- Этого тебе лучше не знать! - Олег взял внука за левое запястье.
Сухие и твердые стариковские пальцы неприятно впились между сухожилий.
И тут Влас действительно запел.
Это не была песня в обычном понимании слова. Несомненно, в ней присутствовала и музыка, и какой-то текст, но Игорь не мог различить, где кончается одно и начинается иное.
Таинственные трескучие слова бились друг об друга, ломаясь и крошась на отдельные слоги. Слоги незаметно выстраивались в простой ритм.
Ритм расширялся, усложнялся, умножаясь отражением самого в себе.
Сквозь него постепенно проступила едва заметная мелодия, которую тут же подхватил оживший лес. Она растворяла ритм в плавных переливах, размывала его на отдельные гремящие аккорды и, казалось, сейчас от него вообще ничего не останется. Но вдруг ритм ожил в плеске волн, шипение которых сливалось с его шепотом, превращаясь в удивительный, гипнотизирующий речитатив, который звучал все громче, все грознее, вовлекая в неудержимый, громыхающий перекат окружающее пространство.
Игорю представлялось, еще немного, он сможет понять смысл этой песни. Ему чудилось, что уже начал различать отдельные слова, и всего лишь незначительное усилие воли отделяет его от полного понимания. Однако, голос Олега вернул внука к действительности.
- Осталось очень мало времени, Ингвар.
То, что ты держишь в руках - оружие Нави. Там, у себя, это - копье, в мире Прави - лук, у нас - это клинок. Много воды утекло с тех пор, как Арий отрубил Гаргоне голову, а двадцать веков назад вождь ругов этим же мечом отразил готонов и спас Аркону. Но владелец оружия, сам того не желая, темным служит богам, и короток его век.
Эти слова не слишком насторожили Игоря.
Он полагал, что миссия спасителя древностей долго не продлится, и поэтому Навь его коснуться не успеет. Гораздо большее впечатление произвело то, что дед говорил, как и Влас, с закрытым ртом.
Олег продолжал:
- Немногое устоит перед сталью Власа, сам клинок разрушению не подвластен. Когда ты колешь им, он длинен, когда вытаскиваешь - короток, когда поднимаешь - легок, когда рубишь - тяжел. При этом меч войдет в любые ножны, однако и разрубит их изнутри без труда, если возникнет такая надобность. Он обоюдоостр, однако, если ты посмотришь на него сбоку, ты увидишь прямое лезвие, если глянешь вдоль - изогнутое. Это позволяет без труда обойти любую фехтовальную защиту.
Только тогда Игорь заметил, что с каждым словом деда волна какого-то неясного ощущения прокатывается по его руке, начиная от запястья, которое старик так неудобно защемил пальцами. Но прервать Олега или освободить руку он не посмел. К тому же и ощущение нельзя было назвать неприятным.
- Самое главное! Тень меча, отброшенная в свете Солнца, или живого Огня, еще более смертоносна, чем сам кладенец. Все, до чего она дотронется, лишается жизни! И нет от этого другой защиты, кроме как держать рукоять самого оружия - за что и приходится платить высокой возможностью смерти от всех остальных причин. Помни об том всегда! Вот почему обладатель меча долго не живет. Тень можно отделить от клинка, и сражаться ей точно вторым мечом...
При этих словах Влас взмахнул руками, и его песня, на мгновение полностью затопив сознание Игоря, резко оборвалась. Парень даже присел от неожиданности, попытавшись опереться на меч. Сталь пошла в землю, словно в пустоту. Игорь поспешно выпрямился, озираясь по сторонам.
Звуки полностью вернулись на поляну. Лес тихонько бормотал на сотни различных голосов. Под легким ветерком покорно гнулась и шелестела трава. Только на опушке появилось несколько лишних валежин, да волны на озере никак не могли успокоиться.
"Озеро ли это? Уж больно велико!" - испугался Игорь, всматриваясь в темноту, повисшую над ширью вод.
Но, то была река, не отмеченная ни на одной карте, то был Океан по имени Незнаемое. От тяжелых валов, с шумом набегавших на песчаный берег, пахло солью и бескрайним морским простором. Игорь тщетно вглядывался в сумерки, пытаясь угадать противоположный берег на том конце лунной дорожки. Вместо берега он разглядел лишь киль ладьи, стремительно вынырнувшей из мрака. Вечные Волосожары безразлично взирали на смертного с неизмеримых высот.
Ладья неумолимо приближалась к берегу.
Парус на ней был спущен, но лодка шла быстро и ровно, надменно разрезая разбегающиеся волны. Было в этом что-то неизбежное, как в течении Времени.
- Не Садка ли лодья?
- Скорей Харона, чем Садка! - буркнул Олег. - Это все! Будем прощаться!
Дед обнял внука. Но куда исчезла его силушка? Старик менялся на глазах. Он сгорбился, осунулся, высох. "Не дождется, дед,"- пронеслось в голове у Игоря:
- Прощай! Век науку твою помнить буду!
Не посрамлю предков моих славных!
- Верю, Ингвар! И имя твое древнее свидетель тому. Били русы римлян с греками, и сарматов били. Мы аварское иго сбросили, да хазар с печенегами перемололи. Пережила Русь монголов. Победили мы и франков, и немцев, и с японцами сладили.
То ли еще станется... Руги языка словенского. Ты поймешь - непонятым не останешься... И еще! Ради меня, ради нас всех! Ради жертвы моей!
Не пытайся спасти Аркону! - выдохнул Олег, и его пальцы на запястье Игоря разжались.
Одновременно к ним повернулся Влас:
- Вот и Перекресток. Мешкать нельзя!
Иначе все станет по-старому! Усаживайся, добрый молодец, в мою лодью.
Она вывезет, куда следует. Богумиров это челн, что Ману звался в Индии, Девкалионом в Греции, Бергельимиром* у мурманнов. Ступай смело! Под лавкою найдешь одежды чистые, не басурманские, не иноземные, а словенские. Чуть добудешь письмена заветные - закинь кладенец в море синее, лодья за тобой мигом явится.
- Где ж искать мне священные книги? - спросил Игорь.
- Лодка пронзит Пространство и Время.
Чуть забрезжит рассвет, ты ступишь на берег Буяна. Жрец Световидова Храма узнает посланца, и меч мой - порука тому. Зрав будь и удачлив!
Мы, Игорь, еще встретимся, так или иначе... - окончил наставления Влас.
- Не поминайте лихом!
Игорь пошел было опять к деду, но тот неловко отшатнулся, чуть приподняв веки, из-под которых глянула на Игоря безбрежная тьма. Олег уже боле не принадлежал этому миру.
Парень ступил в воду. До борта рукой подать, всего несколько шагов, но пока Игорь брел по дну, преодолевая сопротивление набегающих волн, миллионы мыслей и образов пронеслись у него в голове.
Великие боги! Неужели это он, недавний студент-физтеховец, археолог и спортсмен, идет сейчас сквозь валы сказочного моря? А какое еще море могло разлиться здесь, недалеко от Старой Руссы? Идет к суденышку, место которому только среди декораций исторического фильма или, в лучшем случае, в музее? И зачем? Чтобы отправиться в далекое прошлое? В город, который уже много веков ни на какой карте-то не значится? Cпасать рукописи, которых, скорее всего, и не было никогда?
Игорь перебрался через борт, бросил на скамью меч, уселся сам, и тут только сообразил, что так толком ничего и не выяснил о содержании этих самых книг или "дощек". Но поздно!
Ладья, развернувшись носом к морю, плавно заскользила навстречу Луне, быстро набирая скорость. Брег таял в сумерках.
Тяжело махнув рукой, он привязал меч к скамье первой подвернувшейся веревкой - чтобы не прорезал невзначай своим чародейским лезвием доски, и, поколебавшись немного, прикрыл его краем паруса, дабы утром случайно не познакомиться с тенью клинка. Решив при первой же возможности сделать ножны, Игорь улегся на дно и завернулся в другой край парусины. Втайне он верил, что проснется на собственной кровати в московской квартире. Но Макошь распорядилась иначе...
* * *Олег еще долго стоял на том берегу и сквозь веки смотрел вслед волшебной лодке. Пусть глаза незрячи, он видел отныне дальше и лучше.
- Пора и нам! - молвил Велес, и его тяжелая властная длань легла на плечо волхва.
Старик кивнул и почувствовал дуновение последнего утра Срединного мира. То спускалась к ним птица Сирин сладкоголосая, ее крылья рождали ветер, а песня дарила Смерть.
- Если в реку Времени вошел дважды - значит, более не человек! - молвил древний бог, поднимая жезл.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АРКОНУ
Снова и снова возвращался Игорь в мыслях к тем дням, когда мудрый старый Олег еще бродил по Матушке-Земле.
Теперь-то он совершенно по-новому, по-другому осмысливал скупые прощальные слова древнего волхва, отпечатавшиеся в Памяти навсегда...
Как наяву, вставала пред глазами Игоря-Ингвара картина их недолгого расставания с Олегом на берегу таинственной реки под названием Время. Теперь он догадался, кто таков Влас на самом деле, но толку от правильности его предположения все равно не было никакого...
"Не токмо против недругов своих отстаивалися крепко, но и около острова многие грады под свою державу подвели, потому всем окрестным государствам грозны и противны были,"- вспоминал Игорь рассказ старика. Впрочем, уже, конечно, не Игорь, а именно, Ингвар - так называл его дед Олег, под этим именем знали его побрательнички, Ратибор и Сев, дружинники да гридени, князь со княгинею.
Даже жрец Световита, Любомудр, и тот не заметил, не заподозрил подмены сразу. Между тем, минуло почти два дня с тех пор, как лодка Власа ткнулась носом в прибрежный песок неподалеку от Арконы - строптивого града язычников. А никто и не удивился чудесному появлению Ингвара, словно, он всегда жил среди ругов-руян.
Более трех веков назад князь Рюрик взял в жены Ефанду - дочь скандинавского конунга и, наверное, из желания порадовать тестя, а может позлить мать Умилу, нарек первенца своего в честь Ингви, сына Одина. Имя прижилось, равно, как и еще одно свейское прозвище. Младший брат Ефанды, Одр, был еще вельми юн, а прошел таки девять пещер Одина, за что получил титул - хелги - священного. Он, как Игорь знал, стал известен потомкам под именем Вещего Олега. Ольгой или Хелгой звали всякую женщину- воительницу, сведущую в ворожбе, ведьму, а вовсе не "святую", так переводили на свой манер это варяжское звание христианские проповедники.
Игорь не мог уловить тот момент, когда произошло его чудесное превращение в руга Ингвара. Да и свершилось ли оно на самом деле? Не ведал он и о том, какие чувства испытывает это "второе я" по поводу его внезапного появления. Парень даже и не пытался прояснить для Ингвара этот вопрос, хотя рано или поздно пришлось бы объясниться.
- Теперь-то я хорошо знаю, что такое шизофрения! - думал он.
К удивлению же Игоря, многое вокруг казалось давно и хорошо знакомым, словно было впитано с материнским молоком, будто он здесь родился и рос. Более того, как бы после восьмиста лет беспамятства Игорь вспомнил абсолютно все, целую жизнь, целую эпоху и себя в ней до мельчайших подробностей.
Он знал, что, скажем Сев - потомок того самого руса Боя, сына Рынды, который в кровавой сече со свеями одолел Готера Годбродсона. А предки Ратибора, молочного брата, еще шесть веков назад морем ходили на Адриатику, где основали Рагузу-Раусий, нынешний Дубровник и Новую Россу, старая-то еще братом Славена под Новгородом строена.
Со времен Вандала повелось - куда бы ни пришли русы - непременно оставят по себе память. Одних Руянов по Средиземью с десяток будет. Ругеланд, Ругия, Рутения, Этрурия, Русь, Руйя - эти названия неоднократно возникали на географических картах Европы и Малой Азии то здесь, то там.
Роги и руги, руяне и раны, рассеныэтруски и русины (последние самоназвание хорватов, пришедших в Далмацию из Прикарпатья) - и все онирусы!
Воля, Мудрость, Слава и вечная Борьба между Рассудком и Чувством - не об этом ли говорят имена словенские да венедские: Гостомысл, Годослав, Буривой, Всеволод, Светозар.., Боричь, Борислав. Вот, и Лютобор, походный князь ругов, в чьих жилах по отцовской линии кровь самого Рюрика и несчастной дочери друидов.
Мать князя из племени лютичей. Жена- из ляхских полян. "Бор" или "Бур"означает "человек" и "муж" - так звали предков скифского волхва Зигга, почитавшегося воплощением самого Одина.
- А что сейчас? - спрашивал Игорь, по привычке мысля с точки зрения беспокойного и пыльного двадцатого века, - Иванов, Петров, Сидоров?! Где вы, корни росские? Корчевали, да, видать, не выкорчевали. Где ж имена наши древние? Нет им места в церковных календариках! Святостью не вышли. Врете, церковники!
Любомудра, старшего волхва, пытали отроки, выспрашивали: "Ты скажи нам, неразумным малым дитяткам?
Издеваются попы да монахи - говорят, не хватает любви, мол, вашим идолам! А Христос - он во имя справедливости за грехи людские на кресте принял муки страшные!?"
Отвечал им мудрый жрец:
- Неужели Тарх Сварожич во имя Правды не висел, прикован, на Алатырь скале, Марой преданный на поругание? Не распят ли был Прометей греческий за любовь свою к людям великую? И не Один ли сам пригвоздил себя к Мировому дереву, дабы Тьма невежества отступила пред Светом знания? Нет, дети мои! Христиане не открыли ничего нового. Страдание возвысит лишь сильного, а вот раб, раб навсегда останется рабом, признавая над собой власть кесаря, папы и бога.
- А разве мы не славим Рода-Свентовита, разве не возносим молитвы Триглаву, разве не чтим Сварожича да Велеса?
- Мы - внуки Радегаста-Сварожича, да не холопы его, не рабы ответствовал Любомудр и продолжал свою речь, превосходно зная, на какие уловки миссионеров могут пойматься отроки, - Говорят, что кровожадны наши боги, что приносим в жертву пленных христиан. Нет! Не христиан, не иудеев, не сарацин, а врагов и неприятелей своих доблестных - пусть узрит великий Радегаст, что жива Аркона, хоть сильны, алчны и многочисленны ее гостисупротивники.
Бык иль буйный тур - дань Велесу. Ниспошлет нам здравие и земное плодоносие, он не даст Морозу лютовать, да и второму сыну своему, Яру, баловать не позволит. Лада-Матушка - вот наша богородица. Боги зачали человека, но и люди создают богов. Герои обретают бессмертие, нам неведомо, что случится за барьером вечности, но узнаем это, перешагнув Порог. А ведь ни один христианин не сравнится с Христом, не станет ровней ни Творцу, ни апостолу. Наши боги дружны и едины, и племена наши от одного корня. Тарх ли, Радегаст ли, Светлый Митра ли - имен много. Даже Сильный Стриба, коему поставлен кумир напротив Северных врат Великого Храма - и тот зовется Посвистом, коли повеет с севера холодом.
В самом деле, - рассуждал Игорьхристианская цивилизация, в отличие языческой культуры не только не подняла человека до высот бога, но и принизила Единого до уровня смертного. Кто видел Христа - тот узрел Иегову. Христианство не сумело, да и не могло хранить равенство, по мере того, как обретало богатых сторонников среди купцов и феодалов. Выйдя из недр иудаизма, созданное как духовное оружие угнетенных, бедных и рабов против засилья римского образа жизни, оно так и не ушло от яростного противопоставления собственного бога всем прочим. Христианство объявило языческих кумиров падшими и низшими, именно в нем каста священнослужителей, как ни в одной другой религии мира, возносится над божьими рабами, стараясь при этом внешне выглядеть благообразной.
И в той же мере, как некоторая часть иудеев считает себя единственным избранным народом на земле, точно так же есть немало "добрых"
христиан, которые попирают чужую веру, а вместе с ней и право на жизнь. Человеку нельзя без веры, но особенно тягостно с верой чужой.
Разве, крещение - одно из основных таинств Христианства- не "новое обрезание"? Только удаляют здесь не частицу плоти, а всю "телесность", и как нельзя дважды повторить обрезание - так и крещение выполняется жрецом над рабом Христовым всего лишь раз. Кто не обрезан - тот не иудей, кто не крещен - тот не христианин.
Войны уносят жизни людей, тела сгорают в атомном огне Нагасаки, их разрывает на куски под ударами системы "Смерч". Но война, чума, разбушевавшиеся стихии одинаково исключают из списка живых добрых и злых, глупых и гениальных, последних пьяниц, распутников и аскетов.
Цивилизация в лице духовной и светской власти избирает для уничтожения наиболее талантливых, неординарных, лучших людей - Еретиков. И вред такого цивилизованного общества неизмерим по сравнению со средней статистической смертностью от несчастных случаев. Ради того же призрачного блага триста пятьдесят лет подряд цивилизованные люди будут уничтожать языческую культуру индейцев.