— Быть может, ваше величество объяснит мне назначение сего предмета?
Поднеся кончик трубки ко рту, король подул в нее, издав пронзительный звук, и из-под маски монарха снова выглянул шаловливый мальчишка. Заметив растерянную физиономию Николя, король расхохотался.
— Да, да, это именно флейта, Ранрей. Кто бы мог подумать?!
Достав из ящика небольшой листок, он нацепил очки.
— Министр иностранных дел Пруссии барон Гольц передал Верженну вот это описание. «В плоском футляре из дерева и кости находится флейта, выточенная из зуба нарвала, рыбы-единорога, обитающей в северных морях; зуб сей выделан под мрамор. Прошу отметить, в верхней части инструмент является флейтой, а в нижней — гобоем, там же проделаны двойные отверстия для тональности „соль“, имеется латунный изогнутый ключ и трапециевидное кольцо, посаженное на резьбу из слоновой кости; вращая кольцо, можно взять тональность „ми“ как на флейте, так и на гобое. Навинчивающаяся трость защищает язычок, головка из слоновой кости выделана под мрамор. Обе части соединяются с помощью позолоченного металлического кольца, внутри которого стоит авторский знак ШЕРЕР[54] и вставший на задние лапы лев».
— Кажется, — лукаво промолвил король, — зуб нарвала является универсальным противоядием. Кусочек его позволяет определить наличие яда. Но зуб и сам несет в себе яд! Ранрей, — продолжил король, — мы очень надеемся, что вы позволите нам выйти сухими из этой опасной игры. Насколько мне известно, слишком многие при дворе завидуют… я каждый день читаю доставляемые мне господином Ленуаром…
На лице его величества появилась горькое выражение.
— …пачки памфлетов и пасквилей, так что могу себе представить, что это дело…
Николя почувствовал, как сердце его сжалось от жалости к королю.
— Сир, — промолвил он, — можете быть спокойны, все будет выполнено так, чтобы не причинить волнений вашему величеству.
В голове эхом отозвались слова госпожи Кампан, бросавшие свет на многое.
— Я как верный подданный его величества обязан сказать, что предмет сей попал в руки ее величества исключительно злой волей и интригами. Я не могу скрыть от короля, что королева… что в Версале играют по-крупному.
Он смутился и покраснел. Король, сморщившись, поднял руку.
— Я завершу, Ранрей. У королевы есть долги. Я оплачу их. Не беспокойтесь. Продолжайте.
— Ваше величество упрощает мою задачу. Пользуясь снисходительностью королевы, некоторые пытаются воспользоваться ее финансовыми затруднениями. Некая интриганка, за которой я установил наблюдение, вот-вот попадется в наши сети. В воскресенье, после мессы, я рассчитываю доложить королю, что она арестована по предъявлению обвинения в оскорблении величеств и передана в руки правосудия.
Король оживленно вскинул голову.
— Главное, ничего не решайте, не предупредив нас. Все, что так или иначе затрагивает честь трона, необходимо окутать мраком.
Николя уже доводилось выслушивать подобные сентенции из уст Сартина. Сегодняшнее красноречие никак не вязалось с обычным косноязычием короля. Монарх тем временем взял флейту, осторожно сложил ее в футляр и убрал в ящик стола.
— Мы ничего не расскажем королеве о нашем разговоре.
Он рассмеялся.
— А теперь я иду применить ваш рецепт лечения синяков. Главное, найти винный уксус. Надеюсь, Тьерри мне поможет.
Когда Николя выходил из дворца, толпа уже рассеялась. Слуги убирали остатки собачьей трапезы. Он вышел в холодную ночь. Итак, король в курсе неприятностей королевы, но насколько далеко простираются его познания? Он измерил пропасть, в которую едва не угодил со своей искренностью. Внезапно он вспомнил о Бальбастре, подозрительном посреднике при Мадам Аделаиде. Почему принцесса, ненавидевшая королеву, вдруг решила сделать ей такой подарок? Как и кто ее в этом убедил? Прошлое Бальбастра отнюдь не свидетельствовало в его пользу, равно как и его дружба с герцогом д’Эгийоном, открыто ненавидевшим Марию-Антуанетту.
За спиной у него заскрипел гравий и раздался знакомый голос:
— Наш добропорядочный бретонец вышел полюбоваться на луну? — саркастически спросил Сартин.
— Сударь, я к вашим услугам.
— Так о чем поведал вам король?
— Боюсь, что только он может разрешить мне рассказать об этом.
— Николя, с вашей стороны неприлично играть со мной в такие игры. Я этого не забуду. Вы вольны хранить ваши секреты, но советую вам не совать нос в чужие.
— Не знаю, сударь, на что вы намекаете, делая подобное предупреждение. Оно напрочь перечеркивает мою верность.
— Вы слишком много знаете. В серьезных играх чувства в расчет не принимаются.
И, словно сказав слишком много и испугавшись, что в гневе скажет еще больше, Сартин повернулся к Николя спиной и исчез во мраке. Николя с грустью отметил враждебный тон Сартина. Уже не первый раз пути их шли в разные стороны. Оба служили королю, но министр по-прежнему видел в Николя рекомендованного ему провинциала, которого он некогда взял под свое крыло. В то, что этот провинциал давно занимает собственное место, имеет определенное влияние и заслуги, он верить не хотел.
Экипаж привез его к особняку д’Арране, где его встретил жизнерадостный Триборт. Адмирала на борту нет, но мадемуазель, без сомнения, будет рада его видеть. Сказано было с таким энергичным подмигиванием, что испещренное шрамами лицо старого моряка покрылось складками. Встретившись с возлюбленной, Николя постарался быть с ней настолько нежным, насколько ему позволяла его нечистая совесть. Остывшая дичь и бутылка шампанского вскоре уступили веселой игре и жарким, как никогда, объятиям. Зная, что ему предстоит заслужить прощение, Николя пылом своим изумил возлюбленную.
Пятница, 14 февраля 1777 года.
Отъезд Николя не потревожил сон Эме. Триборт, с утра пребывавший на ногах, подал ему на завтрак горячий кофе, сдобренный щедрой порцией рома, и остатки вчерашнего паштета, запеченного в тесте. Подкрепившись, Николя приготовился встретить возвращение холода. На улице стоял трескучий мороз, пар от дыхания кучера, проведшего ночь на сеновале в конюшне, соединялся с паром, исходившим из ноздрей коня.
Когда они подъезжали к холмам Севра, над горизонтом показалось бледное солнце, и серые силуэты раскинувшегося впереди Парижа внезапно приобрели серебристый блеск. Он решил немедленно ехать в Шатле, надеясь отыскать там Бурдо и расспросить его, как продвигается расследование. Казалось, они не виделись целую вечность, и Николя вдруг остро ощутил, как ему не хватает своего верного друга и помощника. Он всегда мог положиться на его здравомыслие, опыт и умение добиваться цели, если он полагал эту цель справедливой. Именно уверенности и спокойствия Бурдо ему сейчас и не хватало.
Сидя в обществе папаши Мари, инспектор сосредоточенно раскуривал глиняную трубку. При появлении на лестнице Николя лицо его прояснилось, и он немедленно потащил комиссара в дежурную часть.
— Мне показалось, что ты отсутствовал целую вечность, — произнес Бурдо.
Видя, что чувства их совпадают, Николя счастливо улыбнулся.
— Есть новости, — промолвил он тоном, по которому нельзя было догадаться, вопрос ли это или намерение самому поделиться новостями.
— Есть хорошие и плохие. Я нашел Киску.
— Я тоже, — весело отозвался Николя, — и снова потерял ее! А рукоятка твоего пистолета покорежилась, но спасла мне жизнь! Впрочем, сейчас я тебе все расскажу.
Бурдо с тревожным беспокойством смотрел на него.
— Боюсь, ты меня не понял: я нашел ее мертвой!
— Мертвой?
— Точнее, убитой пулей в голову. Тело найдено патрульными во рву возле Инвалидов, со стороны города… куда его, без сомнения, сбросили, воспользовавшись туманом… Осмотревший его вчера вечером Сансон сказал, что ее убили ранним утром. И знаешь ли ты, что на ней было надето?..
Он смотрел на Николя, не решаясь продолжить.
— Увы! Знаю, и слишком хорошо. Мой старый плащ.
Он ощутил, как холод сковал его тело, а дыхание остановилось. Наконец, придвинув к себе скамью, он рухнул на нее, обхватил голову руками. Почему именно он должен служить слепым орудием в руках судьбы? В сущности, получается, что он сам ее застрелил. Почему уже второй раз женщине, с которой он был близок, уготована столь печальная участь? Внезапно он встал.
— Я хочу видеть ее.
— Она внизу, в мертвецкой.
Они молча спустились в подвал, все еще тонувший в ночном мраке. При свете факелов Николя разглядел изящные контуры тела, накрытого широким мужским плащом, под которым оно казалось совсем маленьким. Взяв себя в руки, комиссар откинул плащ. Бледное лицо уже посерело. Выпуклый лоб обезобразила четко очерченная дырочка. Волосы покрывала грязь. Взяв платок, он попытался их отчистить, затем вытер погибшей лоб. Ему вспомнилась фраза покойного короля, произнесенная им стоя, когда мимо двигался печальный кортеж с телом маркизы де Помпадур: «Только так я могу отдать ей последний долг…» Сжав зубы, он своим порывом не только хотел отдать последний долг, но и излить внезапно затопившую его жалость. Он долго смотрел на тело, но, наконец, полицейский взял в нем верх.
— Ты обыскал карманы плаща?
— Я ждал тебя, этот же твой плащ.
Признательный Бурдо за доверие, он не стал задавать вопросов. Он знал, что накануне карманы были пусты. В правом кармане, в глубине, надорвалась подкладка, и в эту дыру иногда проваливались мелкие предметы. Ощупав низ плаща, он обнаружил нечто твердое. Аккуратно подняв находку, он вытащил две завалившиеся за подкладку монетки и протянул их Бурдо. Моргая, чтобы лучше видеть, инспектор поднес их к свету факела. Николя продолжал обыск. Наклонившись, он в изумлении уставился на подкладку плаща, затем несколько раз провел по ней пальцами, собрал крошечные частицы и ссыпал их в сложенный листок из своей записной книжки.
— Мне кажется, это английские золотые монеты, — произнес Бурдо. — Вот профиль короля Георга.
Николя подошел поближе.
— Ты прав. Это две гинеи. Прежде чем мы обдумаем нашу находку, мне надо объяснить тебе, — и он печально указал на труп, — почему на ней оказался мой плащ.
Пораженный волнением друга, Бурдо ничего не ответил. Негромким голосом Николя рассказал ему о своих поисках, о том, как он нашел Киску в таверне мэтра Ришара, что на улице Божоле, и как прошел вечер у Семакгюса. Он ничего не скрыл, и, хотя голос его неоднократно прерывался, он ни на шаг не отступил от истины.
— Теперь, — произнес Бурдо, — надо найти убийц. Мне кажется, это те же самые люди, которые напали на тебя по возвращении из Вожирара. И, разумеется, те же, кто похитил Лавале.
— Надо понять причину, — тихо произнес Николя, аккуратно прикрывая лицо Киски, — почему ранним утром она решила бежать из дома Семакгюса.
— Быть может, — задумчиво промолвил Бурдо, — эти золотые и являются той самой причиной или хотя бы одной из них.
— Но тут же всего две гинеи!
— Если предположить, что тот или те, кто ее убил, сначала хотели ее подкупить, почему они не забрали назад золото?
— Подкупить ее? Но зачем? Золото же наверняка забрали, а эти монетки просто завалились за подкладку. Или же… Их опустили туда, чтобы направить нас по ложному следу! Суди сам, ведь тело даже не подумали спрятать, так что заранее было очевидно, что его скоро найдут. А ей предстояло исчезнуть… Неужели она знала нечто очень значимое?..
— Но почему они решили убрать ее? Ведь перед гибелью она провела несколько часов в твоем обществе. Или ее убийцы были уверены, что она тебе ничего не скажет?
— Возможно, она не осознавала важности того, что знала, или важности некой улики, которая у нее имелась.
Неожиданная мысль столь стремительно промелькнула у него в голове, что он не успел ухватить ее.
— Почему и каким образом она покинула дом Семакгюса?
— Почему, я не знаю, но вот как — могу объяснить, — произнес знакомый голос.
Обернувшись, они увидели Семакгюса, закутанного в широкий плащ мышиного цвета.
— Я знал, что найду вас здесь. Арман рассказал мне все, что приключилось с вами по дороге! Так вот, сегодня ночью у меня побывали незваные гости; они перелезли через ограду, взломали дверь кладовой и силой или добровольно увели Киску, пока вы спали…
Тут он расхохотался.
— …сном утомленного праведника!
Отойдя в сторону, Николя приподнял плащ, и доктор склонился над трупом.
— Господи! Бедняжка! Пулевое ранение… Точно в лоб! Разумеется, из пистолета. Для этого даже не нужно проводить вскрытие.
Николя с облегчением вздохнул: Киску не будут подвергать страшной процедуре.
— Надо проследить, чтобы ее достойно похоронили. Кроме Лавале, у нее никого не было. Пусть ей оставят мой плащ.
В молчании они поднялись наверх.
— Ты мне говорил о хорошей новости, — с вымученной улыбкой проговорил Николя. — Полагаю, мы ее заслужили.
— Кажется, я вышел на след часовщика. Это оказалось проще, чем мы предполагали. Мы имели два имени, Леруа и Берту. И вот мы аккуратно расставили в квартале наших агентов. Мастерские обоих мэтров расположены на улице Арлэ. Сортирносу и еще нескольким заслуженным осведомителям поручено вести за ними неустанное наблюдение. Впрочем, хватило несколько умело заданных вопросов соседям…
— И что же они сказали? — нетерпеливо воскликнул Николя.
— Спокойно! Только факты, причем проверенные. Несколько месяцев в мастерской Леруа царит небывалое оживление. Причем крайне странное. В одночасье были уволены все ученики. Сам мэтр сменил замки и укрепил ставни. В доме появились новые личности, которых прежде никто там не видел. Однако прошло уже несколько дней, как никто из них не появляется…
— Наконец-то, — воскликнул Николя, — мы у цели!
— Я ждал тебя, чтобы продолжить поиски.
— Друзья мои, — произнес Семакгюс, — вы оба напоминаете гончих, взявших след. Поэтому я оставляю вас и желаю удачной охоты. Надеюсь, что следы приведут вас в нужное место. А я отправляюсь на встречу с господином Лаландом!
— Опять эта музыка!
Семакгюс расхохотался.
— Не с этим! Этот скончался много лет назад.
— Я не хотел… — смущенно пробормотал Николя.
— О да, ваше раздражение, несомненно, относилось к музыке вообще, а не к композитору, сочинившему «Симфонии для королевских ужинов»! Меня интересует астроном, гений, сумевший определить параллакс Луны. Знайте же, невежды, что в среду, в половине восьмого вечера, при заходе солнца видели сноп света, напоминавший хвост кометы, мчавшейся от созвездия Овна к созвездию Персея. Хвост постепенно вытягивался и к девяти часам образовал светящуюся дугу. В то же время на северо-западе горизонт затопило северное сияние, сияющая завеса, состоящая из множества световых колонн. Разве это не чудо? Предполагают, что феномен сей связан с потеплением, которое мы только что пережили. И мне хочется как можно скорее обсудить эти вопросы с Лаландом.[55]
Ликование его не знало пределов.
— Господин де Бержерак[56] поднимается на Луну, в то время как мы, несчастные смертные, остаемся привязанными к земле, — насмешливо произнес Бурдо.
Не вступая в полемику, корабельный хирург отвесил обществу изящный поклон и, сделав пируэт, удалился.
Жизнь продолжалась. Николя рассмеялся. Расследование шло своим чередом. Предстояло разоблачить убийц и отомстить за Киску.
— Что ж, все складывается неплохо, но нам надобно отыскать рычаг, — начал Бурдо. — Я никак не могу сообразить, под каким предлогом мы можем проникнуть к Леруа, он же часовщик его величества. В этом деле слишком много секретов, и вряд ли часовщик добровольно, без веских оснований согласится что-нибудь нам поведать!
Николя задумался.
— Я кое-что придумал… Нам понадобится ловкость и умение, но ни того ни другого нам не занимать. Мне нужен твой совет. С незапамятных времен у меня сохранилось письмо за подписью начальника полиции, согласно которому мне от имени короля вручались неограниченные полномочия.