Ждать было нечего.
— Скажи им остальное, Сен, — перешел я в наступление. — В конце концов, это ты первый разговаривал с Реуссом. Мы уже тогда догадались, хотя Реусс и не отвечал…
— Не надо. Я… — Реусс заколебался, — мы уже все поняли. Не говори, Сен. Это ты для нас можешь сделать…
На лице Сеннисона отразилось облегчение. Не подлежало сомнению, что это он сделает для них со всей радостью. Или же, что в конце концов все это и без того свалится на меня.
— Не понимаю, о чем вы там говорите? — Нися приподнялась на локтях и уперлась глазами в лицо Реуссу. Тот медленно отвернулся.
— Все ясно… — начал Може.
— Нет, — перебил я. — Еще ничего не ясно. Я бы многое дал, чтобы не говорить об этом, — я смотрел на Реусса. — Но это мой долг. Однажды придется с этим кончать.
— Ты прав, — отозвался голос Муспарта, — вот и давай кончать с этим. Кончим прямо сейчас. Чтобы мы смогли вернуться до того, как…
— Мы никогда не вернемся, — произнес Може так тихо, что я его еле услышал. — Нашей Земли уже нет…
Мне пришлось перевести дыхание.
— Вы никогда не вернетесь, — твердо заявил я, — поскольку вам некуда возвращаться. Я говорю для тех, — с нажимом уточнил я, — для кого это не было бы возвращением. И только для них. Ты меня уже понял, — обратился я к Реуссу, — но их не было, когда ты разговаривал с Сеном.
Я вышел на середину и повысил голос. Не особенно. Не больше, чем требовалось, чтобы люди поняли, что тот, кто говорит, знает, о чем он говорит. И вовсе не желает, чтобы его перебивали.
— Можете не принимать это на свой счет, — продолжал я. — Ведь я же не могу указать пальцем на того, кого это касается. Позабудем обо всем, о чем я говорил до этого. Об ответственности, которая из-за каждого вашего поступка ложится на других. О ваших семьях, работе и всем таком прочем. Допустим, это удалось бы как-нибудь урегулировать. Одно мы не сможем урегулировать никак. Отсутствие доверия. Что вы сможете сделать с человеческой недоверчивостью, подозрительностью, с которой встречаетесь на каждом шагу? Недоверием, замаскированным старательным образом, о которое вы, однако, будете чувствовать еще до того, как человек откроет рот? Но, увы, даже подозрительность эта — не самое главное. Давно пора обо всем сказать. Вы не знаете, не можете знать, чего ожидать от вас самих. Когда и где перестает главенствовать ваша человеческая натура, знание, которое вы получили на Земле, и навыки, выработанные на работе, и верх возьмет тот чужой инстинкт, та мелочь, которую добавили в ваше подсознание чужаки. Что же это за мелочь? Желание убивать. Знаю, что звучит это мерзостно. Но в некоторых случаях правда именно такова. Агрессивность. Направленная против существ, которые нам, людям, ничего плохого не сделали. В космосе отыщется довольно много рас, которые нам ничего плохого не сделали. Принимая во внимание нашу историю, мы, на Земле, тоже сделались ангельски добренькими. И нам от этого только хорошо. В любом случае, достаточно хорошо, чтобы это стоило защищать. Чтобы, если возникает такая необходимость, заплатить за это определенную цену. Для пилотов — это хлеб насущный. С тем же успехом, вместо вас могли сюда прилететь мы. Если бы мы поменялись ролями, что бы вы стали делать? Я не согласен на ваше возвращение на Землю. Реусс это уже давно понял. Точнее, тот Реусс, которого мы повстречали вчера утром на берегу океана. Который, увидев нас, остановился, а потом небрежно направил в нашу сторону оружие. Те, из океана, хорошо над ним поработали. Не только потому, что держали людей, ученых, прибывших из другой звездной системы, в подводных террариумах. Не только потому, что использовали их в качестве марионеток. Но и потому, что смогли настроить вас против расы технологических существ, более нам близких, чем они сами. Все указывает, что с обитателями суши мы могли бы добиться взаимопонимания. Если бы не вы. А вы устроили недурной подарочек всей нашей цивилизации. Правда, теперь это тоже несущественно. Планета гибнет. Биосфера ее гибнет. Процесс этот неотвратим. Возможность контакта, а каждый контакт — это новые возможности для всех рас, вне зависимости от стадии их развития, черти слизали. Но и об этом не будем. Будем о вас. Жажда, ну, пускай — вынужденная потребность убийства оказалась в вас сильнее всего остального. Сильнее настолько, что вы предпочитали убивать, а не подойти поздороваться с нами. Я бы мог даже рискнуть. Пригласил бы вас всех, сколько вас здесь есть, к себе домой. Допустим, найдется у меня свой дом. Сказал бы себе: будь что будет. Ну а вы? Вы же каждое утро будете потеть от страха, как бы не возникло чего такого, что может послужить для вас испытанием. А каждый вечер будете перебирать прошедший день, минуту за минутой, обдумывая, все ли ваши реакции были естественными. Я бы рискнул. Будь у меня этот дом. Но не на вашем месте. Я рискнул бы как Жилли, один из миллиардов людей, руководствующихся чувствами и рассудком. Но я не могу и не хочу рисковать как пилот, направленный сюда с определенной миссией. И с определенной ответственностью. Я не могу допустить беды для Земли. Это не пафос, это — факты. И — повторяю еще раз — окажись я одним из вас, я не рискнул бы никогда.
Я замолчал. У меня появилась определенная мысль.
— Погодите, — сказал я. — Я нашел способ, чтобы помочь вам. Точнее говоря, не столько вам, сколько себе. Я уже знаю, как выделить среди вас тех, кто на самом деле прибыл с Земли. Мне только придется, — тут я покосился на Сеннисона, — придется попросить вас подождать некоторое время. Скажем, часа четыре. Я возьму разведывательную ракету, набор зондов. И кое-что еще, но об этом — когда я вернусь…
Я уже шел в сторону коридора. У дверей меня задержал голос Сеннисона.
— Хочешь лететь вниз? Знаешь, чем это пахнет?
— Да, — ответил я. — Но можешь обо мне не тревожиться. Я вернусь.
— Ты в самом деле знаешь способ?
— Знаю.
— В таком случае подожди. Мне кажется, мы должны кое-что решить до того, как все выясним. Потом… может оказаться труднее. Речь не только о нас, — предупредил он.
Я вновь вернулся на середину кабины. Он был прав. А я об этом не подумал.
— Ну и? — спросил я. — Не будем терять времени. Я свое сказал. Гускин?
Какое-то время пришлось ждать ответа. Наконец, он поднялся из кресла, потер ладонью лоб и понурил голову.
— Я с тобой согласен, — тихо произнес он. — Может, кое-что ты преувеличил в своих рассуждениях… но это не суть важно. Да, я согласен. Ты прав. Пусть возвращаются те, которые на самом деле вернулись.
Разумеется, я был прав. Но я никак не думал, что ему захочется это подчеркивать. Далось ему это нелегко. Да и кому из нас было сейчас легко.
— Что вы предлагаете? — бросил Сеннисон.
Выглядело это так, словно он подчиняется воле большинства. От него я не мог ожидать ничего более удобного. Для него.
Гускин смотрел на меня. Вот уже какое-то время разговаривали только мы с ним вдвоем. Остальные молчали, словно онемели.
— Четвертая планета системы останется в экзосфере даже дольше, чем Земля. Предлагая основать там колонию. Без связи… на первых порах.
— Она не заселена? — спросил Може.
Голос его звучал холодно. Таким тоном в магазине спрашивают о свежести булочек.
— Нет, — тотчас же ответил Гускин. — Чтобы стремиться к новым территориям, обитателям Третьей было необходимо сперва справиться со своими. Интегрировать их. Разумеется, рано или поздно они освоили бы всю систему. А Атмосфера на Четвертой прекрасная, — добавил он тоном торговца, расхваливающего товар.
— Что до меня, я согласен, — сказал один из Петров.
— Да, — бросил Реусс.
Второй Реусс кивнул.
Никто не протестовал. До сих пор не знаю, да и знать не хочу, в какой степени была продиктована их покладистость надеждой.
По сути дела, каждый из них верил, что это именно перед ним открывается возможность для возвращения. Подлинного.
Я без слова покинул кабину. Какое-то время покрутился на складах. Приготовил набор зондов, необходимых для реализации моего плана, и направился к шлюзу.
* * *
Все получилось легче, чем я мог предполагать. Легко настолько, что, собственно, говорить здесь не о чем.
Я спустился на полторы тысячи метров, относительно самых высоких пиков. Послал зонд под облака. Он проделал не больше двухсот километров, когда его объективы передали на экран изображение района, свободного от дыма. Тогда я спустил с цепи все разведывательные аппараты, которые прихватил на «Идиоме». Было их девять. У меня не оставалось времени на игру в дипломатию.
Огонь, идущий от океана, вгрызался вглубь континента. На всем поле видимости горы были окутаны пламенем. Кое-где уже выжженные участки растительности стали вверх желтоватые ниточки дыма. Температура постоянно росла.
Я подумал, что обитатели планеты, всей планеты, изрядно отстаивали в ядерной физике. А точнее — в химии. Они не знали термоядерной энергии. В любом случае, не умели держать ее в руках. Вне зависимости от этого, то ли в самом океане, то ли в материале, из которого подводные жители возводили свои листообразные конструкции, должно было находиться некоторое количество нестабильных атомов, нейтрализованных только структурой среды. Порция антипротонов, которую направил туда Сеннисон, изменила эту структуру. И тотчас же ко всем чертям полетело молекулярное равновесие. Каким еще способом можно было объяснить размеры катаклизма.
Прошло едва несколько минут. Зонды летели низко, очень низко, проскальзывая между возвышенностями, ныряя в долины. Сразу же за первым горным массивом, преодолев бог знает какой по счету хребет, два из них высмотрели цепочку шароподобных созданий, передвигающихся вдоль русла начавшей испаряться реки.
На это я и рассчитывал. У них не было выбора. Только в глубине континента они могли искать спасение от наступающего со стороны моря пекла. В любом случае, хотя бы временного спасения.
Я вызвал в эту долину все зонды и подождал, пока они сделают свое дело. Шары сохраняли спокойствие. Не прерывали движения. Словно не замечали проносящихся над ними аппаратов.
Сразу же после этого я покинул атмосферу. Свечкой пошел вверх и на половине второго витка добрался до шлюза родимого корабля.
Покинув шлюз, я сразу же направился в помещения гибернаторов и какое-то время работал с установленным там компьютером. Записывал в его блоки данные, собранные зондами. Притащил со склада голографический проектор и соединил его приставку памяти с компьютером. Потом вызвал Сена и разъяснил ему, что именно задумал. Выслушал он меня терпеливо. Только и спросил:
— Что ты собираешься с ними делать?
Я ненадолго задумался.
— Пусть остаются тут, — я провел глазами по стенам низенького, вытянутого помещения. — Гибернаторы нам пока не потребуются. А людям не следует больше встречаться… с этим. Неизвестно, как они себя поведут…
— Ты так думаешь?.. — Сен изучающе посмотрел на меня.
Я ответил:
— Ничего я не думаю. Я не знаю.
Он постоял еще какое-то время, наконец кивнул, словно собирался сказать «согласен» и направился к дверям.
— Объясню Гусу, — пробурчал он.
— Объясни. И пришли ко мне первого. Но перед этим переключи диагностику на гибернаторы. Мы должны быть уверены…
Прошли три минуты. В дверях показался Реусс.
— Входи, — сказал я.
Он улыбнулся. Измерил меня взглядом, после чего, не озираясь, подошел ко мне и остановится, спиной к компьютеру.
— Садись, — сказал я.
И тут же у меня в голове мелькнуло:
«Сейчас ты перестанешь улыбаться».
— Нацепи браслеты, — я указал на переброшенные через поручень кресла зажимы датчиков диагностической аппаратуры.
Он без слова послушался.
Я проверил положение переключателей на компьютере и подошел к проектору. Встал так, чтобы у меня перед глазами оказались пульт с экраном и окошки указателей.
— Смотри прямо перед собой, — приказал я. — И не шевелись. По крайней мере, постарайся не шевелиться.
Он кивнул. Это движение повлекло за собой легкое колебание линий, характеризующих данные на экране. Кабели, соединяющие человека с аппаратурой, сместились к основанию кресла.
Я надавил клавишу.
В долю секунды стены помещению перестали существовать. Перед нами открылась горная долина, рассеченная рекой. Вдоль берега катились белые, слегка приплюснутые шары.
Я не спускал глаз с пульта. Ничего.
Изображение приблизилось. Большой живой пузырь, или, совсем как живой, вырос, казалось, можно протянуть руку и коснуться его эластичной оболочки.
Линии заколебались. Нет. Он просто шевельнул головой. Стрелка в окошке одного из индикаторов поднялась на несколько миллиметров вверх. Так, словно он обдумывал сложную математическую проблему.
Я немного подождал, после чего снова проверил переключатели на компьютере. Просто так, чтобы делать что-либо. Я и без того знал, что аппаратура в порядке.
Что же не так? Моя идея, вся эта экспедиция? Все пошло насмарку? Или я где-то ошибся в расчетах?
Ошибки не было.
— Это ведь «наземники», верно? — заговорил Реусс.
Становится разговорчивым.
— Нет, — проворчал я. — Сонные таблетки. Для впечатлительных.
Он приветствовал это улыбкой.
Я еще раз бросил взгляд на аппаратуру и выключил проектор. Мы вновь оказались в низеньком помещении гибернаторов, непосредственно за навигаторской. Я отступил на несколько шагов и посмотрел на сидящего передо мной человека. Что-то промелькнуло в голове.
— Ты ведь тот Реусс… который? Ты вышел из океана раньше, чем все прочие, так?
Он покачал головой. Спокойно ответил:
— Нет. Это не со мной вы вчера разговаривали. Меня подобрали автоматы, вместе с девчатами и остальными.
Не знаю почему, но мне казалось очевидным, что сперва они пришлют «нашего» Реусса. Видимо, этот сидел ближе. Или же Сен просто ошибся.
Но и это еще ничего не объясняло.
— В любом случае, ты уже выходил из океана, — сказал я. — Один из вас уже побывал на суше, воевал, то есть убивал, после чего вернулся и рассказал остальным про то, что их копируют. Если ты даже не тот, кого мы позавчера встретили, то, так или иначе, ты уже исполнял свою работу для обитателей моря.
Он спокойно выслушал меня, но потом снова покачал головой.
— Ошибаешься. Тот, первый… — он запнулся. — Реусс тоже ошибается. Это не я возвратился с суши и рассказал, что же там происходит. Того, о ком вы думаете, уже нет среди нас…
Я подумал о прямоугольной насыпи вблизи места посадки «Идиомы». Что ж, посмотрим.
— С тобой все, — сухо проронил я. — Возвращайся к Сеннисону. Подожди, — добавил я, когда он уже отстегнул провода и поднялся из кресла, — возьми вот это.
Я вырвал из блокнота небольшой листочек фольги и расписался.
— Сунь в карман, — сказал я, вручая ему карточку.
Он какое-то время разглядывал листок, потом пожал плечами и сунул его в карман на груди.
В дверях он задержался и повернулся:
— Сдал?
— Не знаю, — ответил я в соответствии с правдой. Я подумал, что результаты экзамена тоже бывают обязаны везению. Или ловкости.
Аппаратуру обмануть невозможно. Точнее, человек не может обмануть ее.
Вошла Нися.
Меня успокоило выражение ее лица. Ее сутуловатая фигурка в голубом комбинезоне. Она умела носить его словно праздничное платье на весеннем балу.
Я указал ей на кресло и помог подсоединить контакты. Укрепил ей на лбу обруч с датчиками. Мне пришлось убрать в сторону прядь ее волос. Они были мягкими, немного неподатливыми при прикосновении, пушистыми.
Я включил проектор.
В компьютере что-то слегка загудело. Стрелки индикаторов дернулись. Линия, скользящая по экрану, разбилась на поперечные полосы.
Нися сорвалась с места. Провода, вырванные из гнезд, упали и глухо стукнулись о пол. Руки девушки совершали резкие, хаотичные движения, словно искали что-то. Сама она шагнула вперед. В ней уже не оставалось ничего человеческого. Она напоминала подкрадывающегося зверя.
Чего еще требуется?