Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.
И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться.
И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля Инара-Громовержца.
И эта истина вновь позволила ощутить опору и устойчивость.
А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием грядущего.
- ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе мне ждать, идол?!.
Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного князя. Он слышал совсем другое.
То, о чем молчал сейчас волхв Хаом - на пороге между прошлой силой и будущим бессилием.
И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.
И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные, бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в самых затаенных мечтах.
Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.
...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно - когда два огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в Ничто.
Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома.
Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи, укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...
Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с грохотом подскакивающую на выбоинах неба.
Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.
Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое лицо. Зря, конечно, все равно дождь...
И повернулся к человеку в алом плаще.
- Возвращайся в Лик. Велишь закладывать храм. Народу скажешь - Инар согласен. Обо мне - молчи. Сам об явлюсь, когда надо будет... Станут спрашивать - запомни: Хаом ушел в грозу. Навсегда. Понял?
- Понял, Пастырь...
Князь на мгновение припал на колено и коснулся холодными губами руки сверстника - неожиданно состарившегося на века, тысячелетия - за короткий миг, когда ручейки веры слились в единое целое и хлынули через него; и во рту еще оставался сладковато-терпкий привкус...
Вкус чужой веры.
ИНТЕРМЕДИЯ
Человек идет по Дому.
Он наискосок пересекает зал с сумрачными гобеленами и диагоналями шпаг над догорающим камином. Рассеянный свет сочится в пыли, играя тенями и лепными розами по углам стен; зыбкий шорох касается спины человека, и тот вздрагивает и оборачивается.
Человек стоит в Доме. В зале, где только что были гобелены. И лепные розы. Сейчас стены сложены из гигантских каменных глыб, на них налипла копоть и грязь, и в центре, у оставшегося камина, свалена груда ржавых алебард. И тишина, словно Дом удивленно смотрит на человека - дескать, что же ты, меняйся!..
- Сарт... - бормочет человек. - Я - Сарт...
- С-с-харр!.. - громко и насмешливо отзывается Дом, и человек отшатывается, вскидывая руки.
Потом он долго стоит и смотрит перед собой.
"Меня зовут Сарт. Меня зовут Сарт. Меня зовут... Меня так уже никто не зовет. Давно. Очень давно. И поэтому я зову себя сам. Чтобы не забыть. Я брожу по этому Дому, живущему своей смутной жизнью, и зову себя: "Сарт!.. а-а-а..." - и тишина разбивается на сотни осколков, сотни имен с острыми зазубренными краями, и все они режут меня, мою душу, мой мозг, потому что они хотят, чтобы я выбрал, а я - не хочу..."
Невидимые сквозняки колышут занавеси вдоль стен коридора, и прозрачные языки тюля хлопают, извиваются, перекручиваются жгутами...
За поворотом мелькает на миг и скрывается маленькая фигурка. Развевается полотняная рубаха, и лей гулко хлопает по бедру.
Человек кричит и бежит по коридору.
Человек бежит по Дому.
Дом виляет коридором, как собака - хвостом, и человек сначала бежит, потом - идет, потом садится и измученно приваливается к мозаичной плитке стены. Дом что-то шепчет на ухо сидящему человеку. Человек отрицательно мотает головой.
"Я не выберу. Никогда. Я лучше сдохну, хотя вряд ли это лучше... Слушай, Дом, лучше сдохни ты, а?..
Я иду по Дому-на-Перекрестке, я ищу своего ученика, я цепляюсь за свое ускользающее имя; а Дом молча пытается растворить меня в себе. Я иду, словно продираясь сквозь паутину, а вокруг снуют тени, призраки, они липнут на плечи, мне больно отдирать их, и я скоро стану кем-то... а я не хочу..."
- Не хочу! - кричит человек, и нижняя губа его трескается, пропуская редкие капли крови.
Человек слизывает кровь языком.
В стене напротив появляется окно. За окном - город. Он неожиданно наезжает на человека, распухая глыбами крепостных стен, потом в оконном переплете проносятся улочки, площадь, базарные ряды, домишки окраины... За окном - храм. Человек сидит на полу, и у него больше нет сил сопротивляться. Он сидит и одновременно входит в храм, и две женщины в странных одеждах ведут его куда-то вниз, почтительно потупив взгляды.
Человек чувствует, что и он сам - женщина. И понимает, что у женщины есть имя.
Имя. Варна. Предстоящая Сиаллы-Лучницы.
- Ну, хорошо, - шепчет человек окровавленным ртом. - Все равно не могу больше... давай, не стесняйся... Варна - так Варна...
Дом входит в человека.
ВАРНА-ПРЕДСТОЯЩАЯ
...ибо не может человек не верить ни во что. И течет
вера людская путями скрытыми - вера-страх, вера-любовь,
вера-ярость, обреченность, знание, боль - - сходясь на
перекрестках дорог своих. А на Перекрестке том лишь
Предстоящему видно невидимое, и ведомо неведомое; и вера
войдет в него, дав Силу творить невозможное, толковать
неявленное и пророчествовать о скрытом. Укажет он тогда
людям, где возводить храмы, столицы и кладбища, и из веры
малой родится большая.
И да будет вера течь через Предстоящих, рождая сверх
естественное в делах и помыслах, пока не встанет
Предстоящий на Перекрестке и не скажет: "Мое..."
Авэк ал-Джубб Эльри, Рага о Предстоящих.
...Палевые одеяния служительниц прошелестели по коридору, и снова воцарилась тишина. Пыльный сумрак зашевелился в углах, выгибаясь всем своим бархатным телом, облизал бронзовую чеканку двери и настороженно лег. Сумрак чуть подрагивал и искоса разглядывал женщину у порога, женщину с телом мраморной статуи работы Сэнора-Искусника - только статуи не носят легких шелковых туник и не прячут лиц под ажурной вуалью.
Женщина-статуя сделала еще один шаг, последняя ступенька послушно подставила себя под точеную ногу, и темнота мурлыкнула, впитывая неторопливую грацию чужих движений.
Две служительницы задержались у поворота, переглянулись с чисто женской завистью и удалились - даже им, старшим жрицам Темной Матери, путь на нижние храмовые уровни был заказан.
- Аум-м-м!.. - громыхнул где-то вверху гонг под войлочной колотушкой немого раба.
Полночь. Пауза между прошлым и будущим.
Гостья помедлила, прежде чем взяться за дверную ручку - за металлом ощущался мощный пульсирующий Перекресток, но иной направленности, чуждой, не способной заставить трепетать чуткие ноздри Варны, Предстоящей Сиаллы-Лучницы.
Зря она согласилась на встречу... Или не зря?!.
Дверь распахнулась без скрипа, и сумрак тут же просочился в аскетично убранную келью, мимоходом заглянув под вуаль гостьи. Он скользнул к низкому лакированному столику, за которым сидела хрупкая женщина в строгом глухом платье, обвил ее колени, метнулся выше и повис на узких плечах агатовой накидкой, сгущаясь полуотброшенным капюшоном.
Сидящая не шевельнулась. Веки ее дрогнули, странно сверкнуло из-под ресниц старое серебро, и вся она вдруг стала ужасающе похожа на свернувшуюся перед броском кобру. Ломкое равновесие на миг об единило обеих - женщину-змею и женщину-статую - и в келье запахло сырой после дождя землей.
- Да сопутствуют тебе Перекрестки, Лайна, Предстоящая Ахайри, Покрывала Мира! - гостья говорила положенные слова четко и размеренно, выдерживая полные ритуальные интонации. - Пусть каждый шаг твой...
- Брось, Варна, брось... к чему нам церемонии?
Хозяйка кельи слабо шевельнула рукой и еле заметно улыбнулась - так серпик нарождающегося месяца мелькает среди лиловых пятен вечернего неба.
- Заходи, не стой на пороге... Нам с тобой делить нечего, по разным дорогам ходим - значит, и опасаться нечего. Тебе - вера-страсть, мне вера-страх... каждому свое, положенное...
Гостья откинула вуаль, словно заканчивая этим жестом официальную часть, и прошлась по келье. Она бездумно касалась свитков на подставках, поглаживая уродливые статуэтки из волчьего камня, тронув деревянного идола Саа-Ру, но лицо ее затеняла дымка некоего глубинного внимания; она словно прислушивалась к каким-то дальним отголоскам, к трепету угасающего звука, и в удлиненных глазах Варны светились понимание и уважение.
- Добрый Перекресток, Лайна... Сильный, устойчивый... Надолго хватит. Почти как у меня в Кэрбете. Или в Фольнарке.
- Да, твой Фольнарк - место достойное... Долго искала? Говорят, ты там с кем-то перехлестнулась? Как эту девушку звали... помнила же... Молодая Предстоящая от береговых племен - мне еще Трайгрин рассказывал... Хотя ему верить - себе дороже...
До сих пор хозяйка и гостья перебрасывались репликами небрежно, с ленцой, вкрадчиво касаясь друг друга взглядами - но с последними словами тон разговора внезапно изменился. Варна-Предстоящая резко остановилась, прекрасное лицо ее пошло пятнами, и даже сумрак кельи оставил плечи Лайны и испуганно отполз в угол - подальше от яростно вспыхнувших глаз, глаз кошки и богини.
- Элиноар-Предстоящая, - надо было слышать, с каким презрением выплюнула Варна это имя, само по себе достаточно благозвучное - и голос ослепительной статуи зазвенел от злости.
- Элиноар-Предстоящая от алтарей Аэллы Пенногрудой... Девка! В Фольнарк захотелось?! Сидела бы у своих рыбоедов и ловила крохи от стола Великих - так нет, мало! Тварь!.. Дрянь раскосая...
Лайна еще раз улыбнулась со скрытым удовлетворением, пальцы Предстоящей перебрали в воздухе невидимые струны, полыхнув звездами перстней - мудра Лайна, Предстоящая Темной Матери Ахайри, мудра да терпелива, по ней дела ночные, тайные, по мерке и размеру...
- Правду говоришь, Варна... злую, гневную - но правду. Перекрестки новые не каждый день рождаются, да и те все мелкие - а вот Предстоятелей расплодилось сверх всякой меры. Что ни ведьма с окраин Хриринги - и то в Великие лезет! Доведет дюжину деревень до кошмаров сонных, веры-ненависти напьется, раздуется пузырем - и туда же... Давишь их, как клопов, давишь, а попадется Перекресток - так сухо до донышка, все выкачали!..
Варна согласно кивнула и присела напротив.
- Слышала я, - подбросила она новый поворот темы, - столичный храм Инара горел, декаду назад. Неужели кто на Махишу замахнулся? Сильный Предстоятель, с ним мало кому тягаться под силу...
- Да уж замахнулись... Двое сговорились - Предстоящий Хэрмеша-Громовика и Крилл из Урха, Предстоятель Аввейского Бича, из степняков мохноухих.
- И что?
- И ничего. Сама говоришь - силен Махиша, не сладить с ним... Отбил Перекресток, сейчас ликцы храм заново отстраивают, лучше прежнего. Крилл целым ушел, а культ Хэрмеша с того дня хиреть стал... треть капищ в запустении, шаманы коз пасут...
Помолчали. Знакомая тема была, до боли знакомая, много раз продуманная. За каждым Перекрестком не углядишь, все чаще да злее сталкиваются лбами Предстоящие, воюя за веру... За ту веру, без которой нет им Силы, ни большой, ни малой.
Гнев, страсть, обреченность - все вера сплавит, растворит - и хлынет огненным потоком... куда?
Кому достанется? В чью душу ляжет?..
Лайна выдвинула ящичек стола и достала распечатанное послание с витиеватой подписью в правом нижнем углу. Варна расхохоталась, и в ее руке оказалось точно такое же письмо. С теми же завитушками.