Погода стояла великолепная, светило солнце, ветра не было. Из-за легкого морозца воздух казался особенно чистым и прозрачным. Листья уже давно облетели с деревьев, но то тут то там мелькали то зеленая ель, то желтая береза, то красный клен. Они шли по шелестящему ковру из бронзовых листьев. Порой сеттеры принимались неистово лаять и делать стойку, стоило им увидеть в ветвях какую-нибудь птицу или почуять кролика.
Вскоре, выйдя из парка, они оказались в открытом поле. И Гейл увидела скромные строения из серого камня, в которых жили местные фермеры. Приземистые дома плотно прилепились друг к другу, словно вместе им было легче противостоять яростным ветрам, которые имели обыкновение дуть в этой части Шотландии. Из труб в воздух поднимался голубоватый дымок. Двери распахнулись, и из них стали появляться женщины, завернутые в шали, и дети. Все они хотели поприветствовать молодого хозяина. Гейл тоже оказалась в центре внимания. Десятки глаз с любопытством разглядывали молодую англичанку в элегантном твидовом костюме и модном шарфике поверх каштановых кудрей.
Эти люди, без сомнения, с почтением и обожанием относились к хозяину замка. И девушке нравилась его манера разговаривать с людьми. Ян нежно отворачивал шаль от лица какого-нибудь младенца на руках у матери и искренне восхищался красотой и здоровым видом ребенка. Он мог отпустить добродушную шутку, над которой с удовольствием смеялись местные женщины. Старый Грив, управляющий, повернулся к Гейл и сказал:
— Капитан самый популярный из Далмиеров. Всегда готов помочь им. Крышу перекрыть, если надо, или дать денег.
Гейл кивнула и почувствовала гордость за этого молодого офицера, рядом с которым стояла. Она вдруг ощутила какую-то необыкновенную близость с Яном.
Позже, уже поднимаясь по ступенькам замка, Далмиер сказал:
— Я рад, Гейл, что ты поехала со мной. Рад, что ты познакомилась с местными людьми. В каком-то смысле Лох-Касл даже больше мне дом, чем то место, где я родился и вырос.
— Я это уже поняла, — сказала Гейл. — И мне кажется, твое место именно здесь. Полагаю, однажды ты оставишь армию и навсегда поселишься в замке.
Он бросил на Гейл быстрый взгляд и рассмеялся:
— Да, именно это я и собирался сделать раньше. Но сейчас мои планы изменились. Слишком многое изменилось…
Сердце Гейл гулко застучало. Но ничто сегодня не могло испортить то приподнятое настроение, в котором она пребывала после похода по фермам вместе со старым Гривом.
Ян сказал, что если она захочет, то в любой день может спуститься вниз к собачьим будкам и взять Дугала и Морага на прогулку.
В то же самое время Гейл прекрасно понимала, что, чем дольше она будет здесь оставаться, тем ближе установится их связь с Яном и тем тяжелее ей потом придется выбираться из этого положения. Ей нужно бежать отсюда. От Яна, Билла, замка.
Девушка вошла в комнату и увидела, что ее муж разгуливает из угла в угол с таким выражением лица, от которого у нее сразу замерло сердце. Он явно был не в настроении. Спальня и гостиная оказались не прибраны, одежда и вещи Билла валялась повсюду. Противогаз, трость, пальто — все лежало на полу в том же месте, куда он, раздеваясь, бросил это. Диван был завален газетами. И разумеется, муж Гейл даже не собирался предпринимать попытки как-то прибраться в комнатах. Он оставил это для жены, как раньше оставлял для матери.
Девушка развязала перед зеркалом шарф и поправила прическу. Ее щеки порозовели, а лицо выглядело посвежевшим после прогулки.
Решив быть приветливой, она улыбнулась мужу:
— Привет, Билли. Что с тобой? Что-то случилось?
— Разумеется, черт возьми.
— Но что же?
— С этой армией снова вляпался, — сказал он. — Все всегда вляпываются. Не успели здесь устроиться, как снова посылают в другое место.
— В другое место?
— Да, временно, конечно. Приказ из штаба. Бригадный майор сообщил мне за чашкой чая. Кстати, а ты где была?
— Гуляла. И что сказал майор?
— Разумеется, все случилось потому, что я очень хорошо выполняю свою работу. Меня посылают в Глазго, Абердин и, возможно, Инвергордон. Нужно кое-что показать местным парням, которые занимаются тем же, чем и мы здесь. Поэтому меня не будет недели две-три.
— Понятно, — медленно проговорила Гейл. — Я еду с тобой?
— Нет, черт возьми… — Он подошел к девушке и обнял ее. — Именно поэтому я такой злой. Я не могу взять тебя с собой. И, полагаю, ты вряд ли захочешь одна оставаться здесь, в этом богом забытом месте. Тебе придется вернуться в Кингстон и ждать там моего возвращения.
Но самое главное, он не упомянул еще об одной детали, расстроившей его больше всего. Дело в том, что в это время в замок как раз должна была приехать Джун Ногтон, и Билл очень ждал встречи с ней.
Гейл не пошевельнулась и не заговорила. В ее душе поднялась настоящая буря, и она даже не могла проанализировать свои чувства. Гейл испытывала… сожаление… облегчение… разочарование.
Разве не этого она хотела? Убежать от Яна и той тревоги, которую постоянно испытывала в Лох-Касл? Неужели это то, что им сейчас нужно? Снова потерять друг друга?
Но как трудно будет сказать «прощай» ему и этому… такому замечательному дому, который Билл называет «богом забытое место».
— Думаю, ты тоже сыта по горло всем этим, — сказал Билл и обнял свою жену за плечи. — Знаю, ты не хочешь расставаться со мной.
Гейл слегка покашляла и неловко пошевелилась под его рукой:
— Разумеется.
— Но так надо. Напиши письмо в Кингстон моей матери и своим родителям.
— Когда ты уезжаешь?
— Завтра утром.
— Так скоро? — удивилась девушка.
— Да, майор хочет, чтобы я сел на утренний поезд в Глазго. Похоже, они очень торопятся.
— Но как же я успею так быстро?
— А тебе не нужно торопиться. Ты спокойно соберешь вещи, а потом поедешь. Полагаю, Далмиер сможет все организовать так, чтобы ты добралась к десяти часам до Эдинбурга и села на поезд.
Гейл пошла в спальню, чтобы переодеться. У нее слегка кружилась голова. Все так неожиданно. И она не могла думать ни о чем другом, кроме… Яна. Но чем больше она думала, тем больше радовалась этой передышке. Совсем неплохо вернуться домой и на какое-то время избавиться от этих мук, которые она постоянно испытывала в замке.
После обеда она рассказала все Яну.
Что бы он ни испытывал сейчас, его лицо оставалось бесстрастным и непроницаемым.
— Что ж, полагаю, тебе будет приятно побывать дома, — сказал он. — А та работа, которую получил твой муж, свидетельствует о том, что он очень продвинулся в своей карьере.
— Да, конечно, — согласилась Гейл.
Они оба замолчали.
Ян Далмиер смотрел на Гейл с горечью. Боже, ей нельзя говорить этого, но без нее он будет ужасно скучать. Как бы то ни было, ему очень нравилось видеть девушку в своем доме. Когда они вместе гуляли по парку и обходили фермы, он находился в приподнятом настроении. Сколько раз он представлял себе эту сцену. Он обходит свои владения, а она рядом с ним. Она — его жена.
Затем Ян подумал, что все же лучше, если девушка уедет. Лучше для них обоих. Они всего лишь люди. И они могут не выдержать. Это грех — любить и желать жену другого мужчины. И тем не менее Далмиер не мог понять, почему же именно Билл Кардью должен быть мужем Гейл. Ведь он, он, Ян Далмиер, был ее первым мужчиной, а она принадлежала только ему.
Рано утром Билл Кардью покинул замок. Еще даже не рассвело, когда за ним приехала машина, чтобы доставить на станцию. Билл присел на кровать около Гейл и нежно с ней попрощался. Вдруг на мгновение он снова стал тем прежним Биллом, которого девушка когда-то знала. Он беспокоился о ней и не хотел ее оставлять.
— Береги себя, родная. Постарайся не попасть под бомбу.
— И тебе того же желаю, Билл, — улыбнулась в ответ Гейл.
Он крепко прижал ее к себе.
— И помни, что ты принадлежишь мне, — с неожиданной страстностью проговорил Билл. — Я буду очень торопиться к тебе.
От этих слов Гейл вздрогнула. Пусть думает, что мне тоже будет нелегко в разлуке с ним, решила Гейл. Он не должен понять, что это большое облегчение — провести целых три недели в одиночестве.
— И, ради бога, будь полюбезней с Далмиером. И я хочу вернуться сюда не потому, что мне нравится этот чертов замок, просто близость к штабу дает возможность сделать карьеру.
Как это типично для ее мужа! Она улыбнулась и пообещала, что будет любезна с Далмиером. Билл ушел, и Гейл осталась одна. Наконец-то одна, с облегчением и грустью подумала девушка. Ведь ее брак длится всего лишь два месяца. И это только начало того, с чем ей придется жить все последующие годы.
Остаток дня девушка провела, упаковывая чемоданы. Ян тем временем приготовил все, чтобы доставить ее в Эдинбург.
Вечером Гейл решила прогуляться и отправилась к будкам, где жили собаки. Ей хотелось вывести их в парк.
Через час, вернувшись в замок, девушка не пошла на встречу с другими женами офицеров, которые хотели устроить ей прощальную вечеринку. Она собиралась в последний раз побродить по замку Яна и насладиться красотой и величием Лох-Касла.
В левом крыле здания находилась «тайная лестница», которую Ян однажды показал ей. Он любил прятаться там, когда был еще мальчиком. Крутые каменные ступени, носившие на себе отпечаток вечности и слегка потертые от ног многих сотен слуг, вели наверх в левую башню. Здесь была небольшая комната для охраны, которая раньше использовалась как темница. Через зарешеченные окна открывался весьма живописный вид. Внизу на многие мили простирались леса и болота, покрытые голубоватой дымкой, вдалеке виднелся Эдинбург.
Гейл стояла какое-то время в этой комнате и любовалась видом из окна, с восхищением рассматривала пол из тяжелых дубовых досок, мощное балочное перекрытие на потолке, остатки величественных знамен, спускающиеся со стен. Посреди комнаты стоял огромный дубовый стол, на котором были вырезаны имена бывших узников. Гейл провела рукой в перчатке по крышке. Ей тоже захотелось оставить в списке свое имя. В каком-то смысле она тоже являлась узницей. Ее сердце, разум и душа были захвачены в плен любовью, из которой, как она понимала, ей уже не выбраться никогда. Либо любить, либо умереть.
Становилось темно и холодно. Пора возвращаться в жилую часть замка. Наконец, оторвавшись от чудесного вида, она прошептала:
— До свидания, мой милый замок! До свидания, Шотландия! Прощай, Ян! И возможно, навсегда. Все так быстро меняется. Когда я вернусь, если вернусь, может быть, ты уже уедешь отсюда!
Вздохнув, девушка повернулась и стала спускаться по лестнице. Вдруг ее нога подвернулась, и Гейл упала. Упала вниз с нескольких ступенек. Но и этого оказалось достаточно, чтобы сильно удариться и растянуть мышцы на ноге. Ее щиколотку пронзила острая боль. Но самое ужасное, девушка вдруг обнаружила, что не может подняться. Наверное, она сломала ногу или разорвала связки. Но здесь можно лежать и звать на помощь часами — все равно никто не услышит. Между ней и массивной дубовой дверью, ведущей в центральную часть замка, длинный коридор.
Разумеется, можно проползти это расстояние. Но ее вдруг сильно затошнило, и она почувствовала слабость. Ее тело била дрожь. Пол казался просто ледяным, а вокруг очень быстро сгущались сумерки. Становилось совсем темно.
Она застонала:
— Какая же ты дура, Гейл! Настоящая идиотка…
Но ползти к двери было не нужно. И умирать от холода и голода на каменном полу тоже. Так как по милости Божьей в этот вечер Ян Далмиер тоже решил заглянуть в эту часть замка. Он не собирался любоваться видом из окна, а только хотел взять старинное оружие, которое лежало в шкафу, чтобы показать его генералу, интересовавшемуся такими экземплярами.
Как только он открыл дверь и посветил фонарем, то сразу же обнаружил хрупкую фигурку Гейл, лежавшую на полу. Он с криком бросился к девушке:
— Боже Праведный! Что случилось? Что ты здесь делаешь, Гейл?
Гейл так обрадовалась ему, что у нее из глаз брызнули слезы. То смеясь, то плача, девушка объяснила своему спасителю, что случилось.
— Я очень сожалею, Ян, но я, кажется, сломала себе ногу. Или что-то еще случилось с моей щиколоткой. Боль просто невыносимая.
Положив фонарь на пол, Ян наклонился к девушке и дотронулся до нее:
— Бедняжка! Ты совсем замерзла. Как давно ты лежишь здесь?
— Всего лишь несколько минут. Я спускалась по винтовой лестнице и упала.
— Слава богу, что я зашел сюда за ружьем для генерала. Послушай, ведь ты не можешь идти. Ты не должна даже наступать на ногу до тех пор, пока тебя не осмотрит врач. Мне нельзя тебя взять на руки. Если перелом оскольчатый, то это только повредит. Я сейчас приведу слуг с носилками.
Гейл с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться или не заплакать.
— Такая нелепость, — пробормотала она.
Он наклонился и заглянул ей в лицо:
— Ведь ты могла просто погибнуть. Могла бы стукнуться головой.
— Но ничего страшного не случилось. Просто куча синяков.
— О, Гейл, бедненькая…
— Ты знаешь, ведь я завтра уезжаю в Эдинбург.
Ян отрицательно покачал головой:
— Думаю, теперь ты не сможешь этого сделать. Полагаю, ты проведешь ближайшую неделю здесь в замке в постели.
Она промолчала. Ее сердце быстро-быстро стучало. Еще один знак судьбы! Вместо того чтобы расстаться, они теперь снова будут вместе.
Он прекрасно понял, о чем она думала. Одна рука у Гейл оказалась сильно оцарапана и испачкана. Ян достал платок и аккуратно вытер пятно.
— Невыносимо видеть, как ты страдаешь, — хрипло проговорил он. — Не двигайся, дорогая. Я иду за носилками и людьми. Я очень быстро.
— Спасибо, — прошептала она, и молодой человек ощутил ее легкое и сладковатое дыхание на своей щеке.
«Я не могу оставаться, но… не могу и ехать, — думала Гейл. — Что же делать?»
Она старалась выбросить все мысли из головы. Сильно болела нога. Девушка чувствовала, что эмоции выходят из-под ее контроля.
Глава 11
Несчастный случай с Гейл стал самым животрепещущим предметом обсуждения в замке. Два денщика принесли девушку на носилках в большой зал, где в это время находилась миссис Ногтон и еще две дамы. Они с криками бросились к Гейл.
Лицо девушки было очень бледным, она крепко стиснула зубы, но все же с трудом ей удалось улыбнуться.
— Как глупо! Все подумают, что я сама веду свою маленькую войну с кем-нибудь. Я похожа на жертву катастрофы?
— Похоже, что вам, дорогая, требуется глоток бренди, — сказала миссис Ногтон. — И если это только растяжение, то у меня есть прекрасная мазь. Однажды, когда мы были в Индии, мой муж упал с лошади…
Ян, находившийся тут же рядом с носилками, несколько раздраженно оборвал женщину:
— Я думаю, это гораздо хуже, чем растяжение, миссис Ногтон. Но если вы позаботитесь о том, чтобы принести немного бренди для миссис Кардью, это было бы здорово.
Миссис Ногтон бросилась выполнять распоряжение Яна. Она ощущала себя совершенно счастливой, когда ей приходилось оказывать помощь подобного рода. Если вдруг начиналось какое-нибудь шоу, ей всегда хотелось в нем поучаствовать.
Денщики донесли носилки до комнаты Гейл. Она подняла глаза и увидела взгляд Яна — теплый, нежный, тревожный.
— Сейчас миссис Фентон и какая-нибудь служанка помогут тебе лечь в кровать. А я вызову по телефону врача из Эдинбурга.
— Спасибо, — прошептала девушка.
Ян вышел из комнаты, хотя ему этого совсем не хотелось. На смену ему появилась Джойс Фентон, молодая, симпатичная девушка, жена одного из офицеров. Солдаты подняли Гейл и осторожно переложили на кровать. Затем они попрощались, пожелали ей скорейшего выздоровления и покинули комнату.
— Мы нарисуем красный крест на вашей двери, мэм, как делали в замке в Эдинбурге, — обернувшись на пороге, улыбнулся денщик.
Гейл засмеялась и поблагодарила его. «Очень милые, — с благодарностью подумала девушка. — И такие молодые». Это обстоятельство подчеркивалось грубоватой и совсем новой униформой. Один из них напомнил девушке ее брата.