел через дорогу на группу всадников, бросившихся прочь от летящих в них ракет. Лорд Джон Розендейл сначала был среди прочих, затем, в поисках спасения, отделился от приятелей.
— Я догоню вас на дороге, — сказал Шарп Харперу.
— Сэр? — поразился Харпер, но Шарп уже повернул лошадь и поскакал прочь.
* * *
Лорд Джон Розендейл не помнил, чтобы когда-либо он был таким промокшим, напуганным и смущенным. Он ожидал битвы, сражения — а отступление для него и казалось битвой — как чего-то аккуратного и отлично организованного. Офицеры отдают громкие уверенные приказания, их люди тут же подчиняются этим приказам точно и безукоризненно, а противник послушно отступает, сдается или погибает, но вместо этого он оказался посреди какого-то хаоса. Странно, но участники этого хаоса вроде бы прекрасно знали, как нужно поступить. Он видел, как батарея конной артиллерии снялась с передков и приготовилась открыть огонь. Насколько мог слышать Розендейл, никаких приказов для этого отдано не было, но люди отлично знали, что и как надо делать, делали это энергично и эффективно, затем быстро снова нацепили на орудия передки и продолжили безумную гонку сквозь дождь. Один раз, когда он стоял на более-менее ровном и твердом участке земли, на него грубо наорали и громко приказали убирать свою задницу и задницу его лошади прочь с этого места. Он быстро отскочил, но когда повернулся, то увидел, что кричал ему простой сержант. Секундой позже на то место, где стоял Розендейл вкатили пушку, чуть не обрызгав того грязью. Еще через десять секунд пушка выпалила, напугав Лорда Джона грохотом и силой отдачи. На парадах в Гайд-парке, а это было единственное место, на котором лорд Джон видел, как стреляют пушки, гладкие отполированные орудия создавали лишь сопутствующий событию шум и вообще не отскакивали назад, но эти орудия, грязные, покоробленные и покрытые гарью жутко грохотали, изрыгая пламя на десяток ярдов, а когда эти тонны металла отпрыгивали назад, то как гигантский плуг, они поднимали в воздух столбы грязи, но сразу же к дымящимся чудовищам подбегала перепачканная с головы до ног орудийная команда с банниками.
А еще его удивило несоответствие силы выстрела из пушки и эффекта от выстрела. Лорд Джон увидел всплеск грязи, небольшой взрыв и так мало разрушений. Один раз он увидел упавшего с лошади улана, но тот тут же вскочил на ноги, а другой француз взял упряжь лошади первого и успокоил напуганное животное.
В Женаппе лорд Джон чуть было не увидел атаку лейб-гвардии и даже дернулся вперед, чтобы присоединиться к ним. Он видел, как палаш перерубил древко пики, будто простую ветку. Он видел, как потом череп улана был раздроблен этим палашом. Он видел также как лейб-гвардеец дергался как рыба, пронизанный острием. Он слышал хрип людей, делающих убийственные выпады, свист воздуха, выходящего из разрезанных легких. Он чувствовал запах крови и порохового дыма от выстрелов пистолетов. Кровь умирающих лошадей текла на дорогу, сразу же смешиваясь с дождевой водой. К тому времени как лорд Джон обнажил саблю и ткнул лошадь шпорами в бока, французы уже отступили, оставив дюжину убитых и вдвое большее количество раненых. Все произошло так стремительно, но знакомый лорда Джона, капитан Келли, которого Розендейл частенько встречал, будучи на королевской службе, улыбнулся его светлости.