— Сколько у вас там? — заинтересовался Сеннисон.
Он не спускал с нас глаз. Как обнадеживает.
— Около… — начал Гус.
— Сам не видишь? — перебил я.
Какого черта. Раз он так тревожится о нашей судьбе, пусть время от времени взглянет на указатели. А для болтовни у него есть Реусс. Пусть пользуется его присутствием. Пока ему это удастся.
Динамик умолк. Полоса, над которой двигался летун, достигла температуры в четыреста градусов.
— Хотел бы я посмотреть хоть на одну их машину, — заметил Гускин.
— Чего ради?
— Горючее, — объяснил он. — Если они применяют взрывчатые смеси, например, газовые, то должны возить с собой баллоны. Стоит подогреть такой баллон до определенной температуры, и произойдет взрыв. Достаточно гигиеничный способ избавляться от визитеров…
Неглупый парень этот Гускин. Даже когда говорит.
— Вскоре мы это выясним, — пообещал я.
Дорога удалялась от гор. Она широкой дугой спускалась в котловину и, не приближаясь к реке, шла параллельно ей, прямо к замыкающему горизонт хребту. Температура поверхности дошла до шестисот пятидесяти градусов, и вот уже несколько минут перестала подниматься. Воздух в кабине был сносным. Зато вентиляторы климатизаторов работали на полных оборотах.
— Если они ни на что большее не способны… — хмыкнул немного погодя Гускин.
В голосе его проступало разочарование.
— Вскоре выясним, — повторил я.
Прошло еще добрые двадцать минут, когда перед нами что-то заблестело. Мы тормознули.
Это была река. Не наша, вдоль которой мы двигались до сих пор. Один из ее притоков, берущий начало в горах. Дорога пересекала ее под прямым углом. Вдали был виден мост, а точнее — виадук, напоминающий гигантскую игрушку. Шоссе, не поддерживаемое ни столбами, ни быками или чем-либо, что бы указывало, что там укрепили его конструкцию, просто бежало дальше, не обращая внимания на разверзшуюся под ним пустоту. Эта вторая река текла в достаточно глубоком каньоне.
Я как раз хотел сказать Гусу, чтобы он на всякий случай увеличил скорость, когда в долю секунды мост, находящийся от нас уже не дальше, чем в пятидесяти метрах, оказался охваченным огнем. Мы едва успели затормозить.
— Кое-что они, однако, умеют… — буркнул я.
Гускин глянул на меня, покачал головой, словно хотел сказать, что ожидал от меня большего, и вызвал автоматы.
На этот раз он выслал их два. Они не воспользовались дорогой. Шли вдоль нее, на расстоянии в несколько метров. Приблизились к краю каньона, и только тогда направились в сторону моста. Через минуту остановились.
Температура «пылающего» виадука не превышала шестисот пятидесяти градусов.
— Пугают, — сказал Гускин.
— Ага. Фата-моргана. Странно, что они всю дорогу не сделали невидимой.
Огонь, ясное дело, был фальшивым. Применялись, очевидно, силовые поля, используемые примерно так же, как в случае с «защитой» световода.
Автоматы возвратились. Мы без малейших хлопот проскочили над мостом. С высоты кабины летуна там не было видно ничего, что напоминало бы пламя.
Похолодало. Вентиляторы резко сбросили обороты, но еще какое-то время продолжали гнать в трубы климатизаторов ледяной воздух, замороженный в криоэнергетических камерах силового отсека аппарата. За мостом температура дороги не отличалась от окружающей.
— Пришли к выводу, что мы — другой природы, — сказал Гускин не без оттенка задумчивости.
Получалось, что шестьсот градусов были для них непреодолимым барьером. По крайней мере, для их машин. Эта информация могла пригодиться. Мы тоже умеем подогревать участки почвы. Даже без использования дистанционно управляемых устройств. И даже в том случае, если там окажется не земля, а, к примеру, белая пирамида…
— Перехожу на телеметрию… — неожиданно прозвучал голос Сеннисона. — В случае чего — сообщайте. У нас тут кое-какие делишки… — добавил он и умолк.
— Может, нам вернуться? — спросил Гускин.
Динамик не ответил.
Я подумал, что «делишки» могут оказаться посерьезнее, чем «кое-какими», поскольку уж Сен решил отказаться от прямой связи. Когда он хочет, то может быть деловитым. Этим «у нас» он коротко и ясно дал понять, что хлопоты у него не из-за Реусса.
— Они справятся, — уверенно заявил я.
Гускин многозначительно вскинул голову, словно хотел и подчеркнуть, что в этом вопросе продолжает придерживаться собственной точки зрения, но не изменил положения рулей.
В нескольких сотнях метров дорога отклонялась от диаметра, пересекающего котловину, и резко сворачивала на запад. Район повышался. Мы двигались прямо в направлении бокового горного хребта. Перед нами понемногу открывалась глубокая, резко врезанная в каменные массивы долина. Мы могли не сомневаться, что именно в нее была проложена коммуникационная трасса.
Вход в долину, или скорее — в каньон, был обрамлен высокими скалами, образующими узкие ворота. За ними царил полумрак. Слева и справа вздымались вверх темные, крутые, местами вертикальные стены, изъеденные старыми обвалами и многочисленными, резкими трещинами. Каменный обломок, размером с дом, скатился на самое дно, перекрывая вход в каньон. Дорога огибала его крутой дугой, врезанной в скальную стену. Гус сбросил скорость. Летун преодолел поворот и резко затормозил.
Мы заметили это одновременно.
Примерно на километровом расстоянии, на каменном возвышении, напоминающем ровно срезанную сахарную голову, наичистейшей белизной сияла огромная, массивная пирамида. Дорога поднималась на широкую террасу, шла дальше и, преодолев подъем, скрывалась за краем, образованными широкой, пологой котловиной. Она появлялась на противоположной ее стороне и оттуда по прямой шла к подножию строения. Точнее, на первую из целой системы террас и ступеней, грани которых образовывали ребра пирамиды, сложенные из массивных, гладко обтесанных блоков.
— Вот и доехали, — произнес Гускин чуть ли не веселым голосом.
От вершины постройки поднималась струйка дыма. Это могло не иметь ничего общего с нашим появлением. Например, они там обед готовят.
Медленно, не спуская глаз с белой горы, мы приближались к пологой впадине. Пирамида росла на глазах. Должно быть, в ней было добрых двести метров высоты.
Строение и ее окружение казались вымершими. Террасы были очищены от следов присутствия живых существ. Никаких брошенных машин, конструкций, антенн, никакого движения.
Летун плавно закачался, преодолевая пологое углубление котловины. Мы въехали на его противоположный край. До сих пор по-прежнему ничего не происходило. Тишина. Перед нами оставалось еще около трехсот метров прямой, как стрела, дороги. Дальше она резко поворачивала, поднимаясь на самую низкую из трасс.
— Погоди, — сказал я. — Доберемся туда — и что дальше?
Гус затормозил. Он проверил показания приборов и посмотрел на меня вопрошающими глазами.
Я осмотрелся. Желая и дальше воспользоваться дорогой, мы в определенном месте теряли бы пирамиду из поля зрения. Именно там, где она уходила на террасу, огибая вертикальную, скальную гряду. Мне это как-то не особенно улыбалось.
С левой стороны начиналось небольшое возвышение, уходящее в направлении постройки пологим спуском, поросшим густой растительностью, словно бы грязной ватой или плотным мхом. Сразу за ним виднелся массивный, округлый холм, завершающийся плоский вершиной. Я указал на него Гусу.
— Там нам было бы не худшим образом, — сказал я.
Его глаза скользнули вверх, потом он кивнул.
И поинтересовался:
— Мечтаешь о контакте?
Я пожал плечами. И пробурчал:
— Не все ли равно, о чем.
Контакт. Хорошенькое дельце. Нам придется объяснить этим, с суши, что люди, которые их убивают, делают это не ради собственного удовольствия. Что они прилетели сюда совсем не для этого. Нам предстоит убедить их, что, по сути дела, мы — народ симпатичный и доброжелательный. Ну и договориться с ними о мире, если не о помощи в деле спасения оставшихся членов экипажа «Анимы».
То есть, обо всем этом мы договаривались перед тем, как покинули «Идиому».
Интересно, повторил бы Сеннисон все это здесь, у подножия этой вымершей, ребристой сахарной головы. Я охотно полюбопытствовал бы у него, актуальное ли это дело. Что ж, каждому предстояла своя «работка».
— Может, ты и прав, — буркнул Гускин и взялся за управление.
Летун сошел с дороги и, не меняя скорости, без малейшего усилия, стал взбираться на поросший мохом склон. Через неполные шесть минут мы уже стояли на каменистой полянке, на вершине выбранного нами холма.
Перед нами виднелась маленькая, пологая долинка. В нее вел едва заметный склон длиной не более тридцати метров. Дальше начиналась каменная плита, наклон которой позволял воспользоваться ей как самой обычной дорогой, выводящей к нижней террасе. Это был не самый плохой наблюдательный пункт.
— Начинай, — сказал Гус.
Он заблокировал управление и поудобнее устроился в кресле.
Не отрывая глаз от белой пирамиды, я нашарил пальцами переключатели. Из башенки летуна ударили нити света. Тишина.
Я закончил цифровой ряд и немного подождал. Потом изменил угол наклона лазерных объективов и начал сигнализировать цветами.
Минута. Пять минут. Ничего.
— Может, поехали… — начал Гускин, но не закончил.
Из-за тыльной грани пирамиды, а точнее из-под ее основания, из-за ребра террасы, выкатились три крупных шара. Двигались они достаточно активно. На мгновение они исчезли с наших глаз, скрывшись в переходе, ведущем на более низкие ступени.
Когда мы вновь увидели их, они были совсем близко. Подкатились к самому краю спуска, ведущего в крохотную долину, и остановились. По прямой нас отделяло от них не больше восьмидесяти метров. Теперь мы могли рассмотреть их как следует.
Они не были шарами в полном значении этого слова. Нижняя их часть, в том месте, где она касалась грунта, сплющивалась. Словно они были изготовлены из пружинистого, эластичного материала, специально, чтобы собственный вес давал им лучшую опору в горных районах.
Шары не имели определенного цвета. Молоко, сильно разбавленное водой. В их стенках мы не заметили ничего, что напоминало бы клапаны отверстий, никаких выступов, антенн, вообще ничего. И они сохраняли неподвижность, словно ожидали приглашения.
— Думаешь, это и есть… они? — нерешительно спросил Гускин.
Откуда мне было знать? Я о том же думал. Что они с одинаковым успехом могут оказаться как механизмами, так и организмами. А всякие измышления были сейчас столь же полезны, как, скажем, исполнение свадебного марша.
Неожиданно один из шаров, тот, что находился справа, дрогнул и, набирая скорость, покатился в нашу сторону. Я невольно потянулся к прицелу излучателя.
Шар достиг дна котловины и по инерции взлетел до середины противоположного склона. На какое-то мгновение он оказался не дальше, чем в пятнадцати метрах от носа летуна.
Потом вернулся назад, какое-то время катился плавными движениями то в одну, то в другую сторону, то, наконец, остановился. Точно так же вел бы себя большой мяч, сброшенный сверху разыгравшимся ребенком.
— Ванька-встанька, — пробормотал Гускин.
Я усмехнулся. Поскольку сам подумал о чем-то таком же.
Оставшиеся два шара неизменно оставались на своих местах, на краю склона. Тот, с которым случилось несчастье, если, это, конечно, было несчастьем, тоже не шевелился, занимая теперь позицию выдвинутого вперед часового поста.
Я нагнулся к пульту и повторил сигнализацию. Кончил со сменой цветов и собирался снова повторить цифровой ряд, когда над котловиной сделалось светло. Каждый из шаров выпустил поток голубоватых светящихся лучей. Примерно на высоте тридцати метров эти лучи пересеклись и образовали светлое пятно диаметром с вентиляционное отверстие шахты.
— Наконец-то, — выдохнул Гускин.
— Погоди, — бросил я.
У нас все еще было впереди. Если, например, они воспринимают наш аппарат как живое существо. Существо, о котором они ничего не знают…
На террасе что-то начало происходить. Лучи ломались, образуя разноцветные геометрические фигуры. Один треугольник, второй…
Сомнений не оставалось. Это был контакт.
— Отлично, — сказал я. — Я пошел.
Гус согласно кивнул.
Старательней, чем обычно, я проверил исправность скафандра. Удостоверился в состоянии энергоемкостей и креплений излучателя. Крышку люка решил оставить открытой. Сразу же за ней разместил два автомата, с полным вооружением.
И только тогда выскочил на каменистую почву. Почувствовал под ногами мягкую, эластичную растительность.
Я выпрямился и, сигнализируя лазерным фонарем, подошел к краю платформы.
Подсвеченный голубым круг, с возникающими на нем контурами фигур, исчез как сдутый. Исчезли также световые лучи, высылаемые шарами, разместившимися на верхних террасах.
Несколько секунд ничего не происходило. Я успел указать рукой на собственную грудь, потом — на летун, и, наконец, поднял руку, нацелившись в небо.
Этого им показалось более, чем достаточно. Меня сразила вспышка, а потом настала ночь. Из-под моих ног вырвалась стена черного дыма. Воцарилась невероятная жара. Я поднял перчатку к глазам и заметил, что ее наружная поверхность начинает раскаляться. Ждать теперь было нечего.
Я повернулся и со всех ног понесся в направлении люка. Когда я добрался до него, скафандр сделался тяжеленным от пота. Мне было не отделаться от впечатления, что из пор моих сочится чистейший бензин, который тут же вспыхивает. Последнее, что я увидел, это сворачивающиеся в огне поросли мха.
Когда я пришел в себя, то все еще находился в шлюзовой камере. В воздухе не оставалось ни следа дыма. Дверь в кабину была открыта. Автомат заканчивал счистку моего скафандра.
Мы двигались. Когда я вновь добрался до своего кресла, пространство перед нами было свободно от огня. Все время пятясь задом, летун выбрался на дорогу, вполз за скалу, замыкающую каньон. Здесь мы остановились.
— Бесполезное дело, — раздраженно буркнул я. — Все шло чудненько, пока перед ними был летун. Пока они не увидели, кто в нем сидит. Мы для них — всего лишь орудия в руках их смертельных врагов, или же… убийцы. С другой планеты. С чем нас и поздравляю!
Меня охватила несдерживаемая ярость. Я подумал о Реуссе, с которым Сен делил сейчас свою работу. Все это из-за него. Хотел он того, или не хотел, но факт остается фактом: устроил он людям рекламу! За неумышленное убийство к человеку тоже относятся как к преступнику. А к тому же, черт бы все побрал, такое ли оно неумышленное? Я вспомнил о блеске в его глазах, когда он говорил об обитателях белых пирамид. Чтоб он сдох!
— Чтоб он сдох! — повторил я вслух. Мне полегчало. — Но, несмотря на все, — добавил я, поглядев на экран, — я бы с удовольствием прокатился по такому шарику. Кое-чему мы, однако, могли бы их научить…
Я покосился на Гуса. И подумал, что если он начнет распинаться теперь о контакте и нашей миссии, то я посоветую ему самому посидеть немножко на костре. Может, тогда у него прояснится в противоположной части тела.
— Пока воздержимся, — проворчал он в ответ.
И то хорошо.
Мы простояли за этим каменным укрытием еще добрых четыре минуты, прикидывая, что же нам теперь предпринять.
Выбора у нас не было. Мы могли только повторить всю затею заново. Поискать другую пирамиду. Или немного погодя подъехать к этой же. Может быть, приходя, не скрываясь и не используя оружия, мы убедим их в конце концов, что те, из моря, совсем другое дело, чем мы?
Может, они поверят. Сам бы я поверил на их месте? К счастью, это не имеет значения.
— Летун, летун! — неожиданно захрипел динамик.
Гус немедленно бросился к управлению. В голосе Сена слышалось отчаяние.
— Старт через десять минут! Больше не выдержим!
Если бы мы летели над горами, то за десять минут успели бы преодолеть одну четвертую расстояния до «Идиомы».
— Что нам делать? — закричал Гус.
— Пеленг! Дайте пеленг!
— Хватит болтать! — рявкнул я. — Поехал.
Летун рванул назад, развернулся на месте и помчался с таким ускорением, что я довольно долго не мог выбраться из глубин кресла.