— Поколдуем, — согласился Масоха. — А теперь берем мешки и перебазируемся в церковь. И надо привести здесь все в порядок. Кому-то из команды десантников может прийти в голову перед уходом заглянуть в сельпо, а мы тут наследили.
Яркая луна освещала площадь белым холодным светом. Стрекотали цикады. Ворота церкви оставались приоткрытыми, из щели сочился теплый желтый свет. Шли гуськом, прячась в тени построек, на паперть взбирались ползком, в церковь вошли на коленях, как паломники в Иерусалимский храм.
— Пока мы ползли, я наткнулся на зону, воняющую хлоркой. Короткий участок, — сказал Зарайский.
— И я тоже, — подтвердил Ледогоров.
— Вокруг церкви сыпят хлорку, чтобы в нее не забирались мыши. Делать это надо часто, потому что дождь хлорку вымывает, — объяснил Масоха.
— Как у Гоголя. Хома Брут чертил мелом круг, спасаясь от нечистой силы. Помните «Вия»? — улыбнулся профессор.
Храм поражал своей роскошью и красотой. Охотник и профессор Зарайский перекрестились, остальные, открыв рты, озирались по сторонам.
— Смотрите! Гроб!
Шли крадучись, как напуганные зверьки. Приблизились.
— Не зря Гоголь вспомнился, — прошептал Берг.
— Покойничек-то свежий, — сказал Масоха.
— Монах. Похоронить еще не успели. Спугнули их Лизины архаровцы, вот они в лес и сбежали, — произнес Тосиро.
— Вернутся, — уверенно сказал Зарайский, — покойника не бросят. Здесь мы их и дождемся.
— Смотрите, тут галерея на уровне второго этажа. С окнами. С нее можно вести наблюдение за улицей. Там есть где спрятаться, если лечь на пол. Где-то должна быть лестница, — продолжал осматриваться Кондрат.
— Лестниц тут много. Надо обследовать все, — предложил Моцумото. — Сводчатые опоры мешают полному обзору, за ними легко скрыться.
— От кого? — удивился Егор. — Не думаешь же ты бойню устроить в святом месте?
— Я думаю о защите и обороне, охотник, а не о бойне.
— Послушайте, друзья! — Профессор Берг поднял руку покойника и сдвинул рукав рясы. — Я не вижу ни малейших следов отравления. Кожа абсолютно чистая. И намека на язвы нет.
— Святых болезни не берут, — произнес Зарайский.
— Не могу не согласиться, — продолжал Берг. — А как насчет смерти? Человека в гроб положили, а у него температура нормального здорового тела и нет следов окоченения.
— А пульс?
— Пульса не слышу.
— Оставьте его, Борис Леонтьевич, — поморщился Зарайский, — святым займемся, когда разберем рюкзаки. Может, это кощунственно звучит, но я полагаю, нам надо взять у покойника кровь на анализ. Другим способом мы не определим его состояние.
— И то верно, Яков Алексеич.
— Надо поспешить, — сказал Моцумото, — скоро рассвет, а мы еще не осмотрелись.
— Точно! — поддержал его Кондрат. — В команде Лизы есть поп, он наверняка сюда придет помолиться перед уходом. Может, и другие богомольцы найдутся, нам с ними встречаться не резон.
Зашли за алтарь, прикрыли за собой златые врата, зажгли свечи. Лестница находилась с левой стороны.
— Вот и ход на галерею, — сказал Масоха.
— И не только. Ступени ведут в подвал. С него и начнем.
Ледогоров поднял свечу над головой и пошел первым. Деревянные ступени сильно скрипели. Все спустились вниз и очутились в просторном помещении.
— Похоже на больничную палату, — пробурчал Масоха.
— Не палата, а общая келья, — поправил Зарайский.
— По пятнадцать коек с каждой стороны, — подсчитал Моцумото.
— Аккуратный народ, эти монахи, — продвигаясь вперед, сказал Ледогоров. — Все коечки застелены одинаково, у каждого молитвенник на тумбочке, распятие над головой. Никакой индивидуальности.
— Вы не правы, Шурик, — возразил Зарайский. — Те, кто ушли, молитвословы забрали с собой. Я вижу только три. Остальные — библии. Новый завет. Миниатюрные издания на старославянском языке издательства Сытина 1878 года.
— А вы почем знаете, Яков Алексеич?
— У меня такое же издание имелось, его конфисковали при аресте. А молитвословы в темно-красном переплете, и их всего три.Я думаю, монахов здесь осталось трое. Их мы видели в тайге. Сюда они и вернутся. Давайте-ка, друзья, встанем по проходу между кроватями, чтобы осветить все помещение. Цепочка из свечей растянулась по келье.
— Вы правы. Их здесь трое. Куда же делись остальные? — спросил Масоха.
— Дождемся этих. Придут — расскажут, ждать недолго, а для начала надо проводить отряд Лизы. Если мы устроимся на галерее, то увидим, как они будут уходить.
7.
На третьи сутки пути отряд Лизы Мазарук вышел к железнодорожной насыпи. Старая одноколейка проходила сквозь чащу тайги прямой линией.
— Хорош сюрпризик! — присвистнул Грюнталь по прозвищу Огонек. — Как вам это нравится?
— Мне это никак не нравится, — выходя вперед, сказал Гаврюха. — Откуда здесь взялась «железка»?
— Разрешите, я взгляну.
Журавлев поднялся на насыпь и осмотрел пути.
— Ну что там, Матвей Макарыч? — крикнул Чалый.
— Ветка старая. Очень старая. Но, похоже, поезда здесь ходят. Не каждый день, конечно, так, раз в полгода. Бока рельсов ржавые, а поверху отполированы.
— До Транссиба километров триста, — заметил Пенжинский, — а к северу нет городов, зачем здесь нужна дорога?
— Поднимайтесь! — взмахнул рукой Журавлев.
Усталые путники с тяжелыми мешками и винтовками собрались на насыпи и в полной растерянности стали осматриваться по сторонам. Журавлев присел на корточки:
— Видите, здесь руда и уголь.
— И что? — нетерпеливо спросила Лиза.
— Руду, скорее всего, вывозили с севера, а уголь везли на север. В одном месте не добывается и то и другое. Где-то должен быть рудник, не очень богатый. Курсирует только один поезд, и очень редко. По всей вероятности, рудник старый и уже исчерпал себя. Руда мне незнакома.
Он поднял с земли серый острый камень. Его осмотрели все.
— На молибден вроде не похоже, и на серебро тоже, — предположил Шабанов.
— И на вольфрам — не очень, — прикинул на руке булыжник Блонскис.
— По железке идти проще, чем по лесу, но опасней, — бросив камень в сторону, сказал капитан Дейкин. — Пойдем вдоль насыпи, а там видно будет.
Спорить никто не стал. Пенжинский сфотографировал узкоколейку, а Дейкин сделал зарубку на дереве.
Тронулись в путь. Варя шла рядом с Шабановым, она не отходила от него даже ночью. Сначала над докторшей посмеивались, а потом успокоились: может, человек свою судьбу нашел. Почему нет? Варю все любили, а пилот не многим нравился. Слишком хмурый и молчаливый. Чалый, по прозвищу Трюкач, куда симпатичней, его сама Лиза обхаживала, чем очень злила юного одессита Огонька. На глазах разыгрывались личные драмы. О чем люди думают? Шли к черту в зубы искать мираж, растворившийся в океане, а тут еще какие-то чувства!
— Скажи, Глеб, только честно, Кашмарик из-за тебя сбежал? — спросила Варя, будто извиняясь.
— С чего ты взяла?
— Конвойные от меня ничего не скрывали, я знаю, что ваши камеры не закрывались на ночь, так генерал распорядился. У вас был конфликт. Вы подрались, да?
— Пустяки. Качмарэка трудно напугать, он ничего не боится. Как повздорили, так и помирились.
— А почему же он сбежал?
— Ему паспорт не нужен, как летчику, идущему на таран. На том свете документы не спрашивают.
— Он на тот свет собрался?
— В Москву поехал, и я уверен, он доберется до столицы. Сумеет ли выжить там? Вряд ли. Но для него долги важнее жизни. Расплатится, и можно подыхать. Успел бы.
— Я ничего не поняла.
— И не надо. Не засоряй мозги ерундой, мы и без Кашмарика справимся с задачей.
— Ты в это веришь?
— Я верю в нас. В тебя, князя, Лешего, Кистеня, Важняка и даже в Огонька…
— Значит, мы выживем?
— И будем жить долго и счастливо. Девушка грустно улыбнулась.
Через час пути впереди показался хвост поезда. Дейкин поднял руку, и отряд остановился.
— Людей не видно. Кто пойдет в разведку?
— Я схожу, — сказал Кистень. — Ноги затекли от безделья, хочу размяться.
Все рассмеялись.
— И я пойду, — вышел вперед Огонек.
— Отличная команда, — усмехнулся латыш. — Но ты не пойдешь.
— Назад, Огонек, — приказала Лиза.
— Правильно. Позаботься о птенчике, — съязвил латыш. — С Кистенем пойду я. Мне лес понятней, чем вам, не зря меня Лешим прозвали.
Огонек хотел возразить, но Трюкач его оттянул назад, ухватив за бушлат.
— Не бузи, парень, еще успеешь проявить себя.
Мальчишка промолчал. Леший и Кистень скинули вещмешки и
лесом двинулись вперед.
Состав был из пяти вагонов и паровоза.
— Обрати внимание, Леший, давно застрял. Видишь, одуванчики выросли между шпалами.
— Пассажирские вагоны, ни одного грузового.
— Почему встал — вот в чем вопрос.
— Подойдем ближе. Не нравится мне эта встреча. В мертвой зоне мертвый поезд.
Поравнявшись с последним вагоном, остановились.
— Глянь-ка. Сплошное решето. — Кострулев указал на битые стекла и пулевые отверстия в обшивке вагона. — При такой плотной стрельбе живых не останется.
— Вижу, Петр Фомич. А на следующем вагоне ни одной царапины. Может, подцепили дырявый к нормальному составу? Идем дальше.
Третий и четвертый вагоны тоже были целы и невредимы.
— Заглянем? — спросил Кострулев.
— Рано, не торопись. Смотри, кабина машиниста в дырках.
— Кто здесь мог напасть на поезд? И с какой целью?
— Не знаю, Петя, не знаю. Нападали или нет, можно проверить.
— Как, Улдис?
— Чтобы из леса, по которому тяжело передвигаться, всадить тысячу пуль в один вагон, не задев другие, надо поезд остановить. Надо глянуть на пути.
Рельсы перед паровозом были раскурочены и торчали в разные стороны, словно изогнутая проволока. Передние колеса уткнулись в землю, а шпалы скатились с насыпи.
— Ну вот тебе и ответ, — сказал Улдис.
— Диверсия? Взорвали пути.
— Поезд им не нужен, их интересовало содержимое. Остановить эшелон не смогли, пришлось взрывать пути. Причин может быть две. Первая. Налетчиков было слишком мало. Второе. Эшелон сопровождала серьезная охрана.
— Что такого ценного можно везти в безлюдную тайгу? — удивился Кострулев.
— Не знаю, Петр Фомич. Вернемся назад, к последнему вагону. Надо осмотреть опушку. Если шла перестрелка, мы определим это по деревьям.
— Что это меняет? Сам сказал, поезд давно стоит на приколе. Надо осмотреть вагоны.
— Я бы не стал рисковать.
— Кого ты испугался?
— Никого. Партизанская привычка. Наша сила не в оружии, а в осторожности.
— И потому ты бежал из лагеря и всю зиму добирался до маяка через всю Колыму?
— Мы шли на смерть умышленно. Днем раньше, днем позже… Мы не рассчитывали выжить, но надежда свербила душу. Сейчас другое дело, Петя, мы сами себе хозяева.
— Наивный ты парень, Леший. Ладно. Сиди здесь, я сам проверю состав.
Кострулев вышел из леса к насыпи и тут же раздался выстрел. Пуля ударила в дерево в нескольких сантиметрах от головы. Отлетевшая щепка впилась в щеку Кострулева, и он, бросившись на землю, откатился назад.
— Везунок ты, Кистень. Я бы не промахнулся.
— Черт! Кто там может быть?
— Тот, кто уцелел, и у него не очень хорошие воспоминания. Будет отстреливаться, пока не подохнет.
— Надо идти за подмогой.
— Не надо, лишний шум нам ни к чему. Отвлекай его время от времени, я обойду состав с другой стороны.
— А если он не один?
— Тогда из тебя получилось бы решето. Долгая засада действует на нервы, пальнули бы все сразу, одним залпом. Нам надо взять его живым. Идти еще очень далеко, и мы должны знать, что нас ждет. В этом тоже суть осторожности. Заметишь движение, стреляй по соседним окнам.
— Ты видел, из какого стреляли?
— Третье слева от подножки. Он там.
Леший углубился в лес. Наступило затишье. Минут через десять Кострулев увидел латыша метрах в трехстах впереди поезда, тот перебсгал насыпь. Кистень пальнул по стеклам и тут же откатился. Ответная пуля вздыбила землю в том месте, где он только что лежал. Нет, этот парень не мазила. Он не стал убивать чужака с первого выстрела, а предупредил, не лезь, мол, тебя сюда не приглашали. Спасибочки!
Кистень укрылся за деревом. Придется еще не раз потревожить стрелка, иначе Леший к нему не подберется.
Улдис Блонскис взобрался на паровоз, прошел к первому вагону по угольной куче и спустился на шпалы. Пролез под вагоном до середины и вынырнул с другой стороны. Все окна были плотно закрыты, через двери идти рискованно. Леший снял с карабина наплечный ремень и растянул его на всю длину. Теперь он мог зацепить ремнем оконную ручку и потянуть раму вниз. Если окно не заперто на щеколду, то он его откроет — у старых столыпинских вагонов стекла опускаются вниз, он это помнил. Допустим, маневр увенчается успехом. Что дальше? Карабин без ремня, как, не оставляя его, забраться в окно? На одной руке он не подтянется. Задачка!
Послышался лязг — одно из окон со скрипом опускалось вниз. Леший прижался к вагону и подобрался к этому окну, приготовив ремень. Карабин остался лежать на насыпи. Окно открылось, из него высунулась чья-то голова. Решил бежать, идиот, или получить пулю в лоб. Кто же так рискует. Леший подпрыгнул и накинул ремень на шею высунувшегося. Беспечный стрелок вывалился из окна и был подхвачен «принимающей стороной». Улдис обмотал его шею ремнем, повалил на землю и затащил под вагон, как зверь затаскивает добычу в свою нору. Раздался выстрел с другой стороны. Последовал ответный — Кистень продолжал отвлекать внимание на себя, ему отвечали. Значит, там остался еще кто-то.
Леший уложил противника на лопатки и оседлал его. Сдернув с головы вязаную шапку, опешил. Под ним лежала девушка лет восемнадцати, ее длинные русые волосы рассыпались по шпалам. Бледная, она смотрела на него перепутанным взглядом и молчала, сжав губы с такой силой, будто ей свело челюсти.
Пауза длилась слишком долго. Лицо девушки начало краснеть от удушья, и Леший отпустил ремень.
— Я не хотел сделать тебе больно, но вы же стреляете. Девушка молчала, ее трясло.
— Ладно, ладно, успокойся, я ничего плохого тебе не сделаю. Он снял удавку с ее шеи.
— Ну все, успокойся. Мы не враги вам. Геологи. Понимаешь?
Рано он расслабился. Девушка со всей силы толкнула его в грудь обеими руками, и он свалился с нее, как наездник с лошади. Она попыталась выскользнуть и рванулась к насыпи, но он обхватил ее ноги своими ногами, и попытка побега сорвалась.
— Так дело не пойдет. Слушай меня внимательно, зеленоглазая. За мной стоит вооруженный отряд. Целый взвод. Мы наткнулись на ваш поезд случайно. Нам ничего не надо, мы идем в экспедицию на север. Можем плюнуть на вас и обойти стороной психов, сидите здесь дальше, пока с голоду не подохнете. Но мы хотим знать, кто взорвал рельсы и преградил вам путь? Кому помешал поезд, и куда он шел? От кого исходит угроза? Что ждет нас впереди? Ты понимаешь, о чем я говорю?
Девушка немного успокоилась и кивнула.
— Что скажешь?
Сказать она ничего не могла. А тут еще Кистень шарахнул из карабина. Бедняга вздрогнула.
— Знаешь, как мы сделаем. Я помогу тебе взобраться обратно в вагон через то же окно. Объясни своим друзьям, что мы пришли с миром. Пусть откроют мне переднюю дверь. Я зайду один, без оружия, и мы попробуем разобраться в обстановке вместе.
— Ты немец? — хрипло спросила девушка.
— Акцент тебя смутил? Нет, я латыш. Из Прибалтики. С немцами я воевал в партизанском отряде. Теперь у нас интернациональный отряд, и мы идем на север для выполнения важного государственного задания. Поняла? Объясни своим, я жду у передней двери.
Девушка опять кивнула.
Они выбрались из-под вагона, он сложил руки в ступеньку, и зеленоглазая забралась в окно. Кистень опять выстрелил.
— Придурок! По часам палит, что ли? Улдис нырнул под вагон и крикнул: