— Не считая корабля в его трюме, похищенного в открытом море.
— Ну да, где-то так.
«Маус» покрывает всего 150 миль в день, так что они лишь в полутора днях пути от Тайбэя, хотя Хуан был по-прежнему убежден, что судно изменит курс и направится куда-то еще. Тайвань — современная демократическая держава со слишком грамотным управлением, чтобы пираты использовали ее в качестве базы для своих операций. Они наверняка проследуют во Вьетнам, на Филиппины или в Индонезию.
А значит, чтобы добраться до Рудольфа Исфординга, придется отказаться от «Орегона» в качестве оперативной базы. Но чтобы провернуть то, что пришло ему в голову, потребуются уникальные возможности корабля. Хуан просчитал расстояния и время, сказывающиеся на дальности полета «Робинсона» R-44, стоящего в надежном ангаре под палубой. Чтобы получить снаряжение или персонал с «Орегона», он располагает лишь очень коротким окном, пока корабль будет идти мимо Тайваня. Дойдя до Южно-Китайского моря, он окажется слишком далеко от суши для перелетов. Чувствуя, как засосало под ложечкой, Хуан понял, что у него в запасе всего два дня после того, как он доберется до Цюриха, чтобы прикинуть, кто и что ему понадобится с «Орегона», прежде чем тот уйдет слишком далеко.
Чтобы организовать операцию в Северной Корее, потребовалось три недели, да и то в большой спешке. А ведь эта выходка была сущим пустяком по сравнению с тем, что замыслил Кабрильо теперь.
ГЛАВА 12
Эдди всегда верил в древнее изречение, что человек сам кузнец своего счастья. Это вовсе не значило, что он не допускал мысли о возможности выигрыша в лотерею или попадания в автокатастрофу. На самом деле он просто имел в виду, что правильного планирования, образа действий и острого ума более чем достаточно, чтобы одолеть любую проблему. И везение тут ни при чем. Просто надо трудиться в поте лица своего.
Пролежав первые два часа в ирригационной канаве, он все еще сохранял свои убеждения. У него не хватило времени достойно спланировать миссию, так что в эту передрягу попал вовсе не из-за невезения. Просто плохо подготовился. Но теперь, когда пошел уже пятый час и от его дрожи по поверхности ручья бежала рябь, он начал костерить богов за свое невезение.
Прибытие в Китай прошло без сучка и без задоринки. Таможенники даже толком не посмотрели его документы, обыскав вещи лишь для проформы. Ничего удивительного, ведь он ехал под видом дипломата, возвращающегося на родину после года в австралийском посольстве и заслуживающего особой любезности. А путешествуя по Китаю, он собирался пользоваться документами безработного конторского служащего. Свой первый день в Шанхае он просто бродил по улицам. Он не был в Китае так давно, что требовалась акклиматизация. Надо было изменить осанку и походку — его собственные были чересчур уверенными — и заново освоиться с языком.
Он усвоил мандаринский и английский одновременно от своих родителей, живших в нью-йоркском Чайнатауне, так что говорил без акцента, но с довольно мягкими интонациями, чуждо звучавшими для китайцев. Он вслушивался в разговоры вокруг себя, заново осваивая акцент, с которым говорил, когда был здесь агентом ЦРУ.
Он прямо не верил собственным глазам — настолько преобразился со времени его отъезда крупнейший город Китая. Здесь выросли высочайшие в мире небоскребы, здания и краны продолжают ползти все выше, а темп жизни стал чрезвычайно суматошным. Чуть ли не все пешеходы оживленно беседуют по вездесущим сотовым телефонам. А с наступлением ночи улицы Шанхая озарило столько неоновых огней, что впору поспорить с Лас-Вегас-Стрип.
Он вживался в общество шаг за шагом. Выписавшись из отеля, он выбросил оба чемодана в только что опорожненный контейнер для мусора, который не станут трогать еще минимум дня три, хотя в чемоданах не было ничего инкриминирующего. Дипломатические бумаги уже отправились в путь по канализации отеля. Далее он купил готовое платье в универмаге средней ценовой категории. Продавец не придал значения тому, что покупатель в дорогом западном костюме покупает вещи, не соответствующие его статусу. Надев обновки, Эдди выбросил свой костюм и на автобусе уехал из процветающего центра на окраину, в район заводов и обшарпанных многоквартирных домов. К этому времени он уже успел насажать на рубашку пятен от еды и придать ботинкам потертый вид с помощью кирпича со стройки.
Бедные рабочие в плохо сидящей одежде поглядывали на него, но по большей части не обращали на него внимания. Он не из их числа, но устроился в жизни немногим лучше. И опять продавец в магазине, где Эдди купил две пары мешковатых штанов, пару рубашек и тонкую серую ветровку, принял его за представителя офисного планктона, которому изменила удача, вернув его в ряды рабочего класса. В другом магазине он купил ботинки и рюкзак, а в третьем — туалетные принадлежности, нигде не вызвав ни малейшей настороженности.
Ко времени, когда он пришел на междугороднюю автостанцию для поездки в провинцию Фуцзянь, целых три дня обходясь без душа, он уже был безликим рабочим, возвращающимся в свою деревню, так и не сумев пристроиться в большом городе. Медлительность преображения не только послужила ручательством, что никто его и не вспомнит, но и помогла Эдди вжиться в роль. Сидя на холодной лавке станции, он уже смотрел на мир затравленным взглядом неудачника, плечи его ссутулились, а голова понурилась под бременем невзгод. Старушка, затеявшая с ним разговор, сказала, что лучше ему вернуться к родне. Города — они не для всякого, заявила она, поведав, что повидала много молодых людей, обратившихся к наркотикам, чтобы бежать от действительности. К счастью, катаракта помешала ей разглядеть, что Эдди далеко не так молод, как ей казалось.
Поездка в битком набитом автобусе, изрыгавшем тучи отдающих бензином выхлопных газов, среди ароматов немытого тела прошла без приключений. Беды начались, когда он добрался до Ланьтаня, городка, где Сян и его семья начали свое путешествие, окончившееся их гибелью в грузовом контейнере. Эдди и понятия не имел — опять же, потому что не было времени подготовиться, — что прибыл как раз во время региональных выборов. Армия устроила на главной площади контрольно-пропускной пункт, и по пути на избирательный участок каждый должен был пройти через него.
Эдди, уже повидавший подобные голосования, знал, что на каждый пост можно выбрать одного кандидата из одного. Нередко галочки в бюллетене проставлены заранее, так что избирателю надо просто сунуть его в урну под бдительным оком вооруженных солдат. Такова китайская версия демократических уступок народу. Следить за выборами прибыли некие высокие чины из провинциальной столицы Сямынь, а военные даже пригнали танк — тяжеловесный «Тип-98», насколько Эдди мог судить по брошенному мельком взгляду. Наверное, это пиар-акция НОАК — Народно-освободительной армии Китая, а заодно деликатное напоминание, у кого в Китае верховная власть.
Хотя население Ланьтаня почти достигало десяти тысяч человек, Эдди понимал, что будет бросаться в глаза. Он говорит на местном диалекте не так уж хорошо, что вполне может стать основанием для ареста в городишке, отрезанном от окружающего мира, если какой-нибудь солдат заговорит с ним от нечего делать. Именно поэтому он провел последние пять часов под мостом в ирригационной канаве у самой городской черты. И не планировал покидать укрытие, пока чиновники и войска не покатят в следующий населенный пункт.
И опять удача, которую Эдди старался ухватить за хвост, улизнула от него.
Он настолько ушел в себя от холода и боли, что не слышал голосов, пока они не зазвучали прямо у него над головой.
— Еще чуть дальше, — вкрадчиво уговаривал мужской голос. — Я видел это место, когда мы входили в город.
— Нет, я хочу назад, — возразил женский голос — да нет, девушки, может быть, даже подростка. Она была явно напугана.
— Ничего страшного, — возразил мужчина со столичным акцентом. Пекин или его окрестности. А девушка явно местная.
— Ну пожалуйста! Родители будут беспокоиться. У меня еще много работы.
— Я сказал, пошли! — Мужчина отбросил маску цивилизованности. Голос прозвучал резко, с нотками маниакального бешенства.
Они стояли на мостике, переброшенном через канаву, всего в паре футов над головой Эдди. Комья земли сыпались из щелей между толстыми досками настила. Их шаги стали сбивчивыми. Он мысленно видел эту пару: девушка упирается, пытаясь замедлить шаг, а мужчина тащит ее за руку туда, куда вознамерился с самого начала.
Эдди тихонько оттолкнулся от берега, бесшумно пересек восьмифутовую канаву, по слуху следя, как мужчина тащит девушку за собой.
— Будет здорово, — вещал тот. — Я тебе понравлюсь.
Чуть дальше по проселку виднелась густая рощица; Эдди уже знал наверняка, что скоро там произойдет изнасилование. Как только мужчина и его жертва вышли на дорогу, Эдди взобрался по насыпи, оказавшись как на ладони, и выдал бы себя, окажись в городе остроглазый наблюдатель. Ему вообще не следовало покидать свое место. То, что вот-вот случится, не имеет к нему ни малейшего отношения, но он эту ситуацию изменит.
Мужчина оказался солдатом с «АК-47» через плечо, в довольно чистом мундире по сравнению с грязной крестьянской одеждой девушки. Он крепко сжимал ее руку, приподнимая так, что ее ступни едва касались земли, пока он почти волоком тащил ее к опушке, уже погрузившейся в сумрак, потому что солнце опустилось за горную гряду на западе. На ней была юбка и простая блуза, длинная толстая коса болталась между узкими плечами.
Эдди выждал, пока они скроются в лесу. Оглянулся на город. Несколько ближайших зданий уже осветились электрическими огнями, но окружающие домишки оставались темными — их владельцы берегли свечи, которыми пользовались для освещения. Никто в его сторону не смотрел, а солдаты на площади уже вроде бы готовились загнать танк на специальный двадцатиколесный тягач.
Выбравшись изо рва, Эдди перебежал дорогу. Вода лилась с его одежды ручьями. Он был босиком, потому что знал, что дешевый материал и швы на ботинках после такой долгой ванны попросту расползлись бы. Проникнув в рощицу, он пошел, ориентируясь на слух. Девушка протестовала, голос ее дошел до визга и вдруг стих. Должно быть, солдат зажал ей рот ладонью, подумал Эдди, беззвучно ступая среди жидкого подлеска.
И остановился у подножия большой сосны, заметив что-то белое. На земле валялась блуза девушки. Эдди осторожно выглянул из-за толстого ствола. Солдат положил автомат на землю рядом с собой, а сам навалился на девушку, заслонив ее собой, но и так было ясно, что она обнажена до пояса. Зажимая ей рот одной рукой, второй рукой солдат задирал девушке юбку. Ее тощие голенастые ноги лягали воздух в попытке сбросить нападающего.
Солдат убрал руку с ее рта, но прежде чем она успела закричать, нанес ей удар в челюсть. Голова ее дернулась в сторону, и тело обмякло. У Эдди были считанные мгновения, но между ним, солдатом и его оружием не было никаких укрытий.
Он скользнул вокруг дерева, поначалу двигаясь очень медленно. Человеческий глаз замечает свет и движение на периферии зрения лучше, чем перед собой. Он уже сделал три из десяти шагов туда, где вот-вот состоится изнасилование, когда солдат ощутил присутствие чужака. Эдди рванул бегом, глубоко впиваясь пальцами ног в суглинок и отталкиваясь от него, будто спринтер от стартовых колодок.
Солдат, уже переполненный адреналином, отреагировал мгновенно, извернувшись, чтобы схватить оружие. Вцепился в него на ощупь, и пальцы тотчас же отработанным движением легли на предохранитель. Переворачиваясь, он вскинул ствол, отыскивая цель. Даже если он промажет, выстрел наверняка услышат в городе, и это привлечет внимание его товарищей. Должно быть, солдат осознавал это, потому что его палец уже лег на спусковой крючок до того, как Эдди появился на мушке.
Эдди бросился вперед, одну руку выбросив по дуге, чтобы схватить «АК-47» за ствол, а вытянутые пальцы второй молниеносно вонзив солдату в горло. Но опоздал; солдат уже дожал спуск, чтобы выпустить весь изогнутый бананом магазин. Но автомат не выстрелил. Инерция Эдди сбросила солдата с девушки с такой силой, что ее тело покатилось, совершив пару оборотов по земле. Она внезапно вскрикнула, но Эдди не обратил внимания. Когда они остановились, солдат оказался сверху. Поспешно, пока тот не очнулся, Эдди сбросил с груди недвижное тело, одной рукой придержал его, а второй нанес два молниеносных удара в кадык солдата. Удары были слабоваты, но пришлись в то же место, что и первый, и это решило дело. Кадык солдата хрустнул. Он испустил несколько всхлипывающих вздохов и обмяк.
Сэн оттолкнул труп в сторону, больше не думая о несостоявшемся насильнике. Девушка лежала на боку, свернувшись клубком, с громкими стонами сжимая руку. Прихватив ее сорочку, Эдди укутал девушку в нее. Та прижала блузу к себе, когда он ее бережно повернул. Удар не свернул ей челюсть, но синяк будет виден еще долго. Глаза ее были широко распахнуты от ужаса и боли. Указательный палец был изогнут почти на девяносто градусов, и Эдди понял, почему АК не выстрелил. Она лишь разыгрывала беспамятство, чтобы не доставлять нападающему удовольствия изнасиловать жертву, пребывающую в сознании, и в последний момент воткнула палец позади спускового крючка, не допустив выстрела. Она спасла Эдди жизнь, а себя уберегла от преступления, которое большинство женщин считает хуже смерти. И когда удар Эдди выбил оружие, палец, наверное, сломался.
— Ты очень смелая, — успокоительно сказал он.
— Кто вы? — всхлипнув от боли и унижения, спросила она.
— Я — никто. Ты меня не видела, и ничего этого не было. Ты сломала палец, когда споткнулась, возвращаясь домой с поля. Поняла? — Она бросила взгляд на убитого солдата. Эдди понял ее безмолвный вопрос. — О нем я позабочусь. Тебе не о чем тревожиться. Никто не узнает. А теперь возвращайся домой и никогда об этом дне не рассказывай.
Она отвернулась, чтобы натянуть блузу. На тонкой ткани сохранилось достаточно пуговиц, чтобы соблюсти приличия. Она встала на ноги; глаза все еще были полны слез, в них читались гордость, стыд, страдание. Таково лицо Китая.
— Погоди, — окликнул Эдди, прежде чем она ушла с полянки. — Ты знаешь семью по фамилии Сян? Несколько из них не так давно оседлали змею.
При упоминании о нелегальных эмигрантах она попятилась, готовая обратиться в бегство. Но осталась на месте, желая хоть чем-то отплатить человеку, спасшему ей жизнь.
— Да, они живут в городе. Им принадлежит мастерская по продаже и ремонту велосипедов. Семья живет над ней. У вас есть новости о них?
Судя по всему, она хорошо с ними знакома. Может, именно она и была возлюбленной, о которой писал Сян.
— Да, — процедил он, испытывая дурноту при мысли о том, что должен ей поведать. — Они добрались до Японии и устроились на работу. Теперь ступай!
Девушка, вспугнутая его последним приказом, скрылась среди деревьев. Быть может, Эдди сделал сейчас нечто похуже, чем этот солдат. Подарил девчушке надежду.
Обшарив карманы убитого в поисках документов, он забрал солдатские медальоны, висевшие у того на шее, и надел их, ощутив прикосновение теплого металла к груди. Сцепив ремень автомата и солдатский, сладил подобие веревки и через десять минут заклинил тело в развилке большого дуба футах в двадцати от земли. Поисковым партиям, отправившимся за дезертиром, потребуется не один день, чтобы найти его, да и то, скорее всего, его выдаст запах.
С помощью ветки устранив все следы происшедшего, он направился обратно к тайнику под мостом. Девушка, вероятно, уже вернулась в город, а сейчас, наверное, с матерью отправилась к местному лекарю, чтобы вправить палец. Для нее проблемы уже закончились. Для Эдди — только начались.
Военные не покинут Ланьтань, пока не соберут весь личный состав. Похоже, они собрались здесь переночевать, и убитого насильника вряд ли хватятся до утра. Приятели прикроют его, решив, что он кого-то себе нашел — либо профессионалку, либо пресловутую фермерскую дочь, персонаж баек, не менее популярных в Китае, чем в Америке, являющий идеал красоты и похотливости.