— Эдвард! — воскликнула она. — Ты совсем не изменился.
Он засмеялся.
— Нет-нет, — поддразнила его она. — Я всегда любила седые волосы, а небольшой лишний вес тебе идёт. Так, по-моему, и должен выглядеть выдающийся адвокат из моего родного города.
Он поцеловал её в обе щеки, она взяла его под руку, и они пошли за метрдотелем к своему столику. Их ждала большая бутылка шампанского.
— Шампанское — как мило! А что празднуем?
— Нашу с тобой встречу, дорогая моя. — Эдвард заметил, что Флорентина задумалась. — Что-то не так?
— Нет, я просто вспомнила, как сидела в слезах на полу Латинской школы для девочек, а ты отрывал лапу у Франклина Рузвельта, а затем облил его чернилами.
— Ты сама напросилась, когда повела себя как последняя воображала! Ну что, будем заказывать? Мне надо поговорить с тобой об очень многих вещах.
— Я заинтригована, — сказала Флорентина, после того как они сделали заказ.
— Чем?
— Для чего юрист из Чикаго полетел в Нью-Йорк на встречу с хозяйкой сети гостиниц?
— Я приехал не как адвокат из Чикаго. Я приехал как казначей отделения Демократической партии графства Кук.
— Я пожертвовала сто тысяч долларов демократам Чикаго в прошлом году. И обрати внимание: Ричард пожертвовал сто тысяч долларов республиканцам Нью-Йорка.
— Мне не нужны твои деньги, Флорентина, — я знаю, ты на каждых выборах поддерживаешь девятый округ. Мне нужна ты.
— Что-то новое, — улыбнулась она. — В последнее время мужчины перестали говорить мне такие слова. — И продолжила уже более серьёзным тоном: — Ты знаешь, Эдвард, я столько работала в последние годы, что едва успевала голосовать, не говоря уже о личном участии. Более того, после «Уотергейта» Никсон мне кажется отвратительным, Агню[15] — ещё хуже, и теперь, когда Маски[16] отказался от участия в выборах, остаётся только Джордж Макговерн,[17] но и он не особенно вдохновляет.
— Но ведь…
— Помимо этого, у меня муж, двое детей и компания с капиталом в пятьсот миллионов долларов.
— Ну и что ты будешь делать в течение следующих двадцати лет?
— Доведу капитал компании до миллиарда.
— Иными словами, станешь повторяться. Я согласен с твоими суждениями относительно Макговерна и Никсона: один слишком хорош, другой — слишком плох, — и не вижу на горизонте никого, кто мне бы понравился.
— И поэтому ты хочешь, чтобы я выставила свою кандидатуру на президентских выборах в семьдесят шестом?
— Нет, я хочу, чтобы на выборах в Конгресс ты стала кандидатом от девятого округа Иллинойса.
Флорентина уронила вилку.
— Если я точно помню, это означает восемнадцатичасовой рабочий день, оклад в сорок две тысячи пятьсот долларов в год и отказ от семейной жизни. Но хуже всего то, что мне надо будет поселиться в девятом округе Иллинойса.
— Ну, не всё так плохо. В девятом округе находится отель «Барон», а для тебя это станет просто ступенькой.
— Куда?
— В Сенат. А потом — и к президентскому креслу.
— Эдвард, у меня не две жизни, одну из которых я могу тратить на управление отелями, и ещё одну…
— Я всегда верил, что ты можешь сыграть важную роль в политике страны! Я считаю, что пришло время вернуть то, что ты взяла у других, и убеждён в этом ещё сильнее с того момента, как увидел, что ты не изменилась.
— Но я уже многие годы не занимаюсь политикой даже на самом низком уровне, не говоря уже о национальном.
— Флорентина, ты не хуже меня знаешь, что у большинства депутатов Конгресса нет ни твоего огромного опыта, ни твоего интеллекта. То же самое можно сказать и о многих президентах, — подумай об этом.
— Эдвард, ты мне польстил, но не убедил.
— Хорошо, тогда я просто скажу, что наша группа в Чикаго хочет, чтобы ты вернулась домой и выставила свою кандидатуру от девятого округа.
— Бывшее место Генри Осборна?
— Демократы отвоевали его назад в пятьдесят четвёртом, но у нас до сих пор нет достаточно большого перевеса, чтобы чувствовать себя уверенными перед очередным вызовом со стороны республиканцев.
— Ты спятил, Эдвард. Кому это нужно?
— Подозреваю, что тебе, Флорентина. Подари мне один день своей жизни, приезжай в Чикаго и поговори с людьми, которые выступают за тебя. Скажи своими словами, что́ ты думаешь о будущем этой страны. Ну, хотя бы ради меня…
— Хорошо, я подумаю и перезвоню тебе. Но предупреждаю: Ричард решит, что я сошла с ума.
* * *
Флорентина ошиблась. В тот вечер Ричард приехал домой поздно, — он вернулся из поездки в Бостон, — а за завтраком на следующее утро сообщил ей, что она разговаривала во сне.
— И что я сказала?
Ричард посмотрел на жену.
— А то, о чём я всегда догадывался.
— И что это было?
— «Я хочу выдвигаться».
Флорентина не ответила.
— Почему Эдвард так срочно захотел встретиться с тобой?
— Он предлагает мне вернуться в Чикаго и выдвинуть свою кандидатуру в Конгресс.
— Так вот зачем он приезжал! Что же, я думаю, тебе надо серьёзно отнестись к этому предложению. Ты ведь очень долго критически воспринимала тот факт, что умные женщины не идут в политику. Ты также всегда ясно выражалась о способностях женщин, ушедших в политику. Теперь ты можешь прекратить жаловаться и сделать нечто конкретное, а не просто прийти на избирательный участок.
— А что будет с группой «Барон»?
— Ну, выжили же как-то Рокфеллеры, — нет сомнения в том, что и Каины как-нибудь справятся. В конце концов, в группе сегодня двадцать семь тысяч человек. Подозреваю, что мы сможем найти десятерых, которые займут твоё место.
— Благодарю вас, мистер Каин. Но как мне жить в Иллинойсе, если ты будешь в Нью-Йорке?
— Это решается просто. Я буду прилетать в Чикаго на выходные. А по средам ты можешь прилетать вечером в Нью-Йорк. А когда тебя изберут, по средам в Вашингтон буду прилетать я.
— Ты говоришь так, будто уже какое-то время думал об этом, мистер Каин!
* * *
Флорентина вылетела в Чикаго через неделю, и в аэропорту О’Хара её встречал Эдвард.
Их отвезли в город, и Эдвард вкратце рассказал о людях, с которыми ей предстояло разговаривать.
— Все они — партийные функционеры, верные своему делу, они читали о тебе или видели тебя по телевизору.
— Сколько человек придут на встречу?
— Около шестидесяти. Семьдесят, если нам повезёт.
— И ты хочешь, чтобы я сказала им несколько слов о своём видении проблем страны?
— Да.
— И потом я смогу вернуться домой?
— Если захочешь.
Машина остановилась возле штаба Демократической партии графства Кук на Рэндольф-стрит, там Флорентину встретили и провели в главный зал. Она была ошеломлена, увидев, что зал до отказа забит людьми, причём некоторые стояли в проходе. Заметив её появление, присутствующие начали аплодировать.
— Ты же сказал, что будет совсем мало народу, Эдвард, — прошептала Флорентина.
— Я удивлён не меньше твоего. Я предполагал, что будет максимум семьдесят, а собралось больше трёхсот человек.
Флорентину представили членам комитета по выдвижению кандидатур, а затем провели на сцену. Она села рядом с Эдвардом и увидела перед собой людей, в глазах которых светилась надежда, людей, которые не знали роскоши, сопровождавшей её ежедневно. Как этот зал контрастировал с её собственным залом заседаний совета директоров, где сидели мужчины в костюмах от «Брукс бразерс», заказывающие мартини перед обедом. Впервые в жизни она была смущена своим богатством и надеялась, что оно не бросается в глаза.
Эдвард поднялся с места и вышел на середину сцены.
— Дамы и господа, мне выпала честь представить вам сегодня женщину, которая завоевала уважение и восхищение американского народа. Она создала одну из крупнейших финансовых империй мира, и я полагаю, что и в области политики она добьётся не меньшего успеха. Надеюсь, что сегодня вечером в этом зале начнётся её политическая карьера. Дамы и господа, Флорентина Каин!
Взволнованная Флорентина поднялась со стула. Она уже начинала жалеть, что не уделила подготовке своей речи больше времени.
— Мистер Винчестер, спасибо вам за тёплые слова! Я так рада вернуться в Чикаго, мой родной город, и благодарю всех, кто пришёл встретиться со мной в этот холодный, дождливый вечер! — начала свою речь Флорентина. — Как и вас, меня огорчают сегодняшние политические лидеры. Я верю в сильную Америку и, если мне суждено выйти на политическую арену, буду следовать девизу, высказанному Франклином Рузвельтом тридцать лет назад: «Нет более великого призвания, чем служение обществу». Мой отец приехал в Чикаго как иммигрант из Польши, и только в Америке он смог добиться успеха. Каждый из нас играет свою роль в судьбе нашей любимой страны, и я всегда буду признательна вам за то, что вы поддержали выдвижение моей кандидатуры. У меня нет заранее подготовленной речи, поскольку я предпочитаю отвечать на вопросы, которые вы захотите мне задать.
Флорентина села, и триста человек дружно зааплодировали. Когда аплодисменты стихли, она начала отвечать на вопросы, которые касались американских бомбардировок в Камбодже, легализации абортов, Уотергейта и энергетического кризиса. Впервые в жизни Флорентина присутствовала на собрании, где у неё под рукой не было цифр и фактов, но, к собственному удивлению, она узнала, какую уверенную позицию занимает по многим проблемам. Когда через час она ответила на последний вопрос, аудитория встала и начала скандировать: «Каин — в Конгресс!» Наступил один из редких моментов в жизни Флорентины, когда она не знала, что делать дальше. На выручку подоспел Эдвард.
— Я знал, что ты им понравишься, — произнёс он, явно довольный происходящим.
— Но я ужасно выступала, — сказала Флорентина, пытаясь перекричать шум в зале.
— Тогда я с нетерпением буду ждать выступления, к которому ты хорошо подготовишься.
Когда они направились к выходу, путь Флорентине преградил частокол рук, желавших обменяться с ней рукопожатиями, а у двери её остановила молодая девушка.
— Я тоже окончила Редклиф-колледж и сейчас работаю в Чикаго, — сказала она. — В день, когда вы выдвинете свою кандидатуру, тысячи студентов Чикаго выйдут на улицу, чтобы обеспечить ваше избрание!
Флорентина попыталась узнать имя девушки, но толпа оттолкнула её в сторону. Наконец им удалось протиснуться к выходу, и Эдвард посадил Флорентину в автомобиль, который отвёз их в аэропорт. Всю дорогу она молчала. Когда они приехали в О’Хара, чернокожий водитель открыл Флорентине дверь. Она поблагодарила его.
— Не за что, миссис Каин. Это я хотел бы сказать вам спасибо от лица моего народа на Юге. Мы никогда не забудем, что вы выступили на нашей стороне в борьбе за равную оплату труда, и в каждом вашем отеле введена одинаковая зарплата для работников одного уровня, вне зависимости от цвета кожи. Надеюсь, вы дадите мне шанс проголосовать за вас.
— Ещё раз благодарю вас, — сказала Флорентина, улыбаясь.
Эдвард прошёл с ней в зал и проводил до выхода на посадку.
— Как вовремя ты прилетела! Пожалуйста, дай мне знать о своём решении. — Он помолчал. — Если ты решишь, что не сможешь, я всегда пойму тебя.
Он нежно поцеловал её в щёку и ушёл.
Весь обратный путь Флорентина сидела, размышляя о том, что случилось вечером, и как она оказалась неготовой к такой демонстрации поддержки.
Она вернулась домой вскоре после полуночи.
— Ну что, тебя попросили выдвинуть свою кандидатуру на пост президента Соединённых Штатов? — был первый вопрос Ричарда.
— Нет, но как насчёт депутата Конгресса миссис Каин?
* * *
На следующий день Флорентина позвонила Эдварду.
— Я согласна выдвинуть себя кандидатом от Демократической партии, — сказала она.
— Спасибо.
— Эдвард, могу я узнать, кто стал бы кандидатом, если бы я отказалась?
— Ну, вообще-то пытались выдвинуть меня, но я сказал, что у меня на примете есть человек получше. Уверен, что на этот раз ты будешь слушаться советов, даже если станешь президентом страны.
— Ну, я же так и не стала президентом класса.
— А я стал, но теперь работаю на тебя.
— Когда я должна приступать, господин тренер?
— Праймериз начинаются через три месяца, поэтому не занимай ничем выходные с сегодняшнего дня до осени.
— Я начинаю прямо в этот уикенд. А ты не знаешь, кто та девушка из Редклифа, что остановила меня у дверей?
— Это Джанет Браун. Несмотря на свой молодой возраст, она — один из самых уважаемых работников службы социального обеспечения.
— У тебя есть её телефон?
* * *
В течение недели Флорентина уведомила о своём решении совет директоров. Совет назначил Ричарда сопредседателем и выбрал двух новых директоров.
Флорентина позвонила Джанет Браун и предложила ей работу в качестве своего постоянного помощника по политическим вопросам, и очень обрадовалась тому, что девушка приняла предложение. Флорентина также ввела в свой секретариат двух новых сотрудников — помогать ей на выборах. Наконец, она позвонила в чикагский «Барон» и попросила освободить тридцать восьмой этаж, предупредив, что он весь понадобится ей как минимум на год.
— Всерьёз взялась за дело? — спросил Ричард в тот вечер.
— Да, это так, поскольку мне придётся много работать, чтобы обеспечить тебе место первого джентльмена.
25
— Как ты думаешь, оппозиция будет сильная?
— Ничего серьёзного, — успокоил её Эдвард. — Возможно, выплывет пара протестных кандидатов, но комитет целиком на твоей стороне, и решающий бой будет с республиканцами.
— А мы знаем, кого они выдвинули?
— Пока нет. Мои шпионы доложили, что они будут выбирать из двоих. Первый — Рэй Бэк, который пользуется покровительством уходящего конгрессмена, а второй — Стюарт Лайл, который последние восемь лет проработал в городском муниципалитете. Они оба провели хорошие кампании, но не в них наша главная проблема. Осталось очень мало времени, и мы должны сконцентрироваться на праймериз в Демократической партии.
— Сколько человек примут участие в праймериз?
— Не могу сказать точно. Мы знаем только, что у нас примерно сто пятьдесят тысяч зарегистрированных демократов, а участие в голосовании принимают от сорока пяти до пятидесяти процентов. Так что всего проголосуют от семидесяти до восьмидесяти тысяч. Наша главная задача заключается в том, чтобы каждый демократ узнал о тебе благодаря прессе, рекламе, телевидению и встречам с общественностью. Каждый раз, когда они будут открывать газету, включать радио или смотреть телевизор, Флорентина Каин должна быть с ними. Избиратели должны всё время чувствовать тебя и поверить, что они — единственный предмет твоего интереса. В общем, с сегодняшнего дня ни одно заметное мероприятие в Чикаго не будет обходиться без твоего присутствия.
— Годится, — сказала Флорентина. — Я уже разместила свой штаб в отеле «Барон», который мой отец так предусмотрительно построил в самом центре округа. Я буду проводить там выходные, а в течение недели в свободные дни — летать к семье. Итак, с чего мы начнём?
— Я созвал в понедельник пресс-конференцию в штабе Демократической партии. Краткое выступление, затем вопросы и ответы, и под конец — кофе, чтобы ты могла пообщаться с важными людьми лично.
— Какие-то специальные рекомендации?
— Нет, просто будь сама собой.
— Ты ещё пожалеешь об этих словах.
* * *
После короткого заявления Флорентины, открывшего пресс-конференцию, вопросы посыпались как из дырявого мешка. Эдвард шёпотом называл ей имена журналистов, которые вставали, чтобы задать вопрос.
Первым был Майк Ройко из «Чикаго Дейли Ньюз».
— А почему нью-йоркская миллионерша считает возможным выдвигаться от девятого округа Иллинойса?
— В таком контексте, — сказала, вставая, Флорентина, — я не нью-йоркская миллионерша. Я родилась в больнице Святого Луки и выросла на Ригг-стрит. Мой отец прибыл в эту страну с пустыми руками, весь его гардероб был на нём, но свой первый отель «Барон» он построил именно в девятом округе. Я полагаю, мы должны бороться за то, чтобы каждый иммигрант, который прибывает сегодня на наши берега — неважно, из Вьетнама или из Польши, — имел возможность достичь того, чего достиг мой отец.