— Вы что, не в курсе? Бог мой, Ребек, лягушатники уже к северу от Шарлеруа! Я послал Дорнбергу донесение черт знает сколько времени назад!
Его слова будто повисли в воздухе. Теперь уже Ребек не мог произнести ни слова.
— Боже милосердный, — через несколько секунд произнес он и начал застегивать свой голубой мундир. — Офицеры! — по всему дому разнесся его крик. — Офицеры! — он сбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. — Покажите, где, — он буквально втолкнул Шарпа в комнату с картами и растворил ставни, наполнив комнату светом.
— Здесь, — Шарп ткнул перепачканным пальцем в место к северу от Шарлеруа. — Смешанные силы; пехота, кавалерия и пушки. Я был там утром и еще раз в полдень. И оба раза дорога была заполнена войсками. Во второй раз мне не удалось увидеть слишком много, но должно быть на дороге был целый корпус. Пленный француз сказал, что по его мнению, с ними Наполеон, хотя он и не уверен в этом.
Ребек посмотрел на изможденное и запыленное лицо Шарпа и представил, как же он умудрился взять пленника, но не было времени для таких вопросов. Он повернулся к остальным офицерам штаба, собравшимся в комнате.
— Винклер, приведите Принца обратно, и побыстрее! Быстрее! Идите к Дорнбергу и выясните, что во имя Господа, происходи в Монсе. Шарп, поешьте немного. И отдохните.
— Я могу отправиться в Монс.
— Отдыхайте! Но сначала перекусите! Вы слишком устали.
Шарп подчинился. Ребек ему нравился, голландец, как и сам Принц, получил образование в Итоне и Оксфорде. Барон был гувернером Принца в Оксфорде и являлся живым доказательством того, что это была потеря времени, Принц не перенял ни капли здравого смысла Ребека.
Шапр прошел на опустевшую кухню, нашел хлеб, сыр и пиво. Когда он нарезал хлеб, в комнату вошла девушка Принца, Паулета. На ней было платье, небрежно обернутое вокруг талии.
— Из-за чего весь этот шум? — раздраженно спросила она. — Что происходит?
— Император перешел границу, — сказал Шарп по-французски.
— Это хорошо, — сказала Паулета.
Шарп рассмеялся, срезая с куска сыра заплесневевший край.
— Намажьте хлеб маслом? — предложила девушка.
— Я не нашел масла.
— Оно в буфете. Сейчас принесу, — улыбнулась Шарпу Паулета. Она не очень хорошо знала стрелка, но он был самый красивый мужчина в штабе Принца. Многие офицеры были привлекательны, но у этого англичанина был такой интересный шрам и такая заразительная улыбка. Она принесла из буфета тарелку с маслом и поставила ее перед Шарпом. — Может хотите яблоко?
— Не откажусь.
Паулета поставила перед собой тарелку с едой и налила немного пива в фарфоровую чашку Принца. Она отхлебнула пива, затем ухмыльнулась.
— Принц сказал мне, что у вас есть женщина во Франции?
Шарпа покоробила такая прямота, но он кивнул.
— Да, из Нормандии.
— Как это? Почему? Расскажите мне. Я хочу знать! Я хочу знать все обо всем и обо всех.
— Мы повстречались в конце войны, — сказал Шарп так, будто это объясняло все.
— И вы влюбились? — страстно спросила она.
— Я думаю, да, — скромно ответил Шарп.
— Здесь нечего стесняться! Я тоже однажды влюбилась. Он был драгун, но он отправился воевать в Россию, бедняга. Больше я его не видела. Он говорил, что женится на мне, но видимо его съели волки или убили казаки, — она вздохнула, вспомнив своего драгуна. — А вы женитесь на вашей французской даме?
— Я не могу. Я уже женат на женщине в Англии.
Паулета пожала плечами.
— Так разведитесь с ней.
— Это невозможно. В Англии развод стоит таких денег, что ты столько даже не видела. Может мне зайти в Парламент и попросить их принять закон специально для моего развода?
— Англичане такие глупые. Я думаю, Принц именно поэтому так любит все английское. Он чувствует себя у вас как дома. — Она рассмеялась. — А вы живете во Франции со своей женщиной?
— Да.
— А почему вы уехали от нее?
— Потому что Император посадил бы меня в тюрьму, а также из-за половинного жалованья.
— Половинного жалованья?
Шарпа ее расспросы и раздражали и развлекали одновременно, но все же он ответил.
— Я получаю содержание от английской армии. Если бы я остался во Франции, то перестал бы получать его.
Во дворе застучали копыта, это полковник Винклер отправился за Принцем. Шарп, радуясь, что ему не приходится скакать куда-либо, начал стягивать свои тугие сапоги. Паулета убрала его руки, стянула сначала один сапог, затем другой.
— Боже, ну и запах! — она со смехом отодвинулась от его ног. — А мадам покинула Францию вместе с вами? — Паулета задавала свои вопросы с простодушием ребенка.
— Мадам и наш ребенок.
Паулета нахмурилась.
— Из-за вас?
Он помедлил, подыскивая ответ поскромнее, но не смог придумать ничего кроме правды.
— Совершенно верно.
Паулета обхватила руками чашку с пивом и посмотрела через открытую дверь во двор, где куры лениво подбирали овес, а собака Шарпа подрагивала во сне.
— Должно быть, ваша французская леди любит вас.
— Я надеюсь, что да.
— А вы?
Шарп улыбнулся.
— Я люблю ее.
— И она здесь, в Бельгии?
— В Брюсселе.
— С ребенком? Сколько ему лет? Это мальчик или девочка?
— Мальчик. Три месяца всего, скоро четыре. Он тоже в Брюсселе.
Паулета вздохнула.
— Как это мило. Я бы тоже пошла за своим мужчиной в другую страну.
Шарп покачал головой.
— Для Люсиль это тяжело. Она ненавидит, что я сражаюсь против ее соотечественников.
— Тогда зачем же вы это делаете? — спросила Паулета негодующим голосом.
— Из-за моего жалованья. Если бы я отказался снова вступить в армию, мне перестали бы выплачивать содержание, а это единственный мой доход. Так что когда Принц пригласил меня, я согласился.
— Но вам же не хотелось? — спросила Паулета.
— Не совсем так. — Это было правдой, в это утро, шпионя за французами, Шарп ощутил, что ему доставляет удовольствие хорошо сделанная работа. Через несколько дней он снова станет солдатом и позабудет о недовольстве Люсиль.
— Значит, вы сражаетесь только за деньги, — произнесла Паулета так, будто ей стало все понятно. — И сколько же вам платит Принц?
— Один фунт, три шиллинга и десять пенсов в день. — Таково было вознаграждение бреве-подполковника в кавалерийском полку и такую сумму Шарп не получал никогда в жизни. Половина жалованья уходила на вознаграждение слугам, но Шарп все равно ощущал себя богачом, ведь это было гораздо больше, чем два шиллинга и девять пенсов, которые он получал как лейтенант на половинном жалованье. Он оставил армию в чине майора, но клерки в штабе Конной Армии считали его майорский чин только как бреве-майор, то есть данный только на период военных действий, и поэтому назначили ему лейтенантское содержание. Война вдруг дала Шарпу неожиданный доход, как и многим другим офицерам на половинном жалованье в обеих армиях.
— А вам нравится Принц? — спросила она.
Это был непростой вопрос.
— А вам? — вопросом на вопрос ответил Шарп.
— Он пьяница, — Паулета не беспокоилась о чувстве такта, просто изливала свое пренебрежение. — А когда не пьян, то выдавливает свои прыщики. Фууу! Я должна возвращаться к нему! — Она посмотрела на Шарпа. — Вы знаете, что он собирался жениться на английской принцессе?
— Да, знаю.
— Она отказала ему. Так теперь он заявляет, что женится на русской принцессе. Ха! Для этого он и годен, для русской. Они втирают масло в кожу, вы знаете это? По всему телу, чтобы не замерзнуть! Наверное, они пахнут. — Она отхлебнула пива, нахмурилась своим мыслям, но быстро вернулась к разговору. — А ваша жена в Англии. Она знает, что у вас уже другая женщина?
— У нее самой другой мужчина.
Эта фраза привела Паулету в изумление.
— Значит все в порядке?
— Нет, — Шарп улыбнулся. — Они украли мои деньги. Когда-нибудь я вернусь и заберу их назад.
Она уставилась на него.
— Вы его убьете?
— Да, — он так просто произнес это слово, что она сразу же поверила.
— Я бы хотела, чтобы мужчина убил ради меня, — вздохнула Паулета, затем с тревогой посмотрела на Шарпа потому, что тот внезапно предостерегающе поднял руку. — Что такое?
— Тссс! — Он встал и тихонько подошел к открытой двери. Ему показалось, что где-то вдалеке раздавалась мушкетная стрельба. Он не был уверен, ибо звук был едва уловим. — Вы слышали что-нибудь? — спросил он девушку.
— Нет.
— Вот, снова! Слушайте! — Он снова услышал звук, будто разорвали кусок парусины. Где-то, и не очень далеко, шла драка. Шарп посмотрел на флюгер и увидел, что ветер южный. Он подбежал к двери, ведущей в дом. — Ребек!
— Я слышал! — Барон уже стоял в дверях. — Как далеко?
— Бог знает, — Шарп встал рядом с Ребеком. Ветер гонял пыль по улице. — Миль пять или шесть?
Звук исчез, и топот копыт заглушил любые попытки услышать его снова. Шарп посмотрел на главную улицу, ожидая увидеть как своих всадников, так и французских драгун, скачущих по деревне, но это быль лишь Принц Оранский, пересевший с кареты в седло лошади из эскорта. Эскорт въезжал в деревню вместе с помощниками, которые привели Принца обратно.
— Какие новости, Ребек? — Принц спрыгнул с седла и вбежал в дом.
— Только то, что мы вам уже сообщили, — Ребек проследовал за Принцем в комнату с картами.
— Хм, Шарлеруа? — Принц грыз ноготь, глядя на карту. — От Дорнберга есть что-нибудь?
— Нет, сэр. Но если вы прислушаетесь, то услышите на юге стрельбу.
— Монс? — тревожно спросил Принц.
— Никто не знает, сэр.
— Так выясните это! — резко сказал Принц. — Мне нужен доклад от Дорнберга. Вы сможете послать его вслед за мной?
— Вслед за вами? — нахмурился Ребек. — Но куда вы отправляетесь, сэр?
— В Брюссель, разумеется! Кто-то же должен доложить Веллингтону, — он посмотрел на Шарпа. — Я в высшей степени надеюсь на ваше присутствие на балу.
Шарп с трудом погасил желание пнуть Его Королевское Высочество в его королевский зад.
— Так точно, сэр, — ответил он.
— И наденьте голландский мундир. Почему вы вообще его еще не надели?
— Я переоденусь, сэр, — Шарп, несмотря на постоянные требования Принца еще не купил себе голландский мундир.
Ребек, догадываясь, что Принц все равно хочет танцевать, несмотря на новости о французском вторжении, прочистил горло.
— Но ведь бал в Брюсселе отменят, сэр?
— Ну, пока его не отменили, — недовольно сказал Принц, затем повернулся к Шарпу. — Я хочу, чтобы вечером вы были в парадной форме. Это значит золотое шитье, два эполета, также с золотым шитьем. Бальную шпагу, Шарп, вместо вашего мясницкого ножа. — Принц улыбнулся, как бы смягчая свой приказ, затем указал пальцем на своих голландских помощников. — Пойдем, Винклер, здесь больше нечего делать, — он быстрым шагом покинул комнату. Ребек стоял, плотно сжав губы, и молчал.
Звук копыт быстро затих в такой жаре. Ребек снова прислушался, не услышал никаких выстрелов, затем ткнул в карту указкой из слоновой кости.
— Его королевское высочество совершенно прав, Шарп, вам следует носить голландский мундир.
— Все собираюсь прикупить его.
Ребек улыбнулся.
— Я могу одолжить вам один из своих на сегодняшний вечер.
— В задницу этот вечер. — Шарп повернулся к карте. — Хотите, чтобы я поехал в Монс?
— Я уже послал Гарри, — Ребек подошел к открытому окну и всмотрелся в марево. — Возможно, там ничего и не происходит, — тихо произнес он, как будто разговаривая сам с собой. — Возможно, мы все ошибаемся насчет Монса. Возможно, Наполеон ломиться в парадную дверь и игнорирует черный ход.
— Сэр?
— Это дверь с двумя створками, Шарп, во что это такое, — резко начал говорить Ребек, подходя к карте. — Пруссаки — это левая створка, а мы — правая, и когда Наполеон толкнет в стык между двумя створками, то они разойдутся в стороны и дверь окажется открытой.
— Может это как раз то, что он задумал?
Шарп посмотрел на карту. Дорога от штаба Принца Оранского шла на восток через Нивель и вливалась на главную дорогу от Шарлеруа на одном из перекрестков. Если перекресток потерян, то Наполеон уже разделил дверь надвое. Британцы и голландцы беспокоились за Монс, а Шарп взял кусок угля и обвел этот перекресток жирным кругом.
— Вот замок от двери, Ребек. Какие войска ближе всех к перекрестку?
— Веймарская бригада, — Ребек увидел важность этого перекрестка. Он выскочил за дверь и окликнул клерков.
— Мне поехать туда? — предложил Шарп.
Ребек кивнул.
— Но ради всего святого, Шарп, посылайте мне новости. Я не хочу оставаться в неведении.
— Если французы взяли этот чертов перекресток, мы все окажемся в неведении. И надолго. Я позаимствую одну из лошадей Принца. Моя еле дышит.
— Возьмите двух. И пусть лейтенант Доггет едет с вами. Он сможет доставить ваше донесение.
— У этого перекрестка есть название? — Это был важный вопрос, ведь в донесении все должно быть предельно точным.
Ребек поискал на столе более подробную карту, которые рисовали Королевские инженеры и распространяли во все штабы.
— Он называется Катр-Бра.
— Четыре Герба?
— Так его здесь называют. Катр-Бра. Четыре Герба. Как раз то, что надо, чтобы поместить на двухстворчатую дверь.
Шарп не ответил на шутку. Он крикнул лейтенанта Доггета, затем прошел на кухню и натянул сапоги. Через открытую дверь прокричал приказ седлать трех лошадей, две для себя и одну для Доггета.
— И отвяжите собаку!
Приказы для Принца Веймарского, запечатанные ребековской копией личной печати Принца Оранского, доставили через десять минут. Ребек лично принес их и вручил Шарпу, уже сидевшему в седле.
— Помните, что от вас ожидают присутствия на танцах? — улыбнулся Ребек Шарпу.
Паулета вышла во двор и облокотилась на освещенную солнцем стену. Она улыбнулась Шарпу, уже выезжавшего со двора на лошади Принца.
— Будь осторожен, англичанин, — крикнула она.
Двор штаба был полон лошадьми штабных офицеров, они все были встревожены дальней мушкетной стрельбой, все стеклись сюда из всех штабов бригады в поисках информации и возможных приказов. Шарп послал девушке Принца воздушный поцелуй и поскакал в сторону перекрестка.
Глава 5
Спальня Джейн Шарп в Брюссельской гостинице на рю-Ройаль пахла уксусом, которым ее горничная обрызгала комнату для дезинфекции. В очаге стояла маленькая металлическая чаша с серным порошком, чтобы избавить комнату от остатков пагубного воздуха, который мог остаться после обработки уксусом. Джейн жаловалась на эти грязные крошечные комнаты, но, по крайней мере, здесь не было риска подхватить какую-нибудь заразу. Предыдущим жителем был какой-то швейцарский торгаш, которого выселили, чтобы освободить номер для английского аристократа и его дамы, и у Джейн было подозрение, что у швейцарца, как и у всех иностранцев, было полно всяких заразных болезней. От зловонной смеси уксуса и сгоревшей серы у Джейн болела голова, но, вообще-то говоря, она чувствовала себя так с тех пор как приехала из Англии.
Лорд Джон Розендейл, красивый и статный в белых бриджах, шелковых чулках, черных танцевальных башмаках, отделанном золотым орнаментом сюртуке с высоким голубым воротником и двумя золотыми эполетами, плетеными золотыми нитями, стоял возле окна спальни и разглядывал крыши домов.
— Я не знаю, будет ли он там или нет. Просто не знаю. — Он уже в двенадцатый раз произносил эти слова, но все это было недостаточно для Джейн, которая, обнаженная по пояс, сидела возле туалетного столика.
— Почему же это неизвестно точно? — недовольно спросила она.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Лорд Джон приписывал вспыльчивый нрав Джейн ее расстроенному пищеварению. Северное море не сошлось с ней характерами, а путешествие до Брюсселя в карете не избавило ее от морской болезни. — Ты хочешь, чтобы я запросил Брэн-ле-Конт?