и была ошибка, ее не захотят признать! Старуха. Но к кому же мне обратиться? Дон Жуан. На вашем месте, я обратился бы к дьяволу, сеньора. Он неплохо
разбирается в здешних порядках, что мне никогда не удавалось. Старуха. Дьявол? Мне говорить с дьяволом? Дон Жуан. В аду, сеньора, дьявол возглавляет лучшее общество. Старуха. Я же вам говорю, несчастный: я знаю, что я не в аду. Дон Жуан. Откуда же вы это знаете? Старуха. Я не испытываю страданий. Дон Жуан. О, в таком случае никакой ошибки нет: вы попали по адресу. Старуха. Почему вы так решили? Дон Жуан. Потому, сеньора, что ад - это место для грешников. Грешники себя в
нем отлично чувствуют: на них он и рассчитан. Вы сказали, что не
испытываете страданий. Из этого я заключаю, что вы одна из тех, для
кого существует ад. Старуха. А вы испытываете страдания? Дон Жуан. Я не грешник, сеньора; поэтому мне здесь скучно, нестерпимо,
невероятно скучно. Старуха. Не грешник? Да ведь вы сказали, что вы убийца. Дон Жуан. Так то был поединок. Я проткнул шпагой одного старика, который
меня хотел проткнуть шпагой. Старуха. Если вы дворянин, то это не называется убийством. Дон Жуан. Старик считал это убийством, потому что он, по его словам, защищал
честь своей дочери. Это надо понимать так: когда я имел глупость
влюбиться в нее и сказал ей об этом, она подняла крик; а он едва не
убил меня, предварительно изругав самым оскорбительным образом. Старуха. Вы такой же, как и все мужчины. Все они распутники и убийцы, все,
все, все! Дон Жуан. И тем не менее мы здесь встретились с вами, сударыня. Старуха. Слушайте, что я вам скажу. Мой отец был убит таким же бездельником,
на таком же поединке, по такому же поводу. Я закричала, - этого
требовал мой долг. Мой отец бросил вызов оскорбителю, - это был вопрос
чести. Отец пал: вот награда за защиту чести. Я здесь - в аду, как вы
сами сказали: вот награда за исполненный долг. Так есть ли
справедливость в небесах? Дон Жуан. Нет. А вот в аду есть. Небеса слишком далеки от ничтожной
человеческой личности. Вам хорошо будет в аду, сеньора. Ад - истинная
обитель чести, долга, справедливости, - одним словом, всех семи
смертных добродетелей. Ведь во имя их совершаются все прегрешение на
земле; где же, как не в аду, искать за них награды? Я уже сказал вам:
кто проклят по заслугам, тот вполне счастлив в аду. Старуха. А вы сами счастливы здесь? Дон Жуан (вскакивай на ноги). Нет! Над этой-то загадкой я и размышляю во
мраке ада. Зачем я здесь? Я, который отрекся от долга, попирал честь и
смеялся над справедливостью! Старуха. Ах, что мне до того, зачем вы здесь! Вот зачем я здесь? Я, которая
все свои склонности принесла в жертву женской чистоте и добродетели! Дон Жуан. Терпение, сударыня! Вы скоро здесь освоитесь и будете вполне
счастливы. Как сказал поэт: "Ад - эго город, с Севильей очень схожий". Старуха. Счастлива! Здесь! Где я никто! Где я ничто! Дон Жуан. Ничуть не бывало! Вы дама, а где дамы - там всегда ад. Не
удивляйтесь и не пугайтесь; вы здесь найдете все, чего может пожелать
дама, вплоть до дьяволов, которые станут служить вам из одной лишь
страсти прислуживаться и превозносить ваши достоинства, чтобы
возвеличить свои заслуги. Старуха. Мои слуги будут дьяволы? Дон Жуан. А разве на земле ваши слуги не были дьяволы? Старуха. Верно! Все они были сущие дьяволы, все до одного! Но это так только
говорится. А я поняла из ваших слов, что моими слугами будут
настоящие дьяволы. Дон Жуан. Они в такой же мере настоящие дьяволы, в какой вы - настоящая
дама. Здесь нет ничего настоящего. В этом ужас вечного проклятия. Старуха. С ума сойти! Да это хуже геенны огненной. Дон Жуан. Но кой в чем вы все-таки можете найти утешение. Вот, например:
сколько лет вам было, когда вы отошли в вечность? Старуха. Почему вы говорите - было, словно я уже вся в прошлом? Мне сейчас
семьдесят семь. Дон Жуан. Возраст почтенный, сеньора. Но здесь, в аду, не терпят старости.
Старость слишком реальна. Здесь мы поклоняемся Любви и Красоте. Так как
на душах наших лежит проклятие, мы изощряем свои сердца.
Семидесятисемилетней старухой вы рискуете не завязать в аду ни одного
знакомства. Старуха. Но не могу же я изменить свой возраст? Дон Жуан. Вы забываете, что ваш возраст остался позади, в царстве времени.
Вам точно так же не семьдесят семь лет теперь, как не семь, не
семнадцать и не двадцать семь. Старуха. Вздор! Дон Жуан. Подумайте сами, сеньора; разве это не было так, даже когда вы еще
жили на земле? Разве в семьдесят лет, под своими морщинами и сединами,
вы действительно были старше, чем в тридцать? Старуха. Нет, моложе. В тридцать я была дурочкой. Но что толку чувствовать
себя молодой, если выглядишь старой? Дон Жуан. Вот видите, сеньора, ваш внешний вид был только иллюзией. Ваши
морщины были так же обманчивы, как свежая гладкая кожа глупой
семнадцатилетней девчонки, немощной духом и дряхлой мыслями. Здесь мы
бесплотны; мы видим себя в телесном образе лишь потому, что еще при
жизни научились думать о себе как о существах из плоти и крови и не
умеем думать иначе. Но мы можем являться друг другу в любом возрасте,
по нашему желанию. Вам стоит только пожелать, и к вам возвратится любой
из ваших прежних обликов. Старуха. Не может быть! Дон Жуан. Попробуйте, Старуха. Семнадцать лет! Дон Жуан. Стойте! Прежде чем вы решите, я должен предупредить вас, что это в
значительной степени вопрос моды. Иногда нам кажется, что нет ничего
лучше семнадцати лет; но это преходящее заблуждение. Сейчас самый
модный возраст - сорок или, скажем, тридцать семь; однако, судя по
некоторым признакам, эта мода скоро пройдет. Если в двадцать семь вы
были недурны собой, советую вам выбрать именно этот возраст и завести
новую моду. Старуха. Я не верю ни одному вашему слову. Но пусть будет так: двадцать
семь!
Бац! И старуха превращается в молодую женщину, богато
разодетую и такую прекрасную, что в сиянии, внезапно
разлившемся на месте ее прежнего тускло-желтого ореола,
ее легко можно принять за Энн Уайтфилд.
Дон Жуан. Донна Анна де Уллоа! Донна Анна. Как! Вы меня знаете? Дон Жуан. А вы меня забыли? Донна Анна. Я не вижу вашего лица.
Он приподнимает шляпу.
Дон Жуан Тенорио! Чудовище! Вы убийца моего отца! Даже здесь вы меня
преследуете! Дон Жуан. Я и не думал преследовать вас. Позвольте мне удалиться. (Хочет
идти.) Донна Анна (хватая его за рукав). Нет, вы не оставите меня одну в этом
ужасном месте. Дон Жуан. Хорошо, но с условием, что мое присутствие не будет истолковано
как преследование. Донна Анна. Вы вправе удивляться, что я вообще способна терпеть ваше
присутствие. О мой отец! Мой дорогой отец! Дон Жуан. Может быть, вы хотите его увидеть? Донна Анна. Мой отец здесь?!! Дон Жуан. Нет, он на небесах. Донна Анна. Я в этом не сомневалась. Мой благородный отец! Он взирает на нас
с высоты. Каково ему видеть свою дочь в таком месте и в обществе его
убийцы! Дон Жуан. Кстати, на случай если бы мы его встретили... Донна Анна. Как же мы можем его встретить? Ведь он на небесах? Дон Жуан. Время от времени он нисходит сюда, к нам. Ему скучно в раю. Так
вот, я хотел вас предупредить на случай встречи с ним: если не хотите
его смертельно обидеть, не вздумайте называть меня его убийцей. Он
утверждает, что владел шпагой гораздо лучше, чем я, и непременно
заколол бы меня, если б не поскользнулся. Вероятно, он прав; я не был
искусным фехтовальщиком. Я никогда не спорю с ним по этому поводу, и мы
большие друзья. Донна Анна. Солдату не зазорно гордиться своим боевым искусством. Дон Жуан. Вам, очевидно, не очень хочется встречаться с ним? Донна Анна. Как вы смеете так говорить? Дон Жуан. О, здесь это очень часто бывает. Вспомните, ведь даже на земле,
хотя, конечно, никто из нас не признался бы в этом,- скорбя о смерти
знакомого человека, пусть даже очень близкого нам, мы всегда испытывали
некоторое чувство удовлетворения при мысли, что наконец избавились от
него. Донна Анна. Чудовище! Никогда, никогда! Дон Жуан (невозмутимо). Я вижу, вам это чувство все же знакомо. Да, похороны
всегда были для нас празднеством в черных тонах, в особенности похороны
родича. Во всяком случае здесь семейные связи редко поддерживаются. Ваш
отец привык к этому; он не ожидает от вас изъявлений преданности. Донна Анна. Несчастный! Я всю жизнь носила траур по нему. Дон Жуан. Вполне понятно: траур вам был к лицу. Но одно дело пожизненный
траур, другое - вечный. К тому же здесь вы так же мертвы, как и ваш
отец. Что может быть нелепее, чем покойник в трауре по другому
покойнику? Не смотрите на меня с таким возмущением, дорогая Анна, и не
огорчайтесь. В аду много бессмыслицы, пожалуй, больше, нежели чего
другого; но вот эту бессмыслицу - насчет смерти, возраста и всяких
перемен - вам придется забыть, потому что здесь все мы мертвы и все мы
вечны. Вы скоро привыкнете к этому. Донна Анна. И все мужчины будут называть меня "дорогая Анна"? Жуан. Нет. Я оговорился. Прошу меня простить. Донна Анна (почти с нежностью). Жуан! Скажите, когда вы посягали на мою
честь, вы в самом деле меня любили? Дон Жуан (раздраженно). Ах, пожалуйста, не заводите разговоров о любви.
Здесь только и говорят что о любви: какое это прекрасное, святое,
возвышенное чувство, черт его... Простите, но если б вы знали, как это
мне надоело. Ведь те, кто это говорит, понятия не имеют о предмете - в
отличие от меня. Оттого что они бестелесны, они воображают, что
достигли совершенства в любви. Разврат воображения и ничего больше!
Тьфу! Донна Анна. Даже смерть не очистила вашу душу, Жуан. Даже страшный суд,
вестником которого явилась статуя моего отца, не научил вас почтению. Дон Жуан. Кстати, как поживает эта отменно любезная статуя? Что, она все еще
приходит ужинать с нечестивцами и утаскивает их в преисподню? Донна Анна. Она меня ввела в огромные расходы. Мальчишки из монастырской
школы просто покою ей не давали: шалуны увечили ее, примерные ученики
писали на ней свои имена. За два года три новых носа, а уж пальцев
без счету. В конце концов мне пришлось махнуть на нее рукой; и
воображаю, на что она теперь стала похожа! Бедный мой отец! Дон Жуан. Шш! Слушайте!
На волнах синкоп гремят два мощных аккорда ре-минор и
его доминанта; звучание, в каждого музыканта вселяющее
священный трепет.
Ага! Моцартовская сцена появления статуи. Это ваш отец. Вы лучше
спрячьтесь, пока я его подготовлю.
Донна Анна исчезает,
В пустоте появляется живая статуя из белого мрамора,
изображающая величавого старика; впрочем, он с изящной
непринужденностью пренебрегает своей величавой осанкой,
шагает легчайшей поступью, и каждая морщинка его
огрубевшего в боях лица дышит праздничной веселостью.
Своему ваятелю он обязан стройной фигурой и превосходной
военной выправкой, концы его усов упруго, как пружины,
загибаются кверху, придавая ему выражение, которое можно
было бы назвать игривым, если бы не чисто испанская
гордость взгляда. С Дон Жуаном он в наилучших
отношениях. Его голос, несмотря на значительно более
изысканные интонации, живо напоминает голос... Роубэка
Рэмсдена, и под этим впечатлением невольно замечаешь,
что и в наружности обоих стариков есть некоторое
сходство, хотя один носит эспаньолку, а другой
бакенбарды.
Дон Жуан. Ах, вот и вы, мой друг! Что это вы никак не выучите превосходную
партию, которую для вас написал Моцарт? Статуя. К сожалению, он ее написал для баса. А у меня тенор-альтино. Ну, как
вы? Раскаялись? Дон Жуан. Мое хорошее отношение к вам, дон Гонсало, мешает мне раскаяться.
Ведь если б я это сделал, вы лишились бы повода спускаться с неба и
спорить со мной. Статуя. Верно. Продолжайте упорствовать, мой мальчик. Жаль, что из-за
пустяковой случайности вы убили меня, а не я вас. Тогда я попал бы
сюда, а вам в удел досталась бы статуя и репутация праведника, которая
обязывает. Что новенького? Дон Жуан. Дочь ваша умерла. Статуя (в недоумении). Моя дочь? (Припоминая.) Ах да! Та самая, за которой
вы волочились?! Постойте, как бишь ее звали? Дон Жуан. Анна. Статуя. Вот-вот - Анна. Хорошенькая, помнится, была девочка. А вы известили
этого, как его? Ну, мужа ее. Дон Жуан. Моего друга Оттавио? Нет, я еще его не видел после прибытия Анны.