— До свидания, — в спину ей сказал мужчина.
Катя кивнула, не оборачиваясь. Вообще-то, шла она не в дежурную часть, а в кабинет Гукина Никиты Степановича, своего непосредственного начальника, а заодно и начальника всего городского ГУВД. Но пройти к кабинету Гукина можно было, только минуя дежурную часть.
В дежурке чуть припухший со сна лейтенант Костя Самохин что-то втолковывал посетителю — худому и нескладному, как столярный метр, молодому пареньку в джинсе. Катя кивнула на ходу Косте, свернула налево.
Сразу за поворотом начинался узкий, как кишка, коридор. «Кишка» была тщательно выкрашена, а стены ее украшала пара живописных стендов с очень наглядной агитацией и настенные кашпо с пыльными живыми цветами.
Катя без стука вошла в приемную, поздоровалась с секретаршей — рабочий день в разгаре, и та еще не успела «навострить лыжи», — кивнула на толстую, с дерматиново-ватной обивкой, дверь гукинского кабинета:
— У себя?
— Опаздываете, Екатерина Михайловна, — осуждающим тоном ответила секретарша — крашеная надменная Ледяная Глыбища с ведьмовским именем Галина. Галочка — для привилегированных «клиентов». — Уже дважды спрашивал.
Катя толкнула тяжелую дверь гукинского кабинета, шагнула через порог.
— Разрешите? — спросила она, исключительно чтобы не оскорбить Гукина в лучшем чувстве картинной субординации.
Подполковник Никита Степанович Гукин, как водится, восседал за своим столом. Пару лет назад ему перевалило за пятьдесят, и по этому торжественному поводу отпустил Никита Степанович округлое пузцо величиной с хороший астраханский арбуз, позволил себе лысину размером с поднос, а заодно обзавелся одышкой. Благодаря всем этим «приятностям» подполковник Гукин сразу по приходе на работу разоблачался — снимал китель, галстук, а также расстегивал две верхние пуговицы на рубашке.
Однако сегодня Никита Степанович был при полном параде. И тому имелась вполне весомая причина — в кабинете Гукина, помимо самого хозяина, обнаружились еще трое. Одного — могучего здоровяка, похожего на медведя-гризли, заместителя начальника ОБНОНа[1] майора Петрусенко Бориса Борисовича — Катя знала. Двоих других видела впервые.
Первый — типичный киношно-телевизионный вариант. Из серии «наша служба и опасна и т. д.». Плакатно-героический тип, от которого на зубах становится вязко, как от молочной ириски. Лицо из камня, мышцы из стали, сердце изо льда. Непримиримый борец с преступностью и прочая, прочая, прочая.
Второй — узкий, как старческая авоська, неприметный. Опасный. Опасность эту выдавали глаза. Вроде бы подернутые ленивой поволокой, но цепкие, острые. Взглянул — как оцарапал. Губы тонкие, жесткие, как проволока. А вот волосы подкачали. Не для такой внешности волосы — цыплячий пушок, сквозь который просвечивает розовый череп.
— Светлая, — хмуро кивнул Гукин и утер покрасневшее лицо платком. — Опаздываешь. Проходи, садись. — Никита Степанович указал на свободный стул. — Знакомьтесь, товарищи. Это Екатерина Михайловна Светлая. Начальник оперативного отдела нашего ГУВД. Ну, с майором Петрусенко вы вроде знакомы, а эти двое товарищей, — Гукин указал на незнакомых, — из области. Начальник оперативного отдела областного ГУВД майор Казин Николай Иванович, — «киношный» серьезно кивнул, — и заместитель начальника областного ОБНОНа подполковник Головин Михаил Владимирович. — «Опасный» даже и не кивнул, а так, только глаза прикрыл.
Катя поздоровалась, скромненько так присела на свободный стул. Начальство независимых не любит, стало быть, держать себя нужно соответственно. Тихо и незаметно.
Никита Степанович нервничал, то и дело утирал пот с лица. Катя его понимала. Птицы слетелись важные, что и говорить. Одно не ясно: почему все трое ведут себя так, словно над ними омоновец с дубинкой стоит? Или теперь принято оставлять начальственные замашки за дверью?
— Ну что? — Гукин в очередной раз достал платок, но лицо утирать не стал, а вместо этого утер шею и посмотрел на часы. — Пора бы уже начинать.
«Действительно, — подумала Катя. — Пора бы. А то работы еще — воз и телега. Без нее, без родимой, как без пряников».
Катя вздохнула, чем вызвала косые взгляды со стороны приглашенной троицы. У них тоже дел было по горло. К тому же они принадлежали к клану начальства, причем начальства не местного, а областного, и, значит, их дела априори не могли быть менее важными и неотложными. Тем не менее они терпеливо ждали, а Катя позволила себе высказаться. Нехорошо, товарищ. Некорректно.
В этот момент дверь открылась и в кабинет заглянула Ледяная Глыбища. Выглядела она так, словно минуту назад увидела кинозвезду. В том смысле, что на ее губах сияла глуповато-восторженная улыбка, а на лице застыло выражение полного клинического счастья.
— Никита Степанович, — прощебетала Ледяная Глыбища. — К вам посетитель. Я сказала, что у вас совещание, а он…
Из-за ее спины вдруг высунулся давешний Катин замшевопиджачный знакомец. Тот самый, который едва не пригласил ее в ресторан. А за ним маячило джинсовое, худющее и нескладное.
— Спасибо, Галочка, — сказал «пиджачный» Глыбище, и Катя едва не открыла от изумления рот.
После пяти минут знакомства — и «Галочка»? Это что же за суперменистый мужик такой, что так запросто называет Глыбищу Галочкой и не получает с ходу по физиономии? Гипнотизер, не иначе. Или колдун. «Замшевопиджачный» улыбнулся Глыбище ну просто чертовски обаятельно.
«Вот после таких улыбок женщины и бросают семьи», — подумала Катя. И почему-то почувствовала неприязнь к незнакомцу.
— Товарищ Гукин, мне необходимо срочно с вами поговорить, — сообщил тем временем мужчина и протиснулся в кабинет, а следом за ним просочился и паренек в джинсе. — Тут, знаете ли, такое дело…
К немалому удивлению Кати, Гукин не рявкнул и не затопал на посетителя ногами. Напротив, он махнул Глыбище:
— Галочка, идите.
Та вышла, тщательно прикрыв за собой дверь. К еще большему удивлению Кати, Никита Степанович и тут не стал топать ногами. Напротив, он поднялся, оправил топорщащийся на животе китель и указал посетителям на стулья:
— Здравствуйте. Присаживайтесь, пожалуйста.
Областные, почувствовав подвох, переглянулись. Гукин, отдуваясь, опустился в свое законное кресло и пояснил для всех присутствующих:
— Товарищи, знакомьтесь. Полковник Америдзе Руслан Рубенович. — «Замшевый» наклонил голову. — Капитан Вдовин Аркадий Васильевич. — Молодой обвел присутствующих взглядом. — Товарищи из ФСБ.
— Из областного управления? — раскатистым басом уточнил Петрусенко.
— Из главного, — ответил Америдзе просто и улыбнулся.
Спокойствия и обаяния у полковника оказалось хоть отбавляй. Чувствовалась в нем сила и уверенность.
Зато Вдовин остался серьезен. Он вообще все больше молчал, только вглядывался в собеседников, словно бы надеялся разгадать тайный смысл, кроющийся за их вопросами.
— Неужто из самой Москвы пожаловали? — Казин криво усмехнулся.
— Из самой, — подтвердил Америдзе.
— Интересно.
Казин сцепил пальцы в кулак и сразу налился тяжестью. Не хватало только реплики помрежа: «Сцена вторая — „герой-следователь обличает наймита заокеанской разведки“. Впрочем, Катя Казина понимала. Никто не любит, когда в его огороде появляются чужие. Судя же по тому, что полковник приехал из самой Москвы, у ФСБ в здешних краях появился какой-то свой интерес. Да это бы еще полбеды. Беда в том, что вызвали областное начальство, стало быть, интерес „большого брата“ выходил за рамки городского масштаба. Ну и, наконец, если уж этот полковник соблаговолил добраться до провинциального, в сущности, городка лично, именно ему и надлежало играть первую скрипку в предстоящем деле.
Гукин молчал. И Катя молчала. Да и что тут было говорить? Если уж в столице что-то надумали — пускаться в разговоры бесполезно.
— Видать, что-то важное случилось в нашем тихом городке, раз уж из самой Москвы к нам человек пожаловал? — вроде как с улыбкой, но вполне серьезно поинтересовался Головин.
— Очень важное, — подтвердил Амервдзе.
И в подтверждение его слов Вдовин кивнул.
Катя вдруг вспомнила странное поведение чужаков. Один валял дурака перед Костей в дежурке, второй слонялся по ГУВД, делая вид, что попал сюда по повестке. Да и в приемной вел себя более чем странно. А от кроткой овцы в этом Америдзе сейчас осталось не больше, чем, скажем, в крокодиле. Обознатушки вышли, как говаривал в таких случаях Лемехов.
Тем временем Америдзе положил кейс на колени, открыл его и достал пухлую стопку бумаг, сцепленную стальными скрепками.
— Ознакомьтесь, пожалуйста.
Пухлая стопка распалась на несколько стопочек потоньше. Америдзе протягивал бумаги собеседникам, и они брали листы, просто потому что не могли их не взять, но с той плохо скрываемой настороженностью, с которой берут в руки незнакомое насекомое. Черт его знает, вдруг укусит?
Вдовин же серьезно и внимательно следил за их реакцией. Впитывал.
— Что это? — Петрусенко пробежал взглядом первую страницу, перелистнул. — Что это такое?
— Аналитическая записка, — пояснил Америдзе. — Данные общие. Каждый из вас уже сталкивался с ними в ежеквартальных отчетах. Но здесь вычленено и систематизировано главное. Прочтите. Довольно любопытно.
Катя тоже просмотрела бумаги. На первый взгляд самый обычный доклад. Похожие она сама озвучивала на совещаниях у Гукина или у „городского головы“. Единственное отличие заключалось в том, что в записке не было четкого разграничения по отрезкам времени. Общие цифры, графики. Именно поэтому Кате не сразу удалось понять, что же такого странного в этих цифрах. И лишь через пару минут она хмыкнула и вернулась на первую страницу.
— Постойте-ка, — пробормотала она. — А здесь нет ошибки?
И, наверное, потому, что Катя догадалась первой, Америдзе обратился именно к ней и в дальнейшем общался в основном через нее.
— Никаких ошибок. Наши оперативники и аналитики провели очень кропотливую работу по сбору и систематизации сведений. И мы, уж поверьте, весьма тщательно проверили результаты.
— Рост уличной преступности? — пробасил Петрусенко, бегло, исключительно из соображений субординации, пролистывая странички. — Ну и что? Уличная преступность растет по всей стране, не только у нас. Запросите в МВД данные за прошлый год, убедитесь сами.
— Уже запрашивали, — сказал Америдзе. — И даже провели ряд специальных исследований.
— В таком случае не пойму, из-за чего весь сыр-бор, — проворчал Казин. — Вы намекаете на то, что мы не справляемся со своими обязанностями?
— Сдается мне, что речь идет об очередном структурном преобразовании, — возразил Головин. — Опять в центре чудят. Или часть наших полномочий передадут ФСБ, или еще что-нибудь в этом духе. Им лишь бы на бумаге гладко было, а как уж там на местах дело обстоит, их не волнует. — Он закрыл папочку и положил на стол. — Имейте в виду, я буду категорически возражать. Думаю, что коллеги меня поддержат. У нас, в области, совсем иная специфика работы. Тут вообще другие нравы. И мы, кстати, делаем все возможное, чтобы снизить показатели уличной преступности. Ведем профилактическую работу с молодежью и сложным контингентом. С местными ОПС дело обстоит похуже, но и тут наши показатели не сильно отличаются от среднестатистических по стране.
— Вы не поняли, — Америдзе не стал собирать листы со стола, очевидно, подразумевая, что они еще понадобятся приглашенным. — Я вас ни в чем не обвиняю. Однако факты — вещь упрямая. В прошлом году рост уличной преступности — в основном это относится к грабежам и разбойным нападениям — составил сорок семь процентов по сравнению с показателями позапрошлого года, что, хотя и с некоторыми допущениями, все-таки худо-бедно вписывается в среднестатистические показатели по стране. Но за девять месяцев этого года рост составил уже сто двадцать процентов. Это данные по вашему городу, — полковник посмотрел на мрачного, как туча, Гукина. — В других же городах по области за те же девять месяцев рост составил от двадцати трех до шестидесяти восьми процентов. Картина вырисовывается довольно удручающая. Вы не находите?
Гукин засопел, обильно покрылся потом. А что ему еще оставалось делать? Только сидеть, сопеть и потеть. Против фактов не попрешь.
— И все-таки к чему вы ведете, я не пойму? — ощетинился он.
— Для подобного всплеска, — спокойно продолжал Америдзе, — должны быть какие-то социальные предпосылки. Мы тщательно изучили ситуацию в городе и по области в целом. Что касательно вашего города — в позапрошлом году на ткацком комбинате прошло сокращение. На двадцать процентов. Плюс инфляция. Повышение тарифов на энергоресурсы и, как следствие, рост цен на товары первой необходимости, на коммунальные услуги, на транспорт. Мы просчитали последствия, и… они оказались вполне адекватными. Задолженности по квартплате выросли на тридцать процентов, количество безбилетников в общественном транспорте — почти на сорок и так далее, — он закрыл свою папку, положил на стол и прижал ладонью. — В прошлом же году никаких мощных социальных факторов не зафиксировано вовсе. Более того, правительство увеличило зарплаты бюджетникам и пенсии, а ваш мэр снизил тарифы на коммунальные услуги, покрывая разницу из городского бюджета. О чем это говорит?
— И о чем же это говорит? — поинтересовался с подчеркнутой усталостью в голосе Казин.
— А это говорит о том…
— Что рост уличной преступности не связан с общими социальными причинами, — закончила за фээсбэшника Катя. — Я права?
— Именно, — кивнул Америдзе. — Далее, в прошлом году местный ОБНОН работал на редкость успешно. — Петрусенко шлепнул свою папочку на стол, откинулся в кресле, прищурился, с легкой, но натянутой улыбкой наблюдая за фээсбэшником. — Показатели просто выше всяких похвал. — Америдзе повернулся к Головину: — Михаил Владимирович, сколько крупных грузов вам удалось перехватить по области?
— Три, — Головин царапнул фээсбэшника неприязненным взглядом. — А что?
— А каков средний годовой показатель?
— Да такой же и есть. Две-три партии. Но это по крупным грузам. Средних и мелких больше.
— А у вас? — Америдзе взглянул на Петрусенко.
— Четыре, — пробасил тот и, предвосхищая следующий вопрос, добавил: — В обычный-то год, конечно, меньше. Один-два груза берем. Бывает, что и третий прихватываем, но это редко. Хотя раз на раз не приходится, — тут же оговорился Петрусенко. — Случается, и с „пустышкой“ выходим. А отдельных верблюдов ловим часто. По десятку-полтора за год.
— А в прошлом году?
— И в прошлом примерно так же. Пятнадцать где-то… Точно не помню, но у вас же, наверное, в бумажках цифра есть?
— Есть, — Америдзе полистал папку. — Семнадцать отдельных перевозчиков. Чуть больше обычного среднегодового показателя.
— Ну и что? — не без капли иронии полюбопытствовал Петрусенко. — Понимаю, вы бы нагрянули, если бы мои парни сработали плохо. А так-то чего? Показатели растут. Начальство вроде довольно.
— Курьеры-одиночки, как вы понимаете, погоды не делают. Их груз практически не влияет на розничную цену, а вот оптовики — да. — Фээсбэшник снова полистал доклад. — Таким образом, складывается прелюбопытнейшая картина. Вы перехватили четыре груза общим весом… без малого полторы тонны. Солидный вес. Можно сказать, две трети годовой нормы любого города, сопоставимого по количеству населения с вашим. Верно?
— Вам видней, — ответил спокойно Петрусенко.
— Итак, вы практически перекрыли поступление наркотиков в город, — подвел черту Америдзе. — Нанесли серьезный удар по наркоторговле.
— И что?
— Казалось бы, розничные цены должны вырасти, но… — фээсбэшник поднял палец. — Вместо этого они падают.
— Так Москва же рядом, — пояснил со снисходительной улыбкой, как маленькому, Петрусенко. — Всего-то час с небольшим на машине. Вези — не хочу.
— Поставки в ваш город идут не через Москву. По крайней мере, по данным нашего оперативного отдела. Об этом же говорят и четыре крупные партии, задержанные вашими людьми, — возразил Америдзе. — В любом случае, будь все так, как вы сказали, розничные цены подтянулись бы до уровня московских. А с учетом риска доставки и отсутствия наркотиков в городе — еще выше. Но цены снизились. Причем на тяжелые наркотики куда сильнее, чем на легкие.