Биологическое чудо – «воскрешение» тарпана
Тут бы и следовало поставить точку, если бы история тарпанов не имела продолжения. Ученые, люди неугомонные, никак не могли примириться с тем, что нет уже на земле тарпана, и решили «воскресить» его.
Тарпаны жили не только в степи, но и в лесах некоторых стран: например, в Литве, Польше, Восточной Пруссии, в Беловежской пуще они встречались еще в конце XVIII века, а в зверинце панов Замойских в Замостье {22} дожили до начала прошлого столетия. В 1808 году двадцать диких лошадей раздали местным крестьянам. Те их приручили и стали на них ездить и пахать. Потомки тарпанов, смешанные, конечно, с домашними лошадьми, донесли до наших дней многие признаки своих диких предков.
Из этих-то тарпановидных коников, как их называют в Польше, генетики решили умелым скрещиванием и отбором вывести новую породу лошадей с внешними признаками тарпана. Работой руководил Т. Ветулани. Дело, начатое в 1936 году, шло очень успешно, несмотря на войну и оккупацию (многих животных, с которыми экспериментировали поляки, вывезли в Германию). Тарпан возрождался на глазах: шаг за шагом, поколение за поколением его потомки, растерявшие в течение полутора веков свои признаки в массе крестьянских полукровок, постепенно вновь «собирали» их. Эти рассеянные в сотнях лошадей фамильные черты дикого мышастого коня удалось сконцентрировать, как в фокусе зеркала, в немногих животных. Некоторые кобылы стали приносить жеребят с короткой стоячей гривой, как у зебры или лошади Пржевальского. А это – наиболее типичный «дикий» признак, закрепить который у потомков домашних лошадей особенно трудно.
«Воскрешенные», или, как говорят зоологи, «восстановленные», беловежские тарпаны живут на воле в лесу и даже зимой, в пургу и морозы, обходятся без стойл и других укрытий. Их и подкармливают зимой очень редко.
Почти в одно время с поляками возродить тарпана решили и немцы. В Германии, в фамильном поместье Липпе-Детмольдов, давно уже, несколько веков, жили на воле в лесах одичавшие лошади. Никто их никогда не беспокоил, кроме нескольких дней в году, когда люди окружали загоном вольный табун и клеймили новорожденных жеребят. Для всей округи это было большим праздником. Как и в прежние века, ловлю диких лошадей отмечали здесь веселыми песнями и попойками еще и в первые годы гитлеровского режима. А потом людям было не до веселья и не до диких лошадей.
Из табуна Липпе-Детмольдов братья Лутц и Гейнц Хек отобрали для своих опытов лошадей с наиболее «дикой» внешностью. Этим биологам, братьям Хек, наука в значительной мере обязана и спасением зубра. Они же провели удачные работы по восстановлению тура. А теперь вот решили «возродить» и тарпана. Оба брата были директорами зоологических садов: Лутц – Берлинского, Гейнц – Мюнхенского. Поэтому тарпана «воскрешали» одновременно в зоосадах этих двух городов.
Лутц Хек в книге «Мои приключения с животными» пишет: «Мы исходили из того принципа, что ни одно существо не может считаться полностью вымершим, пока его наследственные качества еще сохраняются в потомках. Эти качества умелым скрещиванием с другими видами животных можно попытаться выявить более отчетливо в гибридах такого скрещивания. С помощью современных достижений генетики можно даже полностью восстановить наследственность вымершего животного. Если полученные метисы будут размножаться, то постепенно под влиянием искусного отбора их облик от поколения к поколению будет меняться в нужную нам сторону. В результате может вновь возродиться животное, исчезнувшее сотни лет назад. Вымершее животное снова будет жить!»
И он продолжает: «Есть много лошадей, которые происходят непосредственно от лесного тарпана,- нордические низкорослые лошади, так называемые скандинавские пони, исландские пони и лошади Готланда, дикие кони Дартмура, а также коники, крестьянские лошадки Польши, Галиции и соседних стран. Из всех лошадей они наилучшим образом сохранили древний тип лесной лошади.
Мой брат и я выбрали метод, который открыл наш отец в многолетних экспериментах в берлинских садах. Если, например, каменного козла скрестить с домашней козой, то, странное дело, среди их потомков будут не только козлята с мастью каменного козла {23}, домашней козы и всех промежуточных оттенков, но и окрашенные точно так же, как и безоаровый козел, дикий предок домашних коз, хотя уже многие столетия эта его особенность у них и не наблюдалась. Эффект поразительный! Говоря всем понятными словами, это означает, что наследственность каменного козла каким-то образом как бы заставляет домашнюю козу «отрыгнуть» долгие годы скрытые в ее наследственных клетках первобытные качества своего дикого предка.
То же самое мы проделали и с лошадьми, пытаясь заставить их вернуть своим отпрыскам древние черты мышастой дикой лошади лесов, известной под именем тарпана.
Мы свели буланого жеребца, представителя другого типа степных диких лошадей (то есть жеребца лошади Пржевальского), с домашними потомками мышастого тарпана: с кобылами исландских пони и польских коников. И уже во второй серии скрещиваний, в Мюнхене, получили совершенно сказочного жеребенка! Он словно одет был в серую униформу: мастью похожий на мышь, с черной гривой и хвостом и с широким черным ремнем по хребту. А когда он повзрослел, то стал более светлым снизу, а ноги его, наоборот, потемнели, совсем как у старого тевтонского коня,- это была наша первая примитивная лошадь!
Она родилась, когда уже ни один человек не надеялся ее увидеть. Все случилось, как в волшебной сказке!»
Однако восстановление тарпана оказалось делом куда более сложным, чем показалось вначале, после первых успешных опытов. За удачами, как всегда это бывает, пришли неудачи. Ученые испробовали много разных вариантов, комбинировали и так и этак: кровь детмольдовских лошадей «сливали» в разных пропорциях с кровью коников, примитивных пони и джунгарских тарпанов.
И дело пошло на лад. Но тут началась эта проклятая война. Работы были прерваны. Все тарпаноиды Берлинского сада погибли при бомбежках и разрухе. Но мюнхенские уцелели. Их сейчас несколько десятков голов, и они, так о них пишут, «уже приобрели тарпаний вид».
И вот что интересно: генетики не старались вывести лошадей с более крепкими копытами. Но это получилось само собой: вместе с другими примитивными чертами их питомцы обрели и этот атавистический дар своего дикого предка – очень прочные копыта.
Уже после войны, рассказывает Филипп Стрит в книге об исчезающих животных, один мюнхенский «тарпан», запряженный в телегу, около тысячи миль (1600 километров) прошел по нелегким дорогам. «И хотя он не был подкован, копыта его отлично сохранились, когда он закончил свое путешествие».
Так наука совершила еще одно фантастическое чудо.
«Храбор бо бе яко и тур»
«Зверь подобен есть коню, страшен и непобедим, промеж ушию имать рог велик, тело его медяно, в розе имать всю силу. И внегда гоним, взбегнет на высоту и ввержет себя долу, без накости пребывает. Подружия себе не имать, живет 532 лета. И егда скидает свой рог вскрай моря, и от него возрастает червь; а от того бывает зверь единорог. А старый зверь без рога бывает не силен, сиротеет и умирает» – так русские азбуковники, то есть старые наши энциклопедии, писанные еще в XVI-XVII веках, рассказывали о единороге.
Наиболее популярный образ единорога в христианских легендах – однорогий конь. Но как это ни странно, живым натуральным прообразом его был, по-видимому… бык. Археологи, производя раскопки на месте древних городов среднего Востока, нашли ассирийские и вавилонские барельефы и письмена, из которых выяснилось, что древнееврейское слово «реем», переведенное редакторами греческой библии как «единорог», обозначало в действительности дикого быка тура {24}.
Возможно, что переводчиков библии, назвавших тура единорогом, ввели в заблуждение некоторые ассирийские и вавилонские барельефы, на которых туры изображены однорогими. Правда, и колеса у колесниц и ноги у лошадей, преследующих туров, нарисованы (или, вернее, вырублены на камне) тоже в уменьшенном числе, но на это не обратили внимания, а вот однорогого быка реема из-за изящной условности, полюбившейся древним художникам, возвели в высокий сан единорога, наградив его всеми повадками тура: и быстротой, и бесстрашием, и богатырской силой, и даже любовью к болотистым заводям, которой, увидим ниже, отличались черные лесные быки.
Кто ж он, этот тур-единорог, о котором легенды и сказания многих народов Востока и Запада повествуют с таким страхом и уважением?
Дикий бык, очень большой и отважный. Ростом он, говорят, был в холке почти до двух метров (и весил тонну!). Впрочем, в последние столетия тур сильно измельчал.
Мастью черный с белым ремнем вдоль по хребту (коровы и телята рыже-бурые – гнедые), с большими и острыми рогами, быстрый и смелый, он был достойным противником вооруженных копьями людей.
Еще в историческое время жили туры по всей Европе, даже в Англии и южной Швеции; в Северной Африке, Сирии, Палестине, Месопотамии, Турции, а у нас – в Литве и Белоруссии, по всей Украине, на Дону и в Предкавказье. И на севере – вплоть до Новгорода и южного берега Ладожского озера, в нынешних Смоленской, Калининской, Ярославской, Московской, Рязанской и Тульской областях.
Бродили эти быки небольшими стадами и по степям, и по уремам, что растут вдоль русел рек, по глухим заболоченным лесам, любили и даже очень «сырые, ржавые места, изобилующие диким привольем».
По былинам, русским пословицам и летописям можно составить довольно точную характеристику турьих повадок и привычек, или, говоря более профессионально, обрисовать некоторые черты его биологии.
«Выдирай ты там траву со ржавчиной, запивай траву водою болотною»,- говорит Маринка Игнатьевна в одной из былин Добрыне Никитичу. А перед этим эта самая Маринка вот что сделала:
Повела Добрыню на широкий двор,
Обернула Добрыню гнедым туром.
И издевается еще:
Ты поди-ко, поди, гнедый тур,
Ты поди, бежи во чисто поле,
Где ходят гнеды девять туров,
Девять туров, все женихи мои;
Не хватало только тебя, тура десятого,
Удала Добрынюшки Никитича!
А когда наскучило ей одиночество, Маринке, о Добрынюшке вспомнила, не забыла:
Уж ты гой еси десятый тур!
Прибегай ко мне с черных грязей,
Прибегай ко мне с болотных вод.
Тебе чисто поле наскучило
И зыбучие болоты напрокучили.
Видите: «черные грязи», «болотные воды», «зыбучие болота» и т.д. И вот что еще интересно: в былинах туры все гнедыми зовутся, а не черными. Не были же предки наши дальтониками, чтобы черное путать с рыжим? Могло так случиться, что в Приднепровье водились гнедые быки? Ведь североафриканские туры, как утверждает профессор В.Г. Гептнер, были ярко-рыжие.
Загадку эту теперь уже, наверное, никто не разрешит.
Но пойдем дальше, посмотрим, какие еще характеристики дают туру наши былины и летописи. Прежде всего, воспевается здесь его храбрость, сила и быстрота. В Ипатьевской летописи о Романе Мстиславовиче так написано: «Храбор бо бе яко и тур». А в «Слове о полку Игореве» – о Всеволоде, брате Игоря: «Яр-туре Всеволод! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными». «Буй-тур» и «яр-тур» – эпитеты эти прилагались в похвале только самым храбрым витязям.
Тур настолько проворен и быстр, атаковал с такой стремительностью, что в сказках и былинах часто становился он воплощением самой быстроты: былинные герои иной раз обращались в тура, чтобы догнать или убежать от врага. А в Костромской губернии, писал полвека назад зоотехник и генетик профессор Е.А. Богданов, и по сей день «туриться» значит спешить. Есть старая русская загадка, в которой тура сравнивают с молнией: «Тур ходит по горам, турица-то по долам, тур рявкнет, турица-то блеснет». А в библии (еврейской, не переводной) даже самого бога наделяют качествами тура: «быстрота реема у него».
И еще рев: тур ревел, как видно, очень громко и страшно. Один этот его рев сеял панику среди людей не очень храбрых, таких, например, как «князи бояре».
Помните, что случилось, когда Илья Муромец привел на княжий двор Соловья-Разбойника? И говорит ему:
Посвисти, соловей, по-соловьиному,
Пошипи, змей, по-змеиному,
Взрявкай, зверь, по-туриному,
И потешь князя Владимира.
Соловей-Разбойник все это проделал и «втретье» взрявкнул по-туриному.
А князи бояре испужалися,
На карачках по двору наползалися.
В другой былине от туриного рева «триста жеребцов испугалися, с княжецкого двора разбежалися».
Вот каким был тур. «Был» – потому что сейчас этих быков уже нет. Люди их всех истребили. И хотя случилось это совсем недавно, тура основательно уже забыли почти всюду, где он обитал. Память о нем живет только в былинах, пословицах, некоторых обрядах (например, на святках наряжались туром) да в названии мест и фамилиях: Турово, Туры, Туров Лог, Туржец, Туров. Кантон Ури в Швейцарии тоже обязан именем своим дикому черному быку: урус (по-латыни), ур (по-германски) – название тура.
Одно время даже некоторые натуралисты не верили, что жил на земле такой бык – тур. И все, что древние рассказывали о туре, приписывали зубру. Но потом тура, что называется, реабилитировали, признали. Жорж Кювье, знаменитый французский анатом и палеонтолог, доказал: еще в ледниковый период жил на земле длиннорогий очень крупный бык {25}. Позднее семиты назвали его реемом, раимом или риму, латиняне – урусом, а поляки и русские – туром. От этого быка, так полагал еще и Кювье, произошли все или, по крайней мере, некоторые породы крупного рогатого скота, то есть наши быки и коровы.
Что еще мы о нем знаем?
Знаем – так написано на одном древнем обелиске,- что ассирийский царь Тиглатпалассар I (в конце XII века до нашей эры) «риму, разрушающих, могучих, убивал в городе Арацике, рядом с землею Хатти и при подножии Ливана, живых детенышей диких быков ловил, стада их уничтожал».
А Ассурбанипал «за несколько дней убил пятьдесят могучих риму и двадцать других взял живыми».
Знаем, что и Юлий Цезарь во время германских походов встречал туров. Он рассказал о них в своих «Комментариях».
Герцинский лес, пишет Цезарь, так велик, что только за девять дней можно его пересечь. Начинается он у границ Гельвеции (античной Швейцарии) и тянется до Дуная и дальше по его течению. Это дикие нетронутые дебри, живет в них много зубров, но туров тут еще больше. Ростом звери эти мало уступают слону, но «обликом и мастью напоминают быков… велика их сила и быстрота». И никто, ни человек, ни зверь, пусть лучше не встает на их пути. Ловят туров в ямы. Мясо едят, конечно, а из шкур делают щиты. А турьи рога служат у местных воинов знаком особой доблести. «Их бережно хранят, на концы надевают серебряные наконечники и пьют из этих рогов на торжественных праздниках».
И Владимир Мономах в наставлении детям своим не забыл помянуть про тура, который дважды метал его рогами (да еще с конем): «тура два мятала мя на розех и с конем».
Из всего этого заключить можно, что тур был желанной и почетной добычей для охотников, но недешево продавал свою жизнь, опасный был противник.
Барды Карла Великого, короля франков, сохранили нам описания не только его пиров и боев, но и одной очень образно переданной схватки с туром.
Карл решил потешить арабских послов, которые принесли ему в дар от халифа священный гроб, и устроил для них охоту на туров.
Но на арабов такая потеха нагнала больше страху, чем веселья. «Как завидели они этих страшных животных, испугались и пустились в бег». Но Карл, который, говорят, на конце копья шутя поднимал двух вооруженных мужчин – такой был силач,- смело бросился быкам навстречу и ударил одного в затылок. Но не убил его, а только ранил. Рассвирепевший тур распорол рогом его ногу. Тут один франк, по имени Изенбарт, который был в немилости у короля, кинулся к быку и, пронзив копьем, убил его на месте. Придворные сбежались к королю, но Карл сказал, что рана не велика, и прямо из леса отправился к Ирменгарде, супруге сына своего Людвига. «Он показал ей свою рану и рога чудовищного быка, причинившие ее».