В «Курс-Ин-Вест» он поехал на такси — так распорядился Белов. Фил предлагал послать с Юрой своих бойцов, но Саша сказал, что не стоит, если они обо всем договорились…
* * * * *
Выйдя из машины, Юра указательным пальцем поправил очки. Перед самой оградой он остановился и, что называется, привел себя в порядок — аккуратно заправил шарф, разгладил на груди белый модный плащ и, взявшись за козырек кепки, слегка сдвинул ее на затылок. Он немного нервничал, но всем своим видом пытался излучать уверенность. Это было важно прежде всего для него самого.
Юра подошел к воротам. К нему неторопливо, вразвалочку направился охранник в черной униформе:
— Вы к кому?
Взявшись пальцами за дужку очков, Юра разглядел фамилию охранника на бейдже — Кокошкин. «Почти однофамилец — улыбнулся про себя юрист. — Кошко-кокошка. Рифма, однако».
— Добрый день, — вежливо поздоровался он. — Я от Белова. У меня встреча с Артуром Вениаминовичем.
— Подождите, — кивнул охранник и отправился в дежурку. Сняв трубку внутреннего телефона он проговорил, словно передавая оперативную информацию:
— Он прибыл.
Кошко от делать нечего рассматривал окрестности, но остановить взгляд было не на чем. Справа возвышался глухой брандмауэр, в стене левого дома лишь одно слепое окошко. За офисной оградой, в глубине, начиналась высокая арка. Чем-то этот мрачноватый пейзаж напоминал не Москву, а Питер.
Он услышал, как позади него прошелестели шины уезжающего такси. А Кокошкин уже открывал ворота:
— Проходите. Знаете, как идти? Прямо и за угол.
— Спасибо.
Поправив еще раз шарф и переложив кейс из руки в руку, Юра вошел в арку. В ее полумраке после яркого солнца он практически ослеп. Постояв несколько секунд, чтобы привыкнуть к новому ощущению, он вошел во двор и свернул направо, за угол.
Навстречу ему быстро двигались два темных силуэта. Юра не успел ничего подумать, все случилось мгновенно. Чудовищный удар бейсбольной биты, казалось, расколол его голову надвое. Но это было, наверное, уже в прошлой жизни…
Вечером в один из переулков около Ленинского проспекта свернула красная «копейка». Проехав через двор к гаражам, машина приостановилась. Из нее прямо на дорогу выпихнули тело в грязном окровавленном плаще…
Юра упал на спину. Следом из взревевшей и рванувшей с места машины вылетел кейс. Он раскрылся в воздухе: белые бумажные листы закружились в воздухе, медленно опускаясь на асфальт, серые сугробы и черные лужи.
Уцелевшие очки чудом удержались на лбу Кошко. Сквозь толстые линзы кровавая рана на лбу юриста казалась еще более страшной…
В приемном покое Склифа в этот поздний час было малолюдно. Только на одном из деревянных диванчиков, словно три богатыря с конфетной коробки, восседали Космос, Фил и Пчела. Они были явно не в настроении, с чего уж тут радоваться, но их печаль выражалась весьма своеобразно. Нервно хихикая, они хрустели чипсами и синхронно провожали взглядами ножки проходящих мимо медсестер.
— Да, — задумчиво протянул Пчела, — облом.
— Я говорил, надо было ребятишек с ним посылать, — рубанул рукой воздух Фил.
— А заигрался Белый, — раздраженно подытожил Космос. — Думает, он — комиссар Миклован.
* * * * *
В глубине гулкого бесконечного коридора Саша в накинутом поверх кожаного плаща белом халате разговаривал с солидной врачихой. Он внимательно, мрачно сдвинув брови и чуть склонив голову, слушал ее профессиональный отчет.
— Множественные переломы. Ушибы. Черепно-мозговая травма. Пришлось делать трепанацию. Жить, безусловно, будет, но инвалидность гарантирована.
— Его вы оперировали? — тихо спросил Саша.
* * * * *
Мимо них прошла хорошенькая медсестра в слишком коротком халатике. Пацаны, как один, сделали охотничью стойку. Но всех, по обыкновению, опередил Пчела:
— Девушка, тут такая проблема, — вкрадчиво заговорил он. — У меня температура. Примерно пятьдесят — пятьдесят шесть.
Углубившиеся ямочки на щеках медсестры наглядно продемонстрировали, что она вполне принимает правила игры:
— В таком случае вас надо немедленно изолировать.
Пчела, казалось, готов был взвиться, как пламя костра, а изолироваться — ну хоть прямо сейчас…
* * * * *
— К вам отдельно заедут, поблагодарят, — заканчивал разговор Саша. — Пожалуйста, проследите, чтобы за ним как следует ухаживали.
Саша вежливо пожал врачихе руку и, махнув Пчеле и ребятам, скомандовал:
— Ладно, пошли, опричники.
— Сань, ну что врачи говорят? — подскочил к нему Фил.
— Херово, — бросил Саша.
— Подождите! Подождите! — раздался в конце коридора нервный женский голос.
Все обернулись. Женщина с опухшим от слез лицом и с выражением совершенного отчаяния в глазах быстрыми шагами приближалась к ним.
— Вы Белов, да? — задыхаясь, выговорила она, глядя Саше в глаза.
— Я, — уже почти понимая в чем дело, спокойно ответил он.
Отодвинув Фила, женщина со всего размаха влепила Саше пощечину. Саша вздрогнул и отвернулся, лицо его на мгновение окаменело. Повисла гулкая пауза…
— Вы его видели? Вы видели его?! — кричала мать Юры Кошко, а это была именно она. — Из-за вас он живой труп теперь! — она беспомощно опустила руки. — Сколько я ему говорила — не связывайся с уголовниками!..
— Извините, — сухо сказал Саша, бросив на женщину быстрый взгляд.
Он швырнул халат на диван и, уже не оглядываясь, зашагал к выходу.
— Господи, из-за этого щенка! — растерянно, но уже словно самой себе или просто в пространство сказала женщина.
На ходу, через плечо, Саша бросил:
— Пчела, поможешь ей деньгами, не забудь…
Пчела, стоя вполоборота к матери Кошко, достал бумажник.
— Ну почему у вас на уме одни деньги? — обреченно махнула рукой женщина и медленно побрела в глубь коридора.
Пчела, искренне не понимая ситуации, пожал плечами, спрятал бумажник в карман и вслед за ребятами двинулся к выходу…
V
Один из сидящих за длинным столом клерков заглянул в пришедшую по факсу бумагу:
— Шестьсот тонн алюминия. Пятьдесят процентов предоплата. Налом, остальные по факту.
Физиономия Артура вытягивалась на глазах. Видимо, то, что он только что услышал, превосходило меру его разумения:
— Так сколько?! Я не понял, повтори.
Хлебников, его верный зам, для порядка проверил сообщение и, победно улыбаясь, повторил цифры.
— Ни хрена себе… — присвистнул Артур. — А кто это? Ты Петру звонил?
— Он проверял — реальные люди…
Артур, нервно расхаживая взад-вперед по узкому пространству кабинетного предбанника, теребил свой цветастый галстук и причитал, как актер в античной трагедии:
— Риск-то, конечно, большой, но наличка… Чай с лимоном! — бросил он секретарше Людочке. — Наличка, наличка, наличка… — едва не пел он.
И, наконец, решился, словно после жаркой бани всем своим упитанным телом ухнул в ледяную прорубь.
— О'кей, — махнул он Хлебникову, бодро проходя в кабинет. — Звони в Душанбе, пусть Бако готовит поставку. Заключай контракт пожестче и давай тоже туда, проследишь за отгрузкой.
Хлебников, который изначально шел к шефу с каким-то документом на подпись, по инерции протянул Артуру красную папку с бумагами. Но сделал он это зря. Артур словно взбесился — от раздражения, радости и нетерпения в одном флаконе. И этот флакон взорвался:
— Что ты стоишь?!! — завизжал Артур. — Бегом, бегом, бегом! — И Артур, неожиданно бодро для своей комплекции изобразил резвый и целенаправленный бег на месте.
Спровадив таким экзотическим образом бестолкового зама, Артур плюхнулся в кресло и, как это обычно делают крутые парни в американских фильмах, закинул ноги на стол. Душа его пела. Вместе с ним и весьма фальшиво:
— А в Таджикии родимой распускаются каштаны!..
В кабинете было душно. Воздух переполняли запахи хорошего одеколона, дорогого коньяка и пота. Артур всегда потел в сложных ситуациях, будь то большое горе, сильная радость или крупная сделка. Сейчас к этому сложносоставному запаху прибавился еще один — запах денег. Причем не фигурально, а буквально.
Сотрудники фирмы вытряхивали на полированный стол пачки денег из огромных резиновых мешков. За процессом наблюдали Артур и двое солидных мужчин министерского вида. Один грузный и щекастый, второй поджарый, с седым ежиком. Это были покупатели, и алюминий нужен был им позарез.
По внешнему виду банковских упаковок можно было с легкостью определить, что банкноты, прежде чем попасть на этот стол, прошли через многие руки. И пахли, точнее, пованивали, соответственно.
— Надо пересчитать, — деловито заявил Артур.
— Артур, — укоризненно покачал головой щекастый, — мы не первый день в бизнесе.
— Считайте, — не терпящим возражения тоном повторил Артур и сам начал засучивать рукава. Вслед за ним и Хлебников стал покорно развязывать галстук, словно это могло поднять его работоспособность.
— Считайте. Здесь пятьдесят процентов, — жестяным голосом проговорил щекастый. И, поднимаясь из кресла, добавил: — Ждем металл…
* * * * *
Спустя два часа деньги, наконец, были пересчитаны. Все было тип-топ. Можно было считать, что первый этап завершен: денежки, они вот уже, вот, у Артура в кулаке.
Он расхаживал по кабинету и возбужденно говорил в телефонную трубку:
— Бако! Бакошка, слышишь? Отправляйте срочно!.. Что значит много? Такой контракт!.. Да… Да… Ну хорошо, хорошо, только не дольше. У меня очень жесткие сроки… Ну, я верю в тебя… Да… Привет Далеру. До звонка. — Дождавшись коротких гудков отбоя, Артур, паясничая, склонился к телефонному микрофону и ласково, игриво проворковал туда: — Чурбанчик ты мой ненаглядный!!!
Чувства переполняли его, Артур готов был лопнуть. Лишняя энергия требовала немедленной нейтрализации.
Неуклюже приплясывая, он все более входил в раж и в одиночестве начал свой коронный номер, который позволял себе лишь в сильном подпитии, — как Кинг-Конг, он прыгал на полусогнутых ногах, бил себя кулачками в грудь и подпевал, ритмично выпячивая массивный подбородок: «Куба далеко, Куба далеко, Куба рядом! Это говорим мы!»
Секретарша с подносом зашла именно в тот момент, когда Артур отплясывал уже на рабочем столе.
Людочка мелко задрожала от смеха, изо всех сил стараясь сдержать себя. Но чайная ложечка предательски дребезжала на блюдце, а чай едва не выплескивался из стакана.
Артур Вениаминович, увидев ее наконец, сделал строгое лицо:
— Люда! Сегодня из Нью-Йорка факс пришел.
Людочка, словно в замедленной съемке, сменила смеющуюся маску на сугубо деловую. Все-таки она была профессионалом:..
VI
Погода стояла прекрасная. Настоящая весенняя. Здесь, на железнодорожных путях «Москвы-Сортировочной», где пахло креозотом, дымком и угольной пылью, весна ощущалась еще острее. Утреннее солнце еще едва-едва пригревало, но уже было видно, что день будет прекрасным.
За Артуром и Хлебниковым, стремительно шагающими вдоль длинного состава, едва поспевали начальник станции, грузчики и сияющие сотрудники « Курс-Ин-Веста».
— Ну давай, докладывай, — приказал Артур Хлебникову.
— Значит, так, — деловито начал тот. — Докладные подписаны, с начальником все договорено. Ну, надо подмазать, сам понимаешь… Грузчики на месте.
Остановившись у головного вагона, Артур как дирижер взмахнул рукой:
— Ну, вскрывайте. Глянем на наш таджикский алюминий. Крылатый металл. Здорово поднимает!
Пока Хлебников с начальником станции обменивались накладными, Артур продолжал дирижировать:
— Где шампанское?
— Все как положено, — успел подскочить с видом именинника Хлебников.
Под скрежет дверей вагона, вскрываемого работягами в оранжевых жилетах, в голубое небо выстрелило шампанское. Шипучий пенный напиток, расплескивая на землю, разлили в пластмассовые стаканчики, расставленные рядком на поленнице шпал.
— Итак, уважаемые товарищи! — вовсю актерствовал Артур. — Перерезана алая лента, и первая партия таджикского алюминия хлынет на наш московский простор!
Публика зааплодировала.
И вот он, последний аккорд! Тяжелая дверь с жутким металлическим лязгом отъехала, наконец, в сторону. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь дощатые щели вагона, весело заиграли по его стенам.
На лицо Артура больно было смотреть. Стаканчик с шампанским выпал из его онемевшей руки. Рот открылся, как у выброшенной на берег рыбки.
Вагон был пуст. Девственно чист и пуст. Если, конечно, не считать роскошной цветочной корзины, чьей-то заботливой рукой водруженной прямо в дверном проеме.
— Так, я не понял. Не понял, — действительно ничего не понял Артур. — Что это за фигня?
Хлебников, не отвечая шефу и не веря собственным глазам, метнулся в вагон. Окончательно убедившись в его безоговорочной пустоте, он истошно заорал кому-то вдоль вагонов:
— Проверяй все вагоны!
Артур, готовый, казалось, расплакаться, мешковато уселся на грязную просмоленную шпалу. В руках он держал дурацкую цветочную корзину, издевательски украшенную траурной лентой.
У вагона суетились его люди, железнодорожные служащие, мелькали красные милицейские околыши.
Подскочил запыхавшийся Хлебников.
— Ну?
Хлебников смог лишь развести руками.
— Я тебя, муфлон, спрашиваю? Эт-че такое?
— Все. Все, — едва переводя дух, просипел несчастный Хлебников. — Все выгребли подчистую.
Артура затрясло:
— Я тебя сейчас сам выгребу!
Отвернувшись от всего опостылевшего мира, Артур, вперив бессмысленный взгляд в голубые небеса, машинально вытирал пот со лба уголком траурной ленты.
Солнце уже залило светом все огромное пространство станции «Москва-Сортировочная». И кого-то, в отличие от Артура, оно грело гораздо ласковей. В природе всегда есть место равновесию: если где-то много горя, то в каком-то другом месте обязательно много радости.
Буквально через десяток железнодорожных путей в сторону от злосчастного пустого состава стоял другой, точная копия предыдущего. Отличие ситуации было только в том, что вдоль него быстрыми уверенными шагами шла группа людей во главе с Сашей Беловым, Филом и Космосом. Вслед за ними едва поспевал железнодорожник. Замыкали процессию несколько боевиков из бригады.
В проеме открытого вагона радостно распевал бодрую песенку Пчела:
— Советский цирк умеет делать чудеса, — вопил он, имея на то все основания.
За его спиной тускло поблескивали аккуратные штабеля металлических чушек. Это был алюминий. Тот самый, что поднимет на раз.
Космос ласково приник к волшебному грузу:
— Теперь это все наше, прикинь! — ясное дело, кому, как не сыну астрофизика, было оценить возможности крылатого металла.
— Золото Маккены, — восторженно и одновременно снисходительно подвел итог Саша.
— В Уфе, на сортировочной, вагоны отцепили, поставили пустые, опломбировали, и ту-ту-ту! Вперед, с песнями, — из Пчелы так и перли восторг и гордость за содеянное с таким блеском, он даже попробовал изобразить движущийся паровоз.
— Орлы. Ну просто орлы. — Саша по-ленински щурился на солнце и Пчелу. — Теперь этот урод никуда не денется.
Махнув бойцам, он браво отдал приказ:
— Закрывайте. Вместе с Пчелой.
Хохочущий Пчела, изо всех сил отмахиваясь от протянутых к нему рук, все же не отбился. Его схватили и несколько раз подкинули в небо, по-прежнему голубое. Что и говорить, это был, конечно же, Пчелин триумф.
Один только Фил остался серьезным, отдавая последние распоряжения пожилому железнодорожнику в старенькой форменной фуражке:
— Слышь, командир. Как договорились: закрываешь, пломбируешь, а бабки потом.
Командир согласно кивал.
Роли переменились. Если еще недавно Артур был полным хозяином положения, то сейчас «министерские» заказчики были вправе диктовать свои условия. Оговоренный срок Артур элементарно просрал. А еще пальцы гнул.
— Артур, пойми, мы очень зависим от этого металла, — беззлобно, но со значением говорил щекастый.
Артур суетливо оправдывался:
— Я понимаю, но вы тоже меня поймите, — наискосок через весь кабинет Артур перебежал к карте Советского Союза, висевшей на стене. — Посмотрите на эту карту наших долбаных железных дорог. Здесь — Москва, — ткнул он толстым пальцем, — здесь — Таджикистан… Они и в нормальное-то время очень плохо функционировали, — будто двоечник перед учителем географии оправдывался он, прекрасно при этом понимая, что оправдания выглядят неубедительно и чудовищно глупо.